Во-первых, абсолютизация и материализация бессознательного, которое, по мнению Адлера, имеет одинаковую с сознанием природу. Бессознательное лишь часть сознания, неподвластная пониманию, невыразимая в ясных понятиях. Бессознательное, вопреки Фрейду, не противоречит устремленности сознания. Сознание и бессознательное соотносятся, по Адлеру, на основе синергетики как противоречащие по смыслу, но устремленные к единой цели, охватываемые единым «жизненным планом» мотивы.

Во-вторых, Фрейд, опиравшийся на естественно-научную, позитивистскую парадигму науки, склонялся к тому, чтобы считать сознание, бессознательное, «я», «оно» вещами особого рода и устанавливать между ними причинно-следственные связи, подобные тем, какие существуют между явлениями природы. Однако, по мнению Адлера, в психической жизни действуют не причинно-следственные, а смысловые связи. «Сила слова» замещает в нашей душе «энергию влечений». Таким образом, «научная онтология» души, психики, как некоего «аппарата», разработанная Фрейдом, вытесняется у Адлера свободой интерпретации. Свобода и целеполагание важнее для него, чем необходимость и причинность. Толкование человеком своих ощущений, представлений, фантазий – это и есть выход в бессознательное. Строго говоря, бессознательного никакого не существует. Мы создаем его каждый раз сами, обнаруживая между идеями и образами новые смысловые связи, которых раньше не замечали. Не прошлое определяет наши поступки и мысли, а стремление к цели, формируемой всем нашим «жизненным планом». Понимание бессознательного как «эвристической функции», «рабочей гипотезы» усилилось в последних работах Адлера. Он не признает в психической сфере жесткого детерминизма. Личность свободна. Индивид является одновременно и художником, и картиной. Основной принцип психики – бессознательная самодетерминация.

При всей важности возражений Адлера против Фрейда, нельзя все-таки сказать, что он во всем прав. Проблемы детерминизма и телеологии, субстанциональности психики – дискуссионны и вряд ли будут окончательно разрешены.

Третье направление критики Адлером классического психоанализа связано с разработкой «это-психологии», то есть выяснением места, значения сознательного «я» и его «корней» в структуре психики. Адлер, в противовес Фрейду, считавшему «я» лишь агентом «оно», производным бессознательного, «нарциссической иллюзией», утверждает первичность «я». «Я» – это фокус всей жизненной конструкции личности, жизненного стиля. В понимании Адлера «я» в значительной степени самодостаточно. Но как же в таком случае оценить степень адекватности внутреннего «образа я» содержанию индивидуальной психики, реальному поведению? Адлер ответил бы на этот вопрос, что нужно искать социально приемлемые интерпретации «я» самим индивидом, не ставя вопроса о том, что собой представляет «я» объективно.

Помимо этих основных, теоретико-методологических возражений Адлер выдвигает против Фрейда множество частных возражений.

Так, Адлер возражает против «пансексуализма» Фрейда. Сексуальное удовлетворение есть функция половых органов. Каждый орган имеет свое особенное самоощущение. Однако возможна, в принципе, сексуализация любого органа, превращение его в эрогенную зону. Переход сексуального (генитального) либидо в оральное и анальное не есть автохтонный процесс, а есть результат воспитания, концентрации внимания ребенка на определенных функциях и органах. Первичная энергия организма не имеет никакой сексуальной окраски, она ощущается просто как мощь, воля, стремление к власти. Какой эмоциональный и смысловой оттенок приобретет эта энергия, зависит от органа, который ею приводится в действие, и объекта, на который направлено действие. Фрейд справедливо отмечал, что сексуальные стремления могут выражаться в фантазиях и сновидениях в несексуальных образах. Но, возражает ему Адлер, несексуальные влечения и чувствования, будь то голод, страх, агрессия, социальное чувство, могут предстать и в сексуальных образах. Если для Фрейда различного рода социальные отношения: материнство, отцовство, братство, сыновство, отношения к светской и духовной власти, супружество – выступают как модификации первичной сексуальности, то для Адлера, наоборот, некое первичное «социальное чувство» трансформируется в различные виды социальных отношений и влечений, в том числе – в сексуальное влечение. В этом вопросе, как и в ряде других, вряд ли можно однозначно согласиться и с Адлером, и с Фрейдом. Истина, скорее всего, лежит где-то посередине.

Более определенно можно выразить солидарность с Адлером, когда он критикует «эдипов комплекс» Фрейда. Тема ненависти, ревности к отцу и инцестуозного влечения к матери, несомненно, может присутствовать в сознании и в бессознательном некоторых индивидов как результат деформации семейных отношений, невротизма или агрессивности кого-либо из родителей, но очень трудно доказать, что эдипова «конфигурация» влечений универсальна. Скорее можно утверждать, что в своих стремлениях к идентификации с отцом и матерью дети обоего пола стремятся как-то согласовать, примирить образы обоих родителей и выдвигаемые ими требования. Они бывают травмированы, когда им предлагают идентифицировать себя с одним из родителей и отречься от другого. Если какая-нибудь болезненная, неуверенная в себе девушка хочет находиться рядом с отцом, это есть стремление находить поддержку там, где она раньше ее находила, – у отца, который всегда будет ее любить, уважать и защищать. Эта девушка может уклоняться от рискованных для ее самолюбия любовных отношений с молодыми людьми и предпочитать общество отца. Но в этом совсем не обязательно усматривать стремление к инцесту.

Иное, чем у Фрейда, понимание структуры психики Адлером приводит его к иным методам терапии. Адлер не подозревал пациентов в попытках обмануть врача, навязать ему некую «рационализацию» вместо искреннего признания. Любовно-дружеские отношения, готовность обсуждать с пациентом его проблемы на основе полного доверия, равноправия и дружеского участия представлялись Адлеру более подходящей основой для излечения неврозов, чем «дистанция» по отношению к пациенту и отвлеченные умствования по поводу его истинных мотивов. Терапия, по Адлеру, – это продолжение воспитания там, где человек уклонился на ошибочный путь. Терапевт должен понять не отдельную причину психической травмы, а весь жизненный стиль пациента, способ решать жизненные проблемы. Не столько внешняя причина служит источником психических отклонений, сколько неадаптированность человека к обществу и, как следствие, использование неподходящих «технологий» в общении с другими, а часто отсутствие каких бы то ни было «технологий», коммуникативной культуры. Индивидуальная психология Адлера с большой осторожностью относится ко всякого рода схемам, классификациям, типологиям. Она не предлагает свода правил лечения для типических случаев. Каждый случай лечения, как и каждый случай общения людей, должны рассматриваться как неповторимые и индивидуальные. Общие правила – это лишь вспомогательные средства. Гораздо важнее для успеха лечения психологическая гибкость терапевта, ощущение нюансов, верность здравому смыслу.

Обратимся к теории самого Адлера, к ее главным идеям. Прежде всего главная «триада»: комплекс неполноценности, стремление к компенсации и социальное чувство. Это три взаимосвязанных, взаимообусловленных и при этом относительно самостоятельных мотива, каждый из которых имеет свое смысловое содержание, силу и эмоциональную окраску.

Комплекс неполноценности, с которого Адлер начал разработку своей индивидуальной психологии, не следует понимать обязательно как нечто патологическое, указывающее на болезнь, ущербность. Неполноценность – нормальное, естественное для человека чувство. Он даже сформулировал афоризм: «Чтобы быть полноценным человеком, надо обладать комплексом неполноценности». Как же это понимать? Первоначально Адлер обратил внимание на факты физиологической неполноценности отдельных органов: ведь ни у одного человека все органы не бывают одинаково хорошо сформированы и развиты. У одного – выносливое сердце, но больной желудок, хорошее зрение, но неважный слух, сильный интеллект, но вялые чувства; у другого – все наоборот. Органы и функции способны в какой-то мере заменять, компенсировать друг друга. Сердце с больным клапаном работает так, что развивает сильную сердечную мышцу. Слабовидящий человек склонен чаще прислушиваться. Но Адлера больше интересует компенсация в рамках одной и той же функции: ребенок со слабым зрением тренирует себя в искусстве рассматривания предметов, человек со слабым слухом напрягает слуховой орган и научается различать самые тонкие различия звуков. Известно, что некоторые художники имели в детстве врожденную близорукость, а композиторы – плохой слух. Великий оратор Греции Демосфен в детстве заикался. Люди, обладающие слабым здоровьем, развивали свои силы и способности, борясь с недугом. Именно они делают обычно самый выдающийся вклад в «культурную копию» человечества.

Кроме физических дефектов, существуют социально-культурные формы неполноценности. Адлер легко обнаруживает их в возрастных, половых, экономических, политических и моральных отношениях.

Возраст – главный и универсальный источник неполноценности. Ребенок – несчастное существо. Ведь он почти во всем зависит от взрослых, вынужден им подчиняться, искать у них помощи. Да и сами детские отношения совсем не идиллические. В них мало нравственности, жалости, долга и много борьбы, эгоизма, напряженности. Даже «энциклопедия» детских прозвищ («Толстяк», «Косой», «Блоха») могла бы раскрыть множество драматических историй. Детство длится долго. Пока человек не повзрослеет, он чувствует себя неполноценным, и это чувство неполноценности сохраняется затем в глубине души на всю жизнь – даже у преуспевающих людей, не говоря уже о неудачниках. Усиление чувства неполноценности связано с вступлением почти в каждую новую возрастную стадию. Очень не уверены в себе подростки. Они вступают в групповую, общественную жизнь, где нет родительской опеки и где надо проявлять ум, быстроту реакции, осведомленность, силу. Среди подростков идет борьба за престиж и лидерство в группе, за успех у противоположного пола. Поражение создает чувство неполноценности. И уж нечего говорить, сколь разочаровывающим, преисполненным униженности и бессилия может быть иногда самочувствие старика – лишенного работы, ограниченного в средствах, больного, потерявшего многих друзей и близких, забытого своими собственными детьми.

Половые отношения также формируют в молодых людях чувство неполноценности. У девочки оно возникает потому, что к ней с самого детства относятся как к существу «второго сорта», ее возможности изначально ограничены, поскольку огромная часть выигрышных, превосходящих социальных позиций занята мужчинами. Но и у молодых людей нередко возникает сомнение, являются ли они «настоящими мужчинами», достаточно ли у них отваги, открытости, ума, свирепости, силы и других качеств, которые связываются с «мужским идеалом». Быть мужчиной означает для большинства быть у власти, быть «наверху», а быть женщиной – значит подчиняться, быть «внизу». Фрейд констатировал неполноценность женщины, связывая ее с женской анатомией и женской «завистью» к фаллосу. Адлер считал, что физиологически и психологически оба пола равноценны – и это должно стать незыблемым принципом воспитания. Неравенство полов он объяснял неравенством «социальных ролей» мужчины и женщины, различием культурных требований к мужскому и женскому поведению. Протест против униженного положения, связанного с полом, Адлер называл «мужским протестом» и подчеркивал, что его можно наблюдать как у девушки, так и у юноши, который боится, что его назовут «бабой», «тряпкой», «девчонкой».