Ясно, что такая психика, находясь в особенном напряжении ради возвеличивания личности, обращает на себя внимание из-за очевидных затруднений при встраивании в общество, в профессиональную сферу и в любовные отношения, не говоря уже об однозначных невротических симптомах. Ощущение, что у него есть слабая точка, овладевает невротиком настолько, что он, сам того не замечая и напрягая все силы, воздвигает защищающую надстройку. При этом обостряется его чувствительность, он научается обращать внимание на такие связи, которые от других людей ускользают, он усиливает свою осторожность, начинает предчувствовать все возможные последствия любого дела или переживания, он пытается «дальше» слышать, «дальше» видеть, становится мелочным, ненасытным, бережливым, старается все больше расширить границы своего влияния и власти во времени и пространстве – и при этом теряет непредубежденность и душевный покой, которые только и гарантируют психическое здоровье и активную деятельность. Все больше усиливается в нем недоверие к себе и к другим; в нем берут верх зависть, злоба, агрессивные и жестокие наклонности, которые должны создать ему перевес над окружающими. Или же он пытается пленить, покорить других людей своим преувеличенным послушанием, подчинением и смирением, которые нередко вырождаются в мазохистские черты; то и другое – и повышенная активность, и преувеличенная пассивность – есть искусные трюки, которые инициируются фиктивной целью: усилением власти, желанием «быть вверху», мужским протестом. Преувеличивая отдельные жизненные проблемы (независимость, осторожность, чистоплотность и т. д.), невротик нарушает связь с жизнью и оказывается на ее бесполезной стороне, там, где мы сталкиваемся с трудновоспитуемыми, с нервнобольными, преступниками, самоубийцами, извращенцами и проститутками.

Кречмер^[13] недавно описал картины душевных расстройств, относящихся к шизотимическому кругу, и они полностью тождественны изображенным мною – настолько, что он сам в одном месте отмечает, что подобные типы иногда можно описать как проявления «нервозного» характера. Тот, кто знаком с изложенными ниже данными о неполноценности органов, без труда распознает в его «шизотимических типах» то же самое. Результаты дальнейших исследований этого автора, особенно данные по физиогномике, могут только радовать. Если они подтвердятся, то врожденную неполноценность органов можно будет буквально считывать с лица пациента. Правда, пессимизм Крепелина^[14], сковывая Кречмера, как и всю современную психиатрию, мешает ему положительно оценить обучаемость людей с органической неполноценностью.

Итак, мы подошли к тем психическим явлениям, обсуждение которых и составит содержание данной работы, – к невротическому характеру. У невротиков нет каких-то совершенно новых черт характера, у них ни одной черты, которую нельзя было бы обнаружить у людей с нормальной психикой. Но невротический характер бросается в глаза и во всеуслышание заявляет о себе, хотя иногда он становится понятным и врачу, и пациенту только в процессе анализа. Невротический характер будто всегда «настороже», он как некий форпост, он словно пытается установить связь с окружающим миром и с будущим. Если представить эти его далеко простирающиеся психические готовности как чувствительные зонды, то становятся понятными борьба невротика с его проблемой, его раздраженный инстинкт агрессии, его беспокойство и нетерпение. Эти зонды как будто «ощупывают» все явления окружающего мира и непрерывно испытывают их с точки зрения пользы или вреда в отношении поставленной цели. Психические готовности настойчиво толкают к скрупулезному измерению и сравнению и, будучи всегда начеку, пробуждают страх, надежду, сомнение, отвращение, ненависть, любовь, всякого рода ожидания, пытаясь защитить психику от любых неожиданностей и от ослабления личностного чувства. Они создают самые периферические двигательные «наработки», они всегда мобильны, всегда готовы предотвратить любое унижение. Эти психические готовности движимы внутренним и внешним опытом, они испещрены следами воспоминаний о пугающих и утешительных переживаниях и преобразовали память о них в автоматизированные навыки. Категорические императивы второго ранга, они предназначены не ради собственного осуществления, но в конечном итоге ради возвышения личности. И они пытаются делать это, помогая прокладывать направляющие линии в беспокойстве и неопределенности жизни, создавать и разделять правое и левое, верх и низ, правильное и неправильное. Обостренные черты характера отчетливо обнаруживаются в невротической предрасположенности детской души, когда они дают повод ко всяким странностям и причудам.

Еще более отчетливо они проступают тогда, когда после какого-то сильного унижения или возникшего вдруг противоречия относительно собственного превосходства предохранительная тенденция шагает еще дальше и вызывает к жизни некие симптомы в качестве новых эффективных трюков. Они многократно отрабатываются по образцам и примерам, и их задача заключается в том, чтобы в любой новой ситуации инициировать борьбу за личностное чувство и создавать видимость победы в ней. Поводом для того, чтобы запустить их в действие, является повышение аффекта и снижение порога раздражимости, по сравнению с нормальной психикой. Само собой разумеется, что невротический характер, как и нормальный, строится из того материала, который изначально имеется в наличии, из психических побуждений и опыта функционирования органов. Все эти привязанные к внешнему миру психические готовности становятся невротическими только в том случае, когда предстоит принять решение, когда внутренняя нужда усиливает предохранительную тенденцию, а последняя более эффективно формирует черты характера и мобилизует их, когда фиктивная цель в жизни становится более догматичной и усиливает соответствующие чертам характера вторичные направляющие линии. Затем начинается гипостазирование^[15] характера, он превращается из средства в цель, что приводит к его обособлению, а своего рода освящение придает ему неизменность и непреходящую ценность. Невротический характер не может приспособиться к реальности, так как он работает на недостижимый идеал; он есть продукт и средство предубежденной, исполненной недоверия психики, которая усиливает его направляющую линию, чтобы избавиться от чувства неполноценности; эта попытка обречена на неудачу вследствие внутренних противоречий или своей ошибочности либо она разбивается о культурные барьеры или права других людей. Как ощупывающие жесты, обращенная назад поза, положение тела при агрессии, мимика являются средствами выражения и передачи информации – точно так же и черты характера, особенно невротические, служат психическими средствами и формами выражения для того, чтобы производить жизненные расчеты, занять какую-то позицию, обрести фиксированную точку в хаосе бытия и тем самым достичь защищающей конечной цели, чувства сверхполноценности, или не допустить провала.

Таким образом, мы разоблачили невротический характер как служащий фиктивной задаче и установили его зависимость от конечной цели. Он не произрастает сам по себе из каких-то биологических или конституциональных первичных сил, а получает направление и ход благодаря компенсирующей надстройке в психике, а также своей схематичной направляющей линии. Невротический характер формуется под прессом неуверенности, его склонность к персонификации есть сомнительный успех предохранительной тенденции. Благодаря целевой установке линия невротического характера приобрела задачу: влиться в линию превосходства, и в результате любая черта характера своей направленностью показывает нам, что она пронизана стремлением к власти, которое пытается сделать из нее безошибочное средство для исключения из жизненных переживаний любого длительного унижения.

В практической части будет показано, как невротическая схема порождает особые психопатологические констелляции, и именно посредством «захватывания» невротическим характером определенных переживаний, то есть посредством невротической жизненной техники.

I. Происхождение и развитие чувства неполноценности и его следствия

В «Учении о неполноценности органов» были сделаны выводы относительно причин, функционирования, внешнего вида и измененных способов работы неполноценных органов, что, в частности, позволило мне предположить наличие компенсации со стороны центральной нервной системы, а вслед за тем углубиться в проблемы психогенеза. В итоге выявились примечательные отношения между неполноценностью органов и психической сверхкомпенсацией, в результате чего я сформулировал фундаментальное положение: ощущения неполноценности органов становятся для индивидуума постоянным стимулом развития психики. В физиологическом аспекте это приводит к усилению – качественному и количественному – нервных путей, причем одновременная изначальная неполноценность этих путей может привести к тому, что их тектонические и функциональные свойства отобразятся в общей картине. Психическую же сторону такой компенсации и сверхкомпенсации можно понять только посредством психологических разборов и анализа.

Подробные описания неполноценности органов как этиологии невроза имеются в более ранних моих трудах, в частности в «Учении…»^[16], об инстинкте агрессии^[17], о психическом гермафродитизме^[18], невротической предрасположенности^[19] и психическом лечении невралгии тройничного нерва^[20]. В настоящей же работе я хотел бы ограничиться теми моментами, которые помогут более глубоко вскрыть отношения между неполноценностью органов и психической компенсацией и имеют значение для проблемы невротического характера. Обобщая, подчеркну, что описываемая мною неполноценность органов заключает в себе «незрелость тех или иных органов, остановку в их развитии, которая часто может быть доказана, гистологические или функциональные дефекты, нарушения их функций в постфетальном периоде, а с другой стороны – усиление тенденции роста, что обусловлено необходимостью компенсации и корреляции, часто – усиление функций, но также и фетальный характер органов и систем органов». В каждом случае, при наблюдении за детьми или сборе анамнеза у взрослых, легко доказать, что наличие неполноценных органов рефлекторно воздействует на психику ребенка – понижает его самооценку и повышает степень его психологической незащищенности; но именно из-за этой заниженной самооценки разворачивается борьба за самоутверждение, которая принимает куда более острые формы, чем можно было бы ожидать. Когда компенсированный неполноценный орган активизирует свою деятельность количественно и качественно, и при этом задействуются защитные средства – и его собственные, и всего организма, предрасположенный ребенок, испытывающий чувство неполноценности, извлекает из своих психических возможностей порой поразительные средства для усиления ощущения собственной значимости, и среди этих средств в первую очередь нужно особо отметить невротические и психотические.

Идеи о врожденной неполноценности, патологической предрасположенности и слабости конституции уже появляются в научной медицине. И если мы отказываемся здесь рассматривать многие значимые достижения – несмотря на то что они зачастую содержат в себе фундаментальные точки зрения, – то только по той причине, что они лишь констатируют взаимосвязь между органическими и психическими заболеваниями, но ни в коей мере не объясняют ее. В частности, это все взгляды на патологию, опирающиеся на общее понятие дегенерации. Гораздо дальше идет Штиллер^[21] в своем учении об астеническом габитусе: он уже пытается установить этиологические связи. Г. Антон^[22] в своем учении о компенсации слишком ограничивается системой корреляций в рамках центральной нервной системы; однако все же он и его талантливый ученик Отто Гросс^[23] предприняли достойные внимания попытки лучше понять на этой основе картины психических состояний. Брадитрофия Бушара^[24], экссудативный диатез, описанный Понфиком^[25], Эшерихом^[26], Черни^[27], Моро^[28] и Штрюмпелем^[29] и объясненный как болезненная готовность, инфантильный артритизм Комби, ангионевротический диатез Крейбиха, лимфатизм Хойбнера^[30], статус тимико-лимфатикус^[31] Палтауфа^[32], спазмофилия Эшериха и ваготония Гесса – Эппингера^[33] – все это успешные попытки последних десятилетий связать картины болезненных состояний с врожденной неполноценностью тех или иных органов. Все эти попытки объединяет намек на наследственность и инфантильные особенности. И хотя сами эти исследователи подчеркивают, что границы между описанными предрасположенностями весьма зыбкие, трудно отделаться от впечатления, что тут схвачены примечательные типы, которые со временем будут отнесены к одной большой группе – группе минус-вариантов^[34].