Судя по рассказам, бабка действительно была не в себе. Однажды она устроила пожар на общей кухне, в котором, к счастью, никто не пострадал. Лишь над окном осталось темное сажевое пятно. Как оказалось, бабуля решила сварить какое-то зелье для изгнания злых духов из общежития, которыми, по ее словам, оно кишело. Рецепт варки предполагал сожжение пучка высушенной полыни и добавление пепла в зелье. Бабка подожгла подготовленный заранее букет и принялась размахивать им во все стороны, действуя на опережение, ведь злые духи готовились к защите от волшебного зелья, а получили внезапный превентивный удар в виде огня и дыма. Естественно, она подожгла занавеску, которая вспыхнула моментально. Судя по состоянию и внешнему виду нынешней занавески, подозреваю, что ту тоже ни разу не стирали: пропитанная всевозможными маслами и прочими жирными продуктами жизнедеятельности человека на кухне, горела она великолепно.

Первым на пожар примчался Самохин. Быстро оценив ситуацию, он шваброй сбил на пол горящую занавеску вместе с гардиной и принялся топтаться по ним, крича на весь этаж: «Воды! Воды!» Почуяв неладное, из комнат подтянулись и другие жильцы. Общими усилиями пожар был потушен, а бабка, что интересно, сделала вид, что это ее совсем никоим образом не касается. Переодевшись в другую одежду, она вернулась на кухню и принялась доваривать зелье. Все упреки со стороны жильцов она игнорировала, продолжая бубнить себе под нос про злых духов, которые чуть не сожгли их общее жилище и которых непременно нужно изгнать.

По словам Коли, иногда в голове бабки все же прояснялось, и какое-то время она могла вести себя вполне адекватно, но потом, видимо, наступало обострение, и она снова заводила старую пластинку про духов. Когда я слушал эти истории, мне было очень смешно, но потом я впервые увидел Темного в углу своей комнаты, и сумасшествие старой женщины перестало казаться для меня очевидным. Кто знает, что мерещилось одинокой старухе? А она точно была одинокой. Ни Коля, ни я, ни кто-либо еще из жильцов ни разу не видели, чтобы кто-то приходил к ней в гости. Да и сама она редко покидала общежитие, разве что сходить в магазин или подышать свежим воздухом на скамейке во дворе. Старость – определенно не радость.

Отсутствие бабули мы заметили не сразу. Наверное, жильцы так устали от ее выходок, что некоторое время просто наслаждались относительной тишиной на этаже. К слову, бабуля любила шуметь только вне своей комнаты, поэтому мне, как ее соседу, она не доставляла никаких неудобств. На одном из общих собраний кто-то поинтересовался местонахождением бабки – и оказалось, что ее не видели в общежитии уже около двух недель. У кого-то даже нашелся номер ее телефона, но на том конце «провода» говорили, что аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия Сети. Все встревожились не на шутку и принялись стучать в металлическую дверь ее комнаты, которая оказалась запертой на ключ. Успокоил всех Коля, опоздавший на собрание, который вспомнил, что не так давно ему пришлось около получаса провести наедине с бабулей у подъезда – он ждал доставщика пиццы, а она сидела на скамейке. По его словам, бабка сначала костерила всех соседей почем зря, а потом внезапно решила посвятить его в свою биографию. Оказалось, что где-то под Краснодаром живет ее сын, с которым она почему-то не общалась на протяжении последних лет. Бабуля очень кручинилась по этому поводу и поделилась с Колей своими переживаниями – мол, ей скоро помирать и может так случиться, что сына она больше никогда не увидит, а переходить в иной мир с обидой на плечах негоже – могут в рай не пустить. Поэтому надо бы к сыну съездить напоследок да помириться с ним. Контактов сына, чтобы проверить эту версию, естественно, ни у кого не оказалось, поэтому все единогласно решили, что она звучит вполне правдоподобно, и разошлись по комнатам. С тех пор бабку никто не видел, но переживала по этому поводу лишь Шаповалова, потому что счета за общедомовые коммунальные услуги комнаты номер 203 никто с тех пор не оплачивал, а комната находилась в собственности бабули. Про бабку иногда вспоминали, обсуждая ее долгое отсутствие, но обычно все сводилось к двум версиям – либо она осталась у сына, либо уже давно померла и донимает сейчас ангелов приготовлением зелий для изгнания злых духов из ада. Придерживающиеся этой версии очень надеялись на то, что она еще не спалила рай к едрене фене.

Отсутствие соседей хотя бы с одной стороны, безусловно, радовало меня, если бы не высокодецибельное семейство Романовых, которое насыщает меня шумом сразу за две комнаты.

Однажды мне в голову пришла гениальная мысль. Я подумал, что если смогу найти старушку, то смогу уговорить ее поменяться комнатами. А что? В своей она не живет, а площадь комнат одинаковая. Не думаю, что состояние ее жилища слишком уж отличается от интерьера моей берлоги, поэтому обмен был бы равнозначным. Конечно же, я купил бы ей каких-нибудь конфет или что там обычно покупают бабушкам, которые меняются недвижимостью. Не уверен, что я совсем перестал бы слышать Романовых, но они определенно стали бы звучать глуше.

С этой идеей я подходил к Шаповаловой, чтобы узнать номер телефона бабули. Она сказала, чтобы я не выдумывал и не занимался дуростью, но номер дала. Он по-прежнему был выключен. В шутку я предложил вскрыть комнату бабушки и заселиться в нее самостоятельно, раз уж она ей не нужна. К моему удивлению, Надежда Ивановна ненадолго задумалась, но потом все же мотнула головой и сказала, что это самоуправство и вообще уголовная статья за проникновение на частную собственность, а она не планирует в ближайшее время никуда переезжать, даже при условии, что на новом месте жительства будут бесплатно кормить.

Вскоре я забыл о своей глупой идее по поиску бабули, но иногда эта мысль все же всплывала в моем сознании – чаще всего по утрам, когда за стеной просыпалась Верка, а Коля, громыхая, как слон в посудной лавке, начинал выполнять указания жены по смене пеленок, приготовлению детской смеси и исполнению прочих родительских обязанностей.

В дверь снова постучали. По характеру стука я определил, что это точно не Шапоклячка и не Коля. Каждый из них обладал своим неповторимым стилем стука. На этот раз на пороге стоял Самохин и как-то по-детски переминался с ноги на ногу.

– Извини, парень. Вспылил, – проговорил он.

– Да бросьте, я же все понимаю.

– Просто женщина все-таки и… – его взгляд метнулся к моим улыбающимся глазам. – Что ты там понимаешь.

Это был вопрос.

– Ну… Все понимаю, – повторил я, хотя уже не был уверен ни в чем.

– Ты мне здесь голову не морочь. Понимает он…

Самохин начал надуваться, как гадюка перед броском. Его нижняя челюсть заходила ходуном, дыхание участилось, а руки никак не могли найти себе применение, поэтому то лезли в карманы, то скрещивались на груди.

– Не сметь называть Надежду Ивановну… Не иначе кроме как Надеждой Ивановной. Уяснил.

– Андрей Андреевич, я это еще десять минут назад уяснил. Вы зачем пришли?

– А потому что, – подвел итог Самохин и, развернувшись, шагнул в свою комнату, хлопнув напоследок дверью.

Я снова посмотрел на трещину на потолке коридора и подумал о том, сколько удивительного и необъяснимого происходит вокруг нас, а мы совсем этого не замечаем. День только начался, а мир уже подкинул мне две таинственные загадки – откуда на потолке взялась трещина и зачем приходил Самохин? Решив, что эти вопросы не имеют ответа, я закрыл дверь в свою комнату и подошел к окну. Дождь почти закончился, сидеть в общежитии не было никакого желания. Я взял со стола телефон и позвонил Але.

С Алей мы познакомились пять лет назад. Именно с этой фразы обычно начинаются все истории любви. Человек расплывается в ностальгической улыбке, откидывается на спинку кресла, закидывает ногу на ногу и, пожевывая губу и уперевшись взглядом куда-то в потолок или вдаль при отсутствии потолка, начинает долгую историю, которая обычно заканчивается словами: «И с тех пор прошло двадцать, тридцать, пятьдесят лет, а мы все еще вместе». Затем следует влюбленный взгляд героини рассказа, сидящей рядом, и какая-нибудь ее ехидная фразочка вроде: «А могла бы и за Ваську замуж выйти. Помнишь, как он за мной бегал?». Мужчина делает пренебрежительный жест рукой, мол, какой там Васька, когда есть я, а затем игриво щиплет свою женщину за коленку. Все смеются, и все счастливы. Моя история не так романтична. В первую очередь из-за того, что хоть мы с Алей и знакомы почти пять лет, девяносто девять процентов этого времени мы не общались и даже не виделись.

В тот день я просто зашел в уличное кафе, чтобы купить бутылку воды. Никогда в жизни – ни до, ни после этого случая – я не покупал воду в уличных кафе, но в тот день почему-то сделал именно так. За барной стойкой стояла Аля, тогда она еще была студенткой, было лето и она подрабатывала барменом после сессии. Влюбился ли я в нее? Наверное, да. По крайней мере, тогда мне показалось именно так, потому что я тут же почувствовал некоторые ощущения внутри себя, которые банально и однотипно описываются в дешевых романах – сердце забилось, внезапный жар в животе сменился резким холодом, а ладони вмиг стали влажными.

В кафе не было посетителей, поэтому обстановка располагала к знакомству. У меня с этим делом всегда были большие проблемы – при виде красивой девушки я в один миг превращался в Буратино, но не того, который веселится и поет песенки, а в того, который деревянный. Удивительно, но в тот день слова из меня лились рекой – я шутил, мило улыбался и всячески пытался произвести впечатление на Алю. И, кажется, это у меня получилось. Она искренне смеялась, поправляя локон волос, падающий на лицо, клонила голову набок и всячески подтверждала правоту автора учебника по психологии делового общения (предмет именно с таким названием был в моем расписании на втором курсе университета): женщину нужно рассмешить, и полдела сделано. Другими словами, я понравился Але, а она понравилась мне. Естественно, эта встреча должна была закончиться если не свиданием в тот же вечер, то хотя бы обменом номерами телефонов. Не произошло ни того ни другого. Когда я так разошелся, что предложил Але бросить свою работу прямо сейчас и пойти со мной гулять по городу и есть мороженое, она с милой улыбкой окатила меня ушатом холодной воды, сказав, что вряд ли ее отпустит на такую прогулку ее парень. Несколько секунд я молча смотрел на нее, почему-то больше всего на свете переживая о том, чтобы не показать ей свое разочарование и не выдать какую-нибудь дурацкую шутку в стиле: «Парень не стенка – подвинется». И все же я ее выдал. Аля шутку не оценила, а только развела руками, как бы говоря, что такова жизнь. В тот момент мне хотелось провалиться под землю от стыда и неловкости ситуации, в которой я оказался. Выручил меня кто-то из друзей, который в этот момент решил позвонить мне на мобильник. Воспользовавшись неожиданным звонком, я на прощание махнул рукой Але, изобразив на лице что-то вроде: «Я бы еще с тобой пообщался, но извини – дела», и вышел из кафе, чтобы больше никогда в него не вернуться.

Аля долго не выходила из моей головы. Долго, по меркам времени, когда тебе немного за двадцать, – это примерно месяц. Я думал о ней, но все мои мысли сводились к тому, что думать о ней бессмысленно и даже вредно. Я не был одним из тех парней, которые любыми путями получают желаемое, особенно когда дело касалось девушек. Мне всегда казалось, что если девушка прямо говорит, что у нее есть кто-то, то этого достаточно, чтобы забыть о ней. Выжидать удобного случая или, наоборот, идти нахрапом, пытаясь отбить ее, – все эти глупости были не для меня. В конце концов, если кто-то увел у кого-то девушку или даже жену, это повышает шансы на то, что когда-нибудь ее смогут увести и у него самого, а в эту ситуацию мне попадать совершенно не хотелось.

Повздыхав немного об истории любви, которая закончилась не начавшись, я продолжил жить своей обычной жизнью. Закончил институт, устроился на работу, переехал в свою комнату. Воспоминания об Але совсем стерлись из моей головы, а жизнь очень не любит, когда что-то забывается – на все случаи у нее есть бэкап, чтобы в нужный момент выудить из памяти то, что давно покрылось пылью.