Карлис приказал своим отвести (А точнее – буквально отнести!) несчастного парня к себе домой.

Где служанки, тоже проснувшиеся от криков, отпоили того горячим чаем. И сам Карлис не придумал ничего лучше, как добавить туда, в горячий напиток, добрую порцию рома.

Так что через пяток минут отошёл молодой Вентс Юганс, оказавшийся учеником башмачника, и смог достаточно внятно изложить, что с ним случилось.

Задал ему на сегодня самостоятельной работы его мастер, Зигмундс Бекер. И был это вроде как выпускной экзамен. Только вот не задалась у Вентса заданная пара башмаков, и понадобился ему новый кусок кожи. Вот и пришлось взять все деньги, и идти к кожевенных дел мастеру, Эдгарсу Аболсу – благо, жил тот через две улицы, на улице Вестурес.

Ну а по дороге он и встретил!..

Что именно, или там – кого, чётко описать Вентс не смог. Помнил только высоченную и огромную в ширину фигуру в белом как бы – балахоне. И потребовала фигура у него, чтоб покаялся он! Немедленно! Замогильным таким голосом потребовала. Ну а Вентс упал на колени, и принялся – молиться и каяться! Поскольку наслышан был о сегодняшнем «пророчестве».

Однако фигуре такой оборот дел явно не понравился. Потому что она сказала:

– Будешь делать это дома. Ну а сейчас давай мне за искупление своей души – все деньги, которые у тебя с собой!

Отобрав деньги, подошедшая фигура легко подняла Вентса за шиворот вверх, чуть не до второго этажа домов, и изрекла:

– Впредь не попадайся мне! Во второй раз я пойму, что не внял ты моим предупреждениям не грешить. И по ночам не ходить!

После чего призрак опустил на грешную землю перепуганного подмастерье, и неспешным шагом удалился, скрывшись за углом.

Приказал Карлис уложить напуганного и всё ещё вздрагивающего беднягу в чулане, на старых пальто и шубах, а сам отпустил спать всех своих. Сам же вернулся в спальню.

Рассказал сидевшей на краю постели бледной жене о том, что случилось. Жена фыркнула:

– Вот уж невидаль! Просто новый способ грабить наших ни в чём не повинных горожан! Не удивлюсь, если старуха Инара у него на содержании!

– У кого – него?

– У этого здорового и сильного бандита! Никакой он не призрак! Призракам деньги не нужны! Особенно – призраку Феддера. Уж тот был – настоящий святой! И бессеребренник!

Вынужден был согласиться Карлис, что в словах Берты есть рациональное звено. Он, если честно, и сам думал, что произошедшее – банальный грабёж. Только закамуфлированный под «чудо».

Так что наутро доложил он о произошедшем на его территории случае бургомистру. И о своих соображениях и подозрениях доложил.

Ото Пурвитис, надо сказать, отличался набожностью. Но и – сугубо практической смёткой. И дал начальнику рынка такие указания:

– Сегодня возьмёшь десять моих гвардейцев из стражи. Я вечером проинструктирую их сам. И прикажу им взять арбалеты. Разместишь их в своём доме, у входа. Пусть спят посменно. Ну а если снова услышите крики – пусть мои люди окружают весь квартал, и безжалостно стреляют во всё, что покажется белым и подозрительным!

Задачу пришедшим вечером к нему в дом Карлис повторно объяснять не стал. Уложил пятерых на подготовленных лежаках с матрацами из соломы, а остальных усадил играть в карты, за большой струганный стол, у входной двери. Еды приказал дать, а вот из напитков – только чай.

И призрак Феддера не подкачал: в полвторого ночи снова раздались истошные крики! На этот раз – на улице Скарню, почти рядом с домом Карлиса!

Гвардейцев как ветром сдуло: во всяком случае, к тому моменту, когда Карлис, мгновенно натянувший штаны и камзол, сбежал вниз, их и след простыл! Но дело своё они знали: не прошло и минуты, как до выбежавшего на улицу Карлиса донеслись их ругань и выкрики!

Прибежав на эти звуки, он обнаружил лежавшего на мостовой помощника пекаря, Гунарса Далматиса, и стоявших вокруг него кружком гвардейцев.

Правда, как выяснилось, операция по задержанию или уничтожению «призрака» ничего не дала. Действительно, на улице Пилс двое гвардейцев обнаружили быстро удалявшуюся фигуру в белом, огромного роста, и движущуюся быстро. Однако ни на крики ни на приказы остановиться она не реагировала!

Пришлось, подбежав поближе, разрядить в неё свои арбалеты!

Однако стрелы со звеньканьем отскочили от призрака – словно был тот бронированным! А фигура повернулась к ним, и подняв руки, заорала поистине громовым голосом:

– Вот вас я сейчас и заберу с собой прямиком в пекло!

И поскольку она действительно направилась к ним, а арбалеты заряжать долго, сочли за лучшее храбрые воины ретироваться. А преследовать попытались только когда собрались уже все вместе.

Да где там!

Пропал бесследно стрелонепроницаемый призрак!..

Отправились досыпать Карлис и его «бравое» воинство.

На утро вновь рассказал о произошедшем Карлис бургомистру.

Тот покачал головой. Поцокал языком:

– Стрелы – отскакивали, говорите?

– Именно! И затупились!

Но тут вошёл первый помощник бургомистра, Вильгельм Пешкенс:

– Позвольте доложить, ваше превосходительство?

– Ну, что там у тебя?

– Тут пришёл наёмник, именем Адамс Бэлс, и хочет вас видеть. Говорит, что знает, как справиться с нашей новой напастью!

– Пригласи!

Вошедшего, если честно, Карлис испугался. Настоящий… Пират!

И сразу видно: человек знает себе цену, и умеет подать с лучшей стороны: недаром задержался в дверях: чтоб уж «оценили» его фигуру и оскал!

Одноглазый, с широченными плечами, с широким повидавшим виды кожаным поясом, за которым имелся целый арсенал ножей – очевидно, для метания. Ещё к поясу вместо привычной сабли была приторочена здоровущая палица, из дуба. На конце вся утыканная острыми стальными шипами. Но больше всего пугало лицо: казалось, это лицо прирождённого убийцы. Действительно – наёмника.

Однако бургомистра смутить было не так просто:

– Проходите, уважаемый Адамс. Садитесь. Мы с начальником рынка, Карлисом Эгле, – жест в сторону чуть поклонившегося Карлиса, – вас внимательно слушаем.

– Приветствую и вас, уважаемые господин Пурвитис и господин Эгле. А дело у меня простое: вы от имени города нанимаете меня, и платите сто десять гульденов – именно гульденов, на другую валюту я не соглашусь! – и я избавляю ваш город от… Скажем так: докучливого ночного гостя!

Некоторое время бургомистр молча барабанил пальцами по столешнице из морёного дуба. Затем спросил:

– Торг – уместен? И почему именно – сто десять?

– Торг не уместен. А сто десять – потому, что сто уйдёт на собственно работу, а десять – на свечи в костёле. Я хочу их поставить… Для того, чтоб заручиться поддержкой соответствующих святых!

Выдержав паузу с полминуты, Ото вздохнул:

– Договорились.

Договор скрепили рукопожатием.

На ночь Адамс, с разрешения Карлиса, тоже остановился у него. Однако ни спать, ни во что-нибудь играть наёмник не стал. Просто сидел перед дверью, ожидая криков, и поглаживая ладонью по рукояти палицы.

И крики не заставили себя долго ждать! Около полуночи, буквально за несколько минут до того, как стали бить часы на башне, они раздались! Истошные, типично женские!

И Карлис, так и не раздевавшийся в эту ночь, и сидевший, ожидая, на стуле в своей спальне, ринулся вниз, и – за Адамсом!

Однако успел только к самому концу схватки. У ног огромной белой фигуры распростёрлась действительно женщина (Как позже выяснилось, это была швея Эмилия Силиня.), потерявшая сознание от страха, но успевшая к счастью, истошно заорать. А над ней странные противники танцевали странный танец.

Ну, это сначала он показался Карлису – танцем. А приглядевшись, он понял, что примеряются друг к другу «танцующие», и ждёт удобного момента Адамс!

И момент настал, когда с угрожающим рёвом протянул свои руки-клешни к его горлу призрак Феддера!

Тут со страшной силой обрушил на то место, где у призрака должна была находиться голова, Адамс! Вот теперь по достоинству оценил Карлис толщину его бицепсов. И умение владеть «примитивным» оружием…

Потому что раздался страшный треск, словно лопнула здоровенная тыква! И, в-принципе, так и оказалось…

Потому что упал наземь со звоном от, как оказалось, находившейся под балахоном кирасы, странный призрак. Как подкошенный, рухнул прямо к ногам «пирата».

А когда подошедший Карлис помог Адамсу снять белый когда-то, а сейчас быстро чернеющий от крови балахон, под ним обнаружился…

Просто очень крупный мужчина! С перекошенным лицом с выпученными глазами и раззявленным ртом. И с расколотым черепом.

А приглядевшись внимательно, в свете факелов подбежавших из казармы стражников, понял Карлис, что это – старший сын старухи Инары.

Награду Адамсу выплатили в то же утро. И действительно: на десять гульденов накупил тот свечей, и поставил: святой деве Марии, святому Михаилу, и архангелу Гавриилу.

Старуху Инару приговорили за подстрекательство, и соучастие в особо опасных преступлениях, к отрезанию языка, вырыванию ноздрей, а затем – колесованию. На той самой площади, где она просила милостыню, и «пророчествовала». И её и её сынка Хайнриха похоронили за пределами кладбищенской ограды, в чистом поле, у перекрёстка.

И, по слухам, ездить в тех местах и по тем дорогам после захода солнца – небезопасно.

Появляется там перед новолунием призрак: то ли Феддера, то ли Хайнриха. Но до сих пор почему-то никто особо не рвался выяснить – кого именно…

12. Гном.

Случилась эта история при бургомистре Альфредсе Руксе.

Жили тогда на улице Скарню двое маленьких детишек-близняшек: Эмилия и Оярс Скайдрите. Отца у них убили на войне, когда они только ещё родились, а мать умерла от чахотки, когда малышам было по три года.

И взяла их тогда к себе тётка, Силвия Шепскис. Сама она тоже была не из богатых, и зарабатывала стиркой и глажкой одежды, как и мать Эмилии и Оярса. Однако хотя она и старалась как могла заменить близняшкам родную мать, слишком много времени и сил уходило у неё на работу. Так что тоже чахла она прямо на глазах, и скоро, через ещё два года, умерла. Правда, оставив племянникам в наследство маленький домик: всё, что в своё время оставил ей муж, Гуннарс Шепскис. Которому дом тоже достался от отца, а тому – от деда. Бывшего когда-то довольно важной шишкой: смотрителем порта.

По завещанию Силвии всё её движимое и недвижимое имущество переходило к Эмилии и Оярсу. Вот так, в пять лет, близняшки и остались, пусть и владельцами собственности, но абсолютно без родственников, которые могли бы за ними присматривать, и заботиться, и средств к существованию. Эмилия к тому же была хроменькой: её левая ножка пострадала при родах. И хотя Оярс и пытался подрабатывать на рынке, разносчиком, посыльным, и водоносом, этого едва хватало, чтоб выплачивать муниципалитету налоги на имущество, и на корочку хлеба.

А однажды выдалась настолько неудачная неделя, что ему нечего было и домой-то принести из еды.

Похромала тогда Эмилия к соседу-лавочнику, Кроллису Атису, державшему хлебную лавку и пекарню через дом от дома детишек. Стала объяснять: так мол и так, брат за неделю почти ничего не заработал, и мы уже третий день сидим абсолютно без хлеба. А не дадите ли нам в долг краюху? Ведь до этого мы никогда ни у кого ничего не занимали – отдадим непременно. Как только появятся деньги!

Лавочник наорал тогда прилюдно, прямо при пяти-шести клиентах-покупателях, на малютку: типа, мол, раз хромаешь, значит, надеешься, что я стану размазнёй и идиотом, и поверю в твою сказочку насчёт «отдадим»! Дескать, если б я раздавал вот так, без гарантий под какую-нибудь собственность или вещь в залог, хлеб в кредит – так уже через пару лет просил бы милостыню на улице! Ну а ты – взрослая деваха. Так почему бы тебе не помочь брату, и действительно – не сесть где-нибудь на ратушной площади, и не просить, вот именно, милостыню?!