Госпожа Ловен не удивилась, узнав, что я съезжаю. Эта незаурядная дама не удивлялась вообще ничему, потому и дожила до девятого десятка в добром здравии. Мы немного поспорили о расчёте, в результате я победила и заплатила только за три последних недели. Вещей у меня набралось на небольшой саквояж, остальное было настолько жалким, что забирать его с собой не имело смысла. Вечер всё равно прошёл в разъездах. Сначала в контору по найму, оформить договор и внести аванс, затем в участок Прибрежного квартала – зарегистрироваться по месту жительства, после в старый участок – сообщить, что выбыла… С наступлением темноты дождь утих, фонари превратили город в бесконечный загадочный лабиринт из мерцающих огней. На Сермяжной я отпустила извозчика.

– Эх, госпожа Мур-Мур, – вздохнул он. – Покидаете нас, стал быть.

– Вы запомнили адрес? – я заговорщицки подмигнула. – Речная, дом двадцать семь.

– Дык у вас таперича расценки повырастают – вона какие хоромы содержать надо.

– Передайте всем: для моих знакомых цена останется прежней – четвертак за вопрос.

Извозчик просиял и укатил. Мне тоже стало грустно: за год в Сытном квартале я привыкла к его размеренному ритму. Пусть ни с кем особо не сдружилась, но и не чувствовала себя совершенно чужой. Дежурный у входа, совсем молодой парень, из новичков, распахнул передо мной дверь:

– Шикуете, госпожа Мур-Мур?

– Переезжаю.

– Жаль, – пригорюнился парень. – Не видать нам больше премий.

– Вы и без меня прекрасно справитесь, – улыбнулась я.

Заполнение документов заняло четверть часа – не потому, что я долго возилась. Каждый в участке счёл своим долгом подойти и пожелать удачи на новом месте, под конец я окончательно растрогалась. А затем дверь распахнулась, и влетел Рен, без долгих предисловий ухватил меня за руку и поволок к выходу. Я еле успела подхватить шарф и перчатки.

– Ты что творишь, Мур-Мур? – зло выпалил он. – Прихожу к тебе домой, старая карга говорит: ты съехала! Ни записки, ни-че-го!

– Тебе бы обязательно доложили, господин капитан, – съехидничала я. – Как порядочная ведьма я уже известила службу о перемене адреса.

– Зараза ты, а не ведьма, – проворчал Рен. – Ловен сказала, к тебе приходила подозрительная девица, после чего ты пропала. Неужели так сложно было черкануть пару строк?

Оглянувшись на улыбающихся участковых, я сама потащила Рена на улицу. Не люблю разговаривать там, где полно любопытных ушей.

– Ого, какая прыть! – поддел меня он. – Ты так торопишься со мной уединиться?

– Прямо в точку! – восхитилась я. – Приглашаю тебя на свидание в ресторан Крузо́, возражения не принимаются. Ты же у нас завидный жених, чего бы за тобой не поухаживать?

– Обожаю, когда за мной ухаживают, – Рен изобразил улыбку от уха до уха и шутовски выставил локоть. – Проматываешь деньги мутного типа?

– Попрошу повежливее отзываться о моём непосредственном начальнике! – возмутилась я.

Улыбка Рена погасла, словно загасили фонарь.

– Ты что… поступила к нему на службу?

– Прибереги этот тон для моих похорон. Совье предложил мне огромные деньги.

– Сколько? – с нажимом спросил Рен. – Почём у нас нынче принципиальность?

– Пятьсот злотых в месяц.

– Я выбил бы для тебя не меньше! – ребро ладони резануло воздух. – И ты это знаешь!

– Ты…

– Я год тебя уговаривал! – на бледных щеках Рена загорелись яркие пятна гневного румянца. – Год! А этому… особисту понадобился день!

– Час, – уточнила я. – Или даже быстрее. Ты в состоянии меня слушать или надо подождать, пока у тебя перестанет валить пар из ушей?

– Жадная, продажная, меркантильная ведьма! – Рен насупился и отвернулся.

– А я тебе жареной печёночки закажу, – вкрадчиво предложила я. – С лучком.

– Не подлизывайся.

– Печень с румяной корочкой, колечки золотистого лука и отварная картошечка, – я искушающе причмокнула. – И медовухи две… нет, три кружки!

– И огуречный салат, – буркнул Рен.

Этот ресторан был поприличнее, чем заведение госпожи Ливью, и часть столиков от зала отделяли перегородки – тоненькие, но лучше, чем ничего. В общем гуле подслушать нас можно было, только подойдя к столу вплотную. Я заказала на двоих: вряд ли вкусы Рена изменились со школьных времён. Подавальщица принесла медовуху в запотевших стеклянных кружках и тарелку с квашеной брусникой на закуску. Свою кружку Рен осушил залпом, после чего поднял на меня тяжёлый взгляд:

– Давай, оправдывайся, ведьма.

Чётко, не спеша я перечислила все условия, которые вписала в договор Совье. На последнем пункте о возможности дополнительных услуг Рен грязно выругался.

– Где ты научился так сквернословить? – вздёрнула я бровь. – Учитель велел бы тебе вымыть рот с мылом.

– Учитель был святым человеком, не удивлюсь, если на Небесах он пирует за одним столом с Богами. А я всего лишь недоделанный ведьмак, у которого из-под носа увели ценного сотрудника.

– Рен, Особая служба и Розыскное управление часто работают вместе. К тому же ты по-прежнему всегда можешь рассчитывать на меня.

– Если этот чёртов Совье не загрузит тебя работой так, что ты будешь еле доползать до кровати. Кстати, куда ты переехала?

– Речная двадцать семь, квартира шесть.

Рен чуть не уронил кружку, после чего расплылся в улыбке:

– Мур-Мур, провидение таки существует! Признайся, ты ко мне подбиваешь клинья? Иначе зачем тебе снимать соседнюю квартиру?

– Что?! – я поперхнулась медовухой.

– Я живу в этом доме! – расхохотался Рен. – Уже второй месяц! Получил повышение и сразу переехал! И ладно бы просто в доме, но у меня седьмая квартира, можем через стенку перестукиваться, как в школе.

– Сегодня же съеду! – пообещала я в запальчивости, после чего вспомнила о заплаченном авансе. Деньги мне не вернут, а на оставшиеся я ничего приличного не найду. Клянчить у Совье – совестно, нельзя начинать работу с попрошайничества. Ладно, поживу месяц, там будет видно. С досады я не заметила, как допила медовуху. Принесли печёнку, пахнущую так, что можно было захлебнуться слюной.

– Ещё медовухи, красавица, – прищёлкнул пальцами Рен.

Подавальщица улыбнулась, кокетливо поправила осветлённый до цвета соломы локон и пошла, виляя бёдрами.

– У тебя дурной вкус, – фыркнула я.

– Куда уж мне, – от плохого настроения Рена не осталось и следа. – Пастуший сын, не чета бла-агородным! Мур-Мур, а давай напьёмся? Завтра воскресенье, у меня выходной.

– Напивайся, – хмыкнула я. – Но пока ты трезвый, хочу рассказать тебе о той подозрительной девице, которая приходила к Ловен. Это Кора.

– Кора? – он подался вперёд. – Какая Кора?

– Кора Эльрен, любовница моего мужа, которую он приставил ко мне горничной, – бесстрастно поправила я. – Наплела с три короба, что одна-одинёшенька на всём белом свете и мечтает прислуживать мне по-прежнему.

Глаза Рена расширились от изумления:

– Любовница?!

– Ты каждое слово собрался переспрашивать или у тебя ещё и со слухом проблемы? – вспылила я. – Да, мой горячо любимый супруг все десять лет нашего брака и черт-те сколько до него спал с Корой. В жёны он её никогда бы не взял: зачем ему дочь мелкого аристократа без приданого и связей? А для постельных утех сгодилась. Представь, как их забавлял тот факт, что я искренне считала Кору своей лучшей подругой.

– Я говорил тебе, – Рен стиснул пальцы, – учитель говорил тебе, Ми́рен говорила тебе… Дело не в том, что девушка из простой семьи не пара высокородному, а в том, что Веррен был лживой дрянью!

Его кулак опустился на стол, тарелки с жалобным звоном подпрыгнули:

– Ты нас обвинила в зависти, мол, мы не хотим тебе счастья! Лучшая Пряха Шерры! Этот козёл обязан был пылинки с тебя сдувать, а он предал при первой же возможности!

На нас начали коситься. Я закусила губу. Что я могла возразить? Да, предал. Да, не особенно-то и любил, если вообще любил. Да, я совершила глупость… Глаза защипало. Клятая медовуха, коварная штука, развозит с неё знатно. Влепить бы Рену пощёчину, как одиннадцать лет назад, бросить на стол деньги, развернуться и уйти… Подавальщица принесла ещё кружки, я протянула руку.

– Мур-Мур, – горячая ладонь накрыла мою, – прости. Чёртова медовуха, развязывает язык. Чего теперь, задним умом мы все крепки. Взять бы тогда тебя за шкирку да встряхнуть хорошенько, чтобы туман развеялся. А я вспылил, дурной молокосос.

– Этот туман называется первой любовью, – я усмехнулась сквозь слёзы. – Пыль и самообман. Ничего бы ты не сделал, Рен. Если уж учитель не убедил… Давай и впрямь напьёмся. Может, мы с тобой единственные выжившие Пряхи, это стоит отметить.

– Ты – Пряха, – Рен поднял кружку и отсалютовал мне. – А я – калека. И раньше был не пара, теперь и вовсе… До дна, Мур-Мур. Кстати, почему Мур-Мур?