Генри старался как мог, говоря красноречиво и настойчиво, и все еще распространялся, когда Энгельберт решительно положил перстень на стол. Раздался металлический стук.

– Nein, – заявил граф. – Nein. Ihren Herr ist ein König. König Richard.

Генри замолчал. Я глянул на стражников, располагавшихся за спиной у графа, всерьез ожидая, что те получат приказ схватить нас. Без доспехов, с одними кинжалами, мы не смогли бы прорваться с боем. Наша судьба меня не волновала, но короля непременно следовало предупредить.

Вместо того чтобы отдать повеление, Энгельберт улыбнулся. Открытой улыбкой, без намека на злорадство. А потом заговорил, быстро и с жаром. Я понял слова «Kaiser» и «Генрих». Часто дыша, чувствуя, как к горлу подкатил ком, я ждал, когда граф закончит, а Генри переведет.

Генри улыбнулся мне:

– Он настаивает на том, что наш господин – Ричард. Он безмерно восхищается королем за его деяния в Утремере и не желает ему вреда. Но не готов поручиться за своего брата Мейнарда или за императора Генриха.

– Энгельберт может снабдить нас проводником?

Генри покачал головой:

– Нет времени искать. Нам нужно уходить из Гориции сегодня же.

– Все так плохо? – спросил я, чувствуя, что надеждам на уютную постель в теплой гостинице не суждено сбыться.

– Судя по его словам, да. Мейнард готов заплатить круглую сумму любому, кто передаст ему Львиное Сердце в руки. Никому в городе нельзя доверять.

Поблагодарив Энгельберта, мы отправились восвояси. На пороге я обернулся. Граф не подозвал к себе следующего просителя – он оживленно обсуждал что-то со своим майордомом. Затем, словно почувствовав, что я не отвожу от него глаз, повернул голову. Взгляды наши на миг встретились. Энгельберт улыбался, но при этом смотрел холодно и расчетливо, как сокол.

Я поделился своим наблюдением с Генри. Весьма вероятно, решили мы, что Энгельберт известит Мейнарда о появлении здесь короля.

– Tadhg an dá thaobh – так о ему подобных говорят в Ирландии, – сказал я.

– Тай… он доу?.. – коверкая слова, попытался повторить Генри. – Не понимаю.

– Тимоти на оба бока, – со смешком пояснил я. – Человек, который пытается угодить и нашим, и вашим.

Генри приуныл:

– Ты был прав. Не стоило предлагать ему перстень.

– Посмотри на дело с другой стороны, – сказал я. – Если бы ты не отдал ему перстень, нам пришлось бы искать приюта в Гориции, и на нас, скорее всего, донесли бы. Без предупреждения Энгельберта мы бы угодили в плен.

Эта мысль слабо утешала нас, пока мы возвращались на юг, к нашим спутникам. Ветер дул пронизывающий, как ножом резал. Серовато-бурые облака обещали снег; подняв голову, я увидел, что с неба уже начали падать маленькие крупинки.

Одному богу было известно, найдем ли мы приют на ночь.

Глава 2

Дорога в Удине, Фриуле

На следующий день мы уже были северо-западнее Гориции. Дорога, если изборожденную колеями и ямами тропу можно было назвать таковой, оказалась почти безлюдной. В такую суровую погоду немногие отваживались пускаться в путь, а редкие путешественники старались держаться подальше от нас, радуясь, что без вреда для себя разминулись с многочисленным отрядом вооруженных мужчин. Мы постоянно держали руку на эфесе и осматривали гористую местность в поисках какого-либо движения.

Накануне мы с Генри Тьютоном разыскали короля незадолго до наступления темноты. Ричард разъярился, услышав о двурушничестве Энгельберта, но одновременно был благодарен ему за предупреждение. Вместо того чтобы прокладывать дорогу через падающий снег, мы стали искать убежище. Хозяин фермы, стоявшей поодаль от дороги, получив пригоршню серебряных монет, согласился приютить наш отряд в сенном сарае. Закутавшись в одеяло и жуя хлеб, которым я догадался запастись на выезде из Гориции, мы держали военный совет.

Когда надо было принимать решения, король действовал просто и стремительно. Мейнард II был осведомлен о нашем присутствии в этих краях, и за нами уже, вероятно, отрядили погоню, поэтому путь, первоначально избранный Ричардом, представлялся слишком рискованным. Вместо захода в Венгрию нам предстояло воспользоваться короткой дорогой, что вела на северо-восток, и попасть через Альпы в Австрию. Там мы должны были переправиться через Дунай в Моравию, правитель которой, Владислав, не числился среди приятелей императора, а оттуда продолжить путешествие – до Саксонии и дальше. Еще Ричард решил, что нам снова следует выдавать себя за тамплиеров. Для многочисленного и явно военного отряда это подходило куда больше, чем попытка прикинуться купцами.

Выступив задолго до рассвета, мы обогнули Горицию, пока ее обитатели нежились под одеялами. Мы все были голодны: фермер преподнес нам в качестве прощального дара котелок с жидкой, безвкусной кашей, всего по паре глотков на каждого. Кроме того, было холодно. Снег более-менее утих, но налетавший с гор ветер – свирепый, неутомимый, злорадный – не унимался. Лицо мое давно онемело; каждый порыв взметал плащ и насквозь пронизывал плоть.

– Это напоминает мне скачку в Горру.

Я вздрогнул, потому как, погрузившись в раздумья, не заметил приближения короля.

– В Горру? – переспросил я.

– Ты что, забыл?

Мои окоченевшие щеки кое-как растянулись в улыбке.

– Разве такое возможно, сир? Самое тяжкое испытание в моей жизни.

– Ага. Тогда было хуже, чем сейчас, – сказал Ричард так, словно старался убедить себя в этом.

– Гораздо хуже, сир, – горячо подтвердил я, обеспокоившись, поскольку редко видел короля во власти сомнений. – Рис!

Я обернулся на валлийца, шагавшего рядом со мной. Хотя мы с Генри Тьютоном разжились в Гориции еще тремя лошадьми, коней не хватало даже для рыцарей, не говоря уже про воинов, стоявших ниже.

– Тогда мне было теплее благодаря двум плащам, сэр. – Он употребил титул только из-за присутствия Ричарда. – Да и с едой дело обстояло лучше – хлеб и ветчина.

– Только не напоминай, – простонал я.

– Ты у нас мастер разжиться съестным, да? – спросил Ричард. На его лице появилось понимающее выражение. Солдатам зачастую приходилось самим заботиться о себе.

– Есть кое-какие успехи по этой части, сир. – Одной рукой он пошарил под плащом, потом обогнул наших коней, подошел к королю с правой стороны и протянул ему ломтик сыра. – Не желаете отведать?

Ричард хмыкнул:

– Хозяин фермы тебя, наверное, сейчас поминает недобрым словом.

– Очень может быть, сир, – с ухмылкой согласился Рис.

Ричард отломил кусочек и велел Рису забрать остальное. Когда тот стал возражать, король сказал, что ему следует поделиться со всеми при следующей остановке.

Рис уныло посмотрел на меня, но потом признал, что приказ прозвучал вполне разумно, – в этом аду мы все были вместе.

До Удине мы добрались уже в сумерках. Караульные у ворот подозрительно оглядели нас и не пустили дальше. Двадцать вооруженных мужчин – вероятная угроза для закона и порядка. Но стражи удовлетворились объяснением Генри Тьютона, которое он дал в самых благочестивых выражениях: мы, мол, тамплиеры, возвращающиеся из Утремера.

Стражники нас пропустили, благодарно кивая в ответ на Божьи благословения, которыми одаривал их Генри.

– Загляните в «Пшеничный сноп», – посоветовал один из них.

Генри перевел остальные его слова: это самая большая таверна в городе и единственная, где есть достаточно комнат, чтобы приютить нас.

До того я и де Бетюн заявили, что наш большой отряд привлекает слишком много внимания, и Ричард согласился с этим. Двадцать человек не выстоят против множества воинов, отряженных в погоню. И если нас станет десять, не будет никакой разницы. Сухие цифры говорили об опасности нашего положения. Если не считать безумных мгновений во время битвы, я никогда не допускал мысли, что не способен защитить Ричарда. Теперь же любой успех основывался на ловкости и скрытности, а не на отваге и воинском умении. Это выглядело постыдно: не так должен путешествовать король, мой сюзерен. Но ничего иного не оставалось, поэтому я стиснул зубы, попросил помощи у Господа и поехал дальше.

В относительно приличном заведении «Луна и звезды», неподалеку от городской площади, нашлась одна очень большая комната. Решили, что отряд короля, возглавляемый Генри Тьютоном, – в него входили я, Рис, Гийом де л’Этан, Роберт де Тернхем, королевский капеллан Ансельм и еще четверо – останется здесь. Остальные, под началом де Бетюна, отправились на поиски другой таверны.

Расстроенный, ибо мы два с лишним года не разлучались с де Бетюном, я последовал за Ричардом на конюшню «Луны и звезд». Оставив лошадей на попечении сухопарого конюха, мы направились к главному, двухэтажному зданию. Подобно большинству домов в Удине, гостиница была сложена из бревен и покрыта соломой.

Предугадывая, какое любопытство вызовет наше появление, я предложил королю сделать так: мы с Генри Тьютоном войдем первыми, а он, сутулясь, чтобы немного скрыть свой гигантский рост, – одним из последних. Судя по лицам наших спутников, едва ли кто-нибудь из них осмелился бы предложить подобное, но Ричард согласился. Он держался тихо, даже покорно, и мне стало больно от этого.

Таверна не сильно отличалась от подобных заведений во Франции и Англии. Полы покрывала подстилка из сена, и, судя по запаху прокисшего пива и прогорклого жира, ее давно не меняли. Люди сидели на лавках и стульях из грубо отесанных досок, пили и беседовали. Кто-то фальшиво пел. Две собаки ссорились из-за кости, а рядом с ними, ничего не замечая, дрых лицом вниз какой-то пьяный. Остроглазый кабатчик отвесил слуге-мальчишке подзатыльник за пролитое пиво и с подобострастной улыбкой подскочил к купцу у стойки.

Пока мы устраивались в дальнем углу, все наблюдали за нами. Стараясь говорить потише, мы следили за тем, чтобы плащи прикрывали наши мечи. Короля возмутило, что нас не бросились обслуживать сразу. Всегда несдержанный, он взорвался, когда служанка не заметила, что он подзывает ее. Он рявкнул, требуя подать немедленно кувшин лучшего вина. При этой вспышке все головы повернулись в нашу сторону, и я простонал про себя. Надежда на то, что Ричард сможет затеряться среди нас, с самого начала была тщетной. Могучего сложения, с приметной гривой золотисто-рыжих волос, он бросался в глаза, как белая ворона.

Посетители прибывали, и постепенно на нас перестали глазеть. Чувствуя, как окоченевшие ноги и руки возвращаются к жизни, мы обратились мыслями к еде и выпивке. Служанка принесла королю вина и заодно несколько кувшинов с местным пивом, оказавшимся, к моему удивлению, весьма недурным. За ними последовали тепло встреченные миски с похлебкой и блюда с хлебом и сыром. Набив живот, я снова, как бы из любопытства, обвел взглядом комнату и с облегчением убедился, что за нами никто не наблюдает.

Утолив голод, мы не стали задерживаться в общем зале. Как я сказал королю, чем меньше людей нас увидит, тем лучше. Комната наша располагалась на первом этаже, всю обстановку составляли четыре кровати и сундук. Лучшую постель занял король. Вторая досталась клирику Ансельму. Гийом де л’Этан, Роберт де Тернхем и я разыграли оставшиеся две на монете, и я проиграл. Много спать этой ночью не придется, подумал я. Люди разлягутся на полу плотно, как сельди в бочке, последуют неизбежные походы к ночному горшку, и вставший перебудит всех остальных. Король сразу улегся, сославшись на усталость. На лбу у него блестели капли пота; я молился, чтобы они не означали возвращения четырехдневной лихорадки, давно мучившей его. Рис сел на страже у двери, а остальные занялись своими делами: кто-то пристраивал к камельку мокрые сапоги, кто-то смазывал или точил клинки.