– Значит, тебя можно называть Макс?

Я снова кивнул, а потом вспомнил, что у дедушки нет глаз на затылке, и сказал:

– Да.

– Как меня называть – дело твоё, хотя предупреждаю: мне никогда не нравилось слово «дедушка». В нём есть нечто тусклое и замшелое. Впрочем, «дед» меня устроит.

Мы поднялись на второй этаж, который, судя по всему, был таким же скучным, как первый. Дедушка стоял рядом со мной, ожидая ответа. Поскольку я вряд ли смог бы обратиться к нему «дед» и мысленно всегда называл его Рэмхартом, а не дедушкой, я спросил:

– А можно звать тебя по имени?

Он улыбнулся в знак согласия и повёл меня по длинному коридору в комнату, которая тоже оказалась до противности обыкновенной.

Я бросил сумку на пол рядом с постелью и хорошенько огляделся. В комнате стояли стол, стул и шкаф; окно выходило на кладбище. Меня это не очень порадовало, особенно после встречи с призрачной девочкой, но по сравнению с тем, чего я ожидал, всё оказалось далеко не так страшно.

Рэмхарт, видимо, заметив моё недовольство, поспешно произнёс:

– Это комната твоего папы. Но если не нравится – в доме полно других. Может, потерпишь до утра? Завтра я покажу тебе дом, и ты выберешь себе комнату по вкусу.

Я снова осмотрелся. Всё было здесь совсем новым – я не увидел ни одной вещи, которая могла некогда принадлежать папе. Полки с комиксами и книжками, постер фильма, который я однажды вечером посмотрел три раза подряд, и… никакой «Энциклопедии». Комната была настолько обыкновенной, что казалась… странной. Не вполне настоящей. Папа посоветовал мне считать дом Рэмхарта чем-то вроде съёмочной площадки, полной реквизита. И эта комната выглядела так, будто в ней собирались снимать сцену из фильма о скучной семье из маленького городка.

– Можешь разобрать вещи, – а хочешь, пойдём вниз, если ты голоден: там есть пицца и пирог от мисс Петунии.

В общем, я принял решение не задумываясь. Даже в Блесквилле пицца и пирог казались привлекательней разбора вещей. И потом: зачем раскладывать вещи по ящикам, если я, скорее всего, завтра же переберусь в другую комнату?

Спускаясь вслед за Рэмхартом по лестнице, я спросил:

– А пирог с чем?

Это был последний нормальный вечер в моей жизни.

4
Тайна редкого белого Ровена

Утро настало быстро, но, как ни странно, я отлично выспался.

Это было странно, потому что на новом месте я совершенно не могу расслабиться. Но накануне вечером, после того как мы устроились в дедушкином кабинете и вместе умяли пиццу и по два куска тёплого вишнёвого пирога с ванильным мороженым, стало ясно, что вопреки папиным предупреждениям беспокоиться не о чем. Рэмхарт был совершенно нормальным человеком.

В небе за окном висели тучи, и я подумал, что, наверное, солнца не будет. Рэмхарт сразу предупредил, что в Блесквилле погода, как правило, скверная.

– Сюда приезжают за пирогами, а не за загаром, – потягивая из бокала зловещий на вид синий сок, объяснил он, прежде чем положить мне на тарелку ещё кусок пиццы.

Ещё Рэмхарт заявил, что город получил своё название из-за русалок, которые якобы водятся в озере на кладбище.

– Их называют блескини – потому что они испускают яркое сияние. Во всяком случае, так гласит легенда.

Не считая истории о русалках (которой я, конечно, не поверил), Рэмхарт описал Блесквилль как прекрасный, хоть и совершенно заурядный городок. Я невольно заметил, что он ни словом не обмолвился о кладбище с призраками. А ведь Рэмхарт был знаменитым охотником за привидениями. Меня это не только удивило, но и немного разочаровало. Очевидно, дни охоты за привидениями и впрямь давно миновали. Я подумал, что вряд ли мне удастся заполучить «Энциклопедию».

В дверь тихонько постучали, и кто-то произнёс:

– Простите за беспокойство – я всего лишь хотел сказать, что завтрак подадут в парадной столовой внизу.

– Э… хорошо, – отозвался я, очень удивившись, что в доме есть парадная столовая, а ещё – что Рэмхарт живёт не один. – Я сейчас спущусь.

– Как вам угодно. Завтрак подадут, когда вы будете готовы, сэр.

Сэр?..

Я смотрел на дверь ещё долго после того, как шаги затихли. В обычное время я бы просто спустился в пижаме и принялся за еду. Но, скажу честно, мне ещё никогда не доводилось завтракать в парадной столовой. И никто не называл меня «сэр».

Поэтому, наскоро умывшись и причесавшись, я натянул наименее мятую футболку и вчерашние джинсы, надел чистые носки, извлёк из-под кровати кеды и с любопытством зашагал вниз.

Найти столовую оказалось непросто: я знал про неё только то, что она внизу. Я уже решил, что заблудился, когда совершенно случайно обнаружил комнату с необыкновенно длинным столом. За ним сидел Рэмхарт.

Изящным движением он поднялся и с некоторым смущением указал на десятки блюд, занимающих всю поверхность огромного стола.

– Я не знал наверняка, что ты любишь, поэтому велел приготовить всего понемногу.

Тут были корзинки с пончиками и глазированными булочками, груды свежеиспечённых бисквитов, соусники с подливкой, целые башни блинов и вафель, которые опасно кренились на круглых серебряных подносах, десятки порций горячей яичницы с толстыми ломтями жареного бекона. При виде всех этих яств я понял, что страшно хочу есть. Поэтому я быстро сел напротив Рэмхарта и принялся наполнять тарелку.

– Я тут подумал, – сказал Рэмхарт, – что сначала покажу тебе дом, а потом…

Договорить он не успел – из ниоткуда возникла снежно-белая птица с пронзительными синими глазами и села Рэмхарту на плечо.

Я уронил пончик, от которого собирался откусить, и изумлённо уставился на неё. Птица возникла вовсе не из ниоткуда – я видел, как она прилетела. Но вся эта сцена, если мысленно проиграть её в голове, не поддавалась никакому объяснению. Только что я наслаждался пончиком с разноцветной посыпкой – а потом картинка слегка поплыла, как на экране неисправного телевизора, и… появилась белая птица.

– О боже, – пробормотал Рэмхарт. Аккуратно сложив салфетку, он положил её на стол и посмотрел сначала на птицу, а потом на меня, сидящего с разинутым ртом. – Я надеялся хотя бы дождаться вечера. Ну, чтобы мы успели поближе познакомиться. Наверное, нужно было это предвидеть. Всегда что-нибудь идёт не по плану, правда? – Он смущённо улыбнулся и быстро поднёс салфетку к губам, чтобы это скрыть.

– Что такое? Кто это? – спросил я далеко не так спокойно, как мне хотелось.

– Ровен. Редкий белый ворон. Ровен, познакомься, это Макс. Макс, это Ровен.

– Но… я думал, вороны бывают только чёрные.

– Я думал, вороны бывают только чёрные, – повторила птица, закатилась смехом и замолчала, только когда Рэмхарт на неё шикнул.

– На самом деле не всегда, – ответил дедушка и улыбнулся краем рта. – А ещё, как видишь, он умеет говорить. Не болтай при нём что попало. Он обязательно повторит это в самый неподходящий момент.

Я дрожащими пальцами взял пончик, стараясь мыслить как можно рациональнее. У Рэмхарта есть редкая птица. Ничего удивительного, он ведь всю жизнь путешествовал. А что у меня поплыло перед глазами – так это, скорее всего, просто стресс, следствие кардинальных перемен в жизни.

Я уже почти убедил себя, когда прямо у меня на глазах газета, которую читал Рэмхарт, превратилась в огромную книгу в кожаном переплёте, украшенном фиолетовыми кристаллами.

Я уставился на неё, не сомневаясь, что это «Энциклопедия»! Но, прежде чем я спросил, синяя рубашка и отглаженные брюки Рэмхарта сменились синей шёлковой рубахой и вылинявшими джинсами. На чисто выбритом лице появились всклокоченные усы и борода, короткие седые волосы превратились в растрёпанную кудрявую шевелюру с синими прядями и… перьями?..

По запястьям Рэмхарта, устремляясь под рукава, поползли вверх затейливые татуировки, пальцы до костяшек вдруг оказались унизаны кольцами, а на шее обнаружился медальон с обезьяньим зубом, о котором давным-давно рассказал мне папа.

– Макс, послушай, я всё объясню… – начал Рэмхарт, но было поздно.

Я вскочил, опрокинув стул, и бросился бежать.

Главное – добраться до двери. Выбежав во двор, я буду кричать, пока кто-нибудь не придёт на помощь.

Кто-нибудь ведь придёт на помощь, правда?!

Я добежал до конца стола, когда весь дом вдруг загудел и задрожал. Это походило на землетрясение. Я никогда не переживал землетрясение, но, наверное, именно так оно и выглядит, особенно когда пытаешься устоять на ногах, а пол качается.

Я пошатнулся и рухнул на колени, перед тем ушибив большой палец ноги о шкаф, который возник прямо из воздуха. Решив оставаться на полу, чтобы не упасть ещё раз, я пополз на четвереньках и уже почти добрался до двери, когда передо мной вдруг материализовался высокий скелет.

Я вскрикнул.

Просто не смог удержаться.

Мне было уже всё равно, что подумают люди. Я оказался в самом жутком в мире доме с привидениями.

Рэмхарт бросился ко мне:

– Макс, пожалуйста… хватит!

– Что происходит?! – закричал я, пытаясь выбраться из комнаты, которая меняла облик у меня на глазах. Со всех сторон меня подпирали и окружали странные вещи, которым я даже не находил названия. – Чёрт, что это такое?!

Рэмхарт, запыхавшись, остановился передо мной.

– Прости, прости, – тяжело дыша, выговорил он. – Я не хотел тебя пугать. И твоего отца тоже. Но, похоже, ничего не поделаешь.

Я съёжился на полу, гадая, когда закончится этот кошмар. И закончится ли.

– Уже почти всё, – устало произнёс Рэмхарт.

– Что «всё»? Я ничего не понимаю.

– Чары рассеиваются. Они держатся только до тех пор, пока истина не пробьётся наружу.

– Чары?! Какие, к чёрту, чары?!

– Я подумал – сначала ты должен мне довериться…

– Ты хотел добиться моего доверия этим?!

– Ну… – Он пожал плечами.

Даже Ровен уткнулся клювом себе в грудь и отвернулся.

Грохот начал стихать, дом перестал трястись, и я, медленно поднявшись, окинул взглядом причудливую новую обстановку. Всё было именно так, как говорил папа. Он предостерегал меня миллион раз, не меньше.

– Ничто здесь не причинит тебе вреда, – сказал Рэмхарт.

По-прежнему сидя у него на плече, Ровен откашлялся, точь-в-точь как человек, и уточнил:

– Ничто в пределах досягаемости не причинит тебе вреда.

Я пригладил волосы и снова огляделся. Ушибленный палец ныл. Голова гудела от увиденного. Сердце болезненно сжималось при мысли о том, что, несмотря на неимоверное желание сбежать, я не имел права пополнить собой длинный список папиных проблем.

Папу уволили. Мама уехала на другой конец света. А я оказался заперт на целое лето в кошмарном доме с привидениями.

Три месяца. И точка.

Как это выдержать?!

Оглядев преобразившуюся столовую, я напомнил себе, что где-то среди всех этих ужасов хранится книга, которая, вероятно, может изменить мою жизнь. Я страстно хотел её найти.

Мой дед безумен и ненормален. Я понял, что вряд ли он избавит меня от беды.

– Ты больше ничего не хочешь мне сказать? – спросил я, изо всех сил стараясь держать себя в руках.

Он помедлил:

– Всё остальное может подождать.

– Пообещай, что больше не будешь обманывать.

Рэмхарт согнул мизинец и большой палец, прижал руку к сердцу и произнёс:

– Честное слово скаута.

Я кивнул:

– Ну ладно. Тогда скажи – та комната, в которую ты меня поселил… насколько она жуткая? По десятибалльной шкале.

Рэмхарт ненадолго задумался.

– Четыре балла, – ответил он, потом быстро произвёл в уме какие-то подсчёты и поправился: – Шесть, если случайно заглянешь на верхнюю полку шкафа. Кажется, там у меня лежат головы циклопов. Но честное слово – они только выглядят страшно. Вообще-то это забавная история. Понимаешь, когда я жил в… – Рэмхарт продолжал говорить, но я уже вышел из столовой, крикнув через плечо: