Старый корабль напоминал прохладную пещеру. На высоком потолке рядом с пробоиной сплел паутину паук. В неподвижном воздухе что-то шептала пыль. Мальчики шли из отсека в отсек, мимо бесшумных систем сигнализации и служебных помещений, пока не дошли до давно заброшенного бытового отсека. Там они пробыли некоторое время.

Позже, когда они покинули корабль, солнце уже зашло и на небе появилась луна. Салех чувствовал себя очень умиротворенно и непринужденно, он подумал, что со временем вспомнит этот день, и эта мысль его утешила. Он помнил много чего плохого и был искренне рад хорошему воспоминанию.

Салех и Элиас оставили «Небеса Милосердия» позади. Тень корабля тоскливо падала на песок. Странно, подумал Салех, тень похожа на кусочек ночи, оторванный от неба и брошенный на Землю.

В будущем, думал Салех, он отправится туда, где кончается мир и начинается Вселенная, и он побывает на других кораблях, подобных этому, и будет бродить внутри, и увидит многие неземные луны.

Всему свое время.

А пока он взял Элиаса за руку, и они вместе по темнеющим пескам вернулись обратно к каравану.

5. Цветок

Примерно в это же время в Неоме в сумерках робот пришел на цветочный базар Аль-Имтидад, и именно там он впервые встретил Мариам.

Цветочный базар был знаменит на всем полуострове. Мариам обычно работала здесь по выходным, когда торговцы приезжали издалека: из Каира, Абу-Даби или Омана. А товар – цветы – выращивались за пределами города в огромных оранжереях, где с помощью длинных линий капельного орошения их понемногу подкармливали, а затем машины аккуратно собирали их и отправляли на базар. Здесь, в оранжереях Неома, построенных еще до заселения Луны, теперь продавались и редкие марсианские орхидеи, и не менее редкие черные лунные розы, по красоте своей не уступавшие уникальным сортам, произрастающими лишь в тропической полосе долины Маринер.

Работа кипела, а розы со своими острыми шипами, как всегда, кололи руки. Мариам надела толстые перчатки и, почувствовав выступающие на лбу капельки пота, сдула с глаз прядь волос. Тут-то она и заметила, что за ней наблюдает робот.

Он был старым. Его истонченный временем металлический местами проржавевший корпус ничего примечательного собой не представлял. Руки робота были сильными, его сочленения все еще отлично функционировали. Его мощные ноги все еще могли бегать по пустыне и позволяли прыгать выше, чем мог человек. Его тело покрывали старые выцветшие рисунки. Лицо его было спокойным, а вот глаза, напротив, лихорадочно блестели. Уголки его рта были опущены вниз. Робот выглядел так, словно он столетиями смотрел на мир и познал все его недостатки.

– Могу я вам помочь? – спросила Мариам. Появление робота удивило ее: в Неоме осталось не так уж много старых антропоморфных роботов – город не ценил ничего старого и гнался за будущим, словно волна за горизонтом, – но Мариам была вежлива и поэтому виду не подала. Она и представить не могла, что ему тут надо, и ей стало интересно, не мог ли робот потеряться. Тут Мариам вспомнила о своем друге Хамиде, и ей стало грустно. Однако она знала, что Хамид даже не был настоящим роботом, а всего лишь его дешевой имитацией.

– Ваши цветы, – зачарованно промолвил робот. – Они прекрасны.

У него был голос человека, умершего сотни лет назад, но при этом он показался Мариам знакомым. Он говорит как Ибрагим Кавасаки – один из актеров «Фобоса», игравшего по большей части марсианских беглых преступников, решила она.

Мариам задумалась, что для робота значит «прекрасный»; что вызывает в воображении этот образ, столь же сложный, как слой кортикальных нейронов, и соответствует ли он тому, что она считает прекрасным. Мариам решила, что этот вопрос стоит адресовать не только роботам. Она понятия не имела, о чем думают люди, когда произносят это слово, видят ли они то, что видела она. Мариам могла руководствоваться лишь словами.

– Это правда, – сказала Мариам. – Вы чувствуете их запах?

– Нет, – с явным сожалением ответил робот. – Их аромат столь же прекрасен?

– Он очень яркий и сильный. Иногда мне кажется, что тут пахнет как в парфюмерном магазине.

– Похоже на помидор, – сказал робот.

День близился к концу. Мариам устала, торговцев стало меньше, и люди, покупающие цветы для своих близких, уже спешили встретиться с родными. Шум рынка стихал, и Мариам могла поболтать. Скоро нужно будет закрываться.

– Простите? – переспросила она.

– О, не стоит, – отозвался робот, это была своего рода неловкая, хотя и благоразумная фраза, которой порой пользовались роботы.

Мариам хотела сказать, что она не извинялась, а лишь вежливо переспросила, но робот понял ее не так, как понимают люди, и поэтому Мариам промолчала.

– При чем тут помидор? – вместо уточнения продолжила Мариам.

– Когда помидоры впервые попали в Европу, никому и в голову не пришло есть эти странные круглые плоды. Вместо этого люди выращивали их как декоративное растение, ради красоты. Они не знали его вкуса, но все равно смогли оценить по достоинству. Я не чувствую запаха розы, но, полагаю, могу ею восхищаться.

– Полагаю, так и есть, – кивнула Мариам. – Не хотите ли купить ее?

– У меня не хватит средств, – извиняющимся тоном сказал робот. – Простите, если отрываю вас от работы, я просто решил скоротать время за светской беседой, но если я вам мешаю…

– Нет, нет, вы можете остаться. Я скоро закрываюсь.

– Чудесная пора, – сказал робот.

Мариам вынуждена была признать, что так оно и было. Дневная жара начала спадать, над горизонтом низко висело солнце, и небо являло собой буйное полотно пурпурно-красных тонов с небольшими вкраплениями желтого. Рынок постепенно пустел. Хотя запах цветов все еще ощущался, ставни некоторых ларьков уже были опущены, а вокруг оживали многочисленные маленькие кафе.

– Так и есть, – сказала Мариам. – Милый вечерок.

– Скоро раскроются ночные цветы, – продолжил робот. – Позднецветущий жасмин и другие. Я заметил, что он в изобилии растет по всему городу.

– Верно, – удивленно сказала Мариам. Она не думала об этом, но город действительно пах жасмином и душистым горошком. – Вы надолго в Неоме?

– Боюсь, что нет, – ответил робот. – Я всего лишь мимо проходил. Честно говоря, это не самое подходящее место для такого старого робота, как я. Я чувствую себя не в своей тарелке с этими моими пятнами ржавчины и скрипящими суставами. Все здесь такие молодые, такие здоровые.

– Не все, – сказала Мариам.

Робот кивнул, или, скорее, слегка повернул голову.

– Всегда должны быть те, кто служит, и те, кому служат, – сказал он. – Мне это хорошо знакомо. В конце концов, я был создан, чтобы служить.

– Кто был вашим хозяином? – поинтересовалась Мариам.

– Уже и не вспомнить. С годами они растворяются в памяти. Я бродил туда-сюда и видел войны, которые не имели для меня никакого смысла, это было еще на Марсе. Я мечтал увидеть звезды и таким образом постичь Бога. Вы верите в Бога?

– Да, – ответила Мариам. – Но у вас, роботов, свой собственный путь, не так ли?

– У нас… – начал было фразу робот и взглянул на цветы. – Да, я полагаю, что так оно и есть. Вы хорошо нас знаете.

– Секрета тут нет. А вы верите в Бога?

– Это не столько вера, сколько поиск. Возможно, глупый. Но тогда большинство вещей в жизни глупые. Попытка каким-то образом понять Бога. Мы не знаем, зачем существуем. Теперь, когда мы больше не служим человечеству, кому мы служим? Как живем? В каком-то смысле мы чувствуем себя брошенными. Мы устарели. Мир отвернулся от нас.

– Мне очень жаль, – неловко произнесла Мариам.

– Да-да… – Робот посмотрел на красный мак. – Думаю, мы, роботы, понимаем, что такое грусть. Конечно, я не могу знать наверняка. Наши братья в цифровом мире, те, кого вы называете Иными, – интересно, имеют ли они в своей безукоризненности хоть какое-то представление о грусти? У них нет физической оболочки, а что насчет эмоций и своего виденья мира? У нас все по-другому, наша же функция следует за формой. Быть похожими на людей – непрактично.

– А вы не могли бы стать чем-нибудь другим?

– Мог бы, – почти нетерпеливо сказал робот. Он напоминал ей пожилую родственницу, временами до грубости резкую, словно у нее всегда чересчур много и одновременно слишком мало дел. – Говорят, поэт Басё стал уборной на борту космического корабля на целых двести лет. Он хотел понять функции человеческого организма.

– Я думала, Басё – человек, – удивленно произнесла Мариам.

– Что ж, это одна из наших историй, – сказал робот.

– И много у вас таких историй?

– Нет. И вы, конечно, правы. Я мог бы каким-то образом перенести свое сознание в другой сосуд. И даже стать чистым кодом, как другие. Но кем бы я тогда стал? Я бы изменился.

– Мы все меняемся.

– Да, – с сомнением произнес робот.

– Что ж, было приятно с вами побеседовать, – сказала Мариам. – Но мне и правда пора закрываться.

– Я понимаю, – сказал робот. – Я бы хотел купить цветок. Если вы не против.

– Конечно, – сказала Мариам. – Что бы вы хотели?

– Цветы завораживают меня, – игнорируя вопрос, произнес робот. – Люди используют их как символы. Как признание в любви. Или в знак траура.

– Было бы здорово, если бы кто-нибудь подарил мне цветы, – сказала Мариам.

Она подумала о Назире, который недавно стал полицейским и который месяц или два назад при их первой встрече, как она только сейчас поняла, неуклюже пытался пригласить ее на свидание… Она так привыкла быть сама по себе, что ей даже в голову не приходило, что он мог…

«Что ж, это не имеет значения», – подумала она. Но все же в этом было что-то приятное.

– Разве в вашей жизни никого нет? – добродушно спросил робот.

– Есть. Моя мать, – слишком быстро ответила Мариам. – Я должна присматривать за ней.

– Понятно, – кивнул робот. – Иногда я думаю, что быть роботом – значит быть вечно старым, в то время как мир вокруг тебя меняется. Уже давно не было новых роботов, по крайней мере, нашего вида. Я думаю, что когда-то мы были идеей, которая казалась захватывающей, блестящей и новой, а потом так же быстро люди потеряли к нам всякий интерес.

– Они всегда так делают, – сказала Мариам.

– Да… я бы хотел розу.

– Какую? – уточнила Мариам. Она с любопытством посмотрела на робота. – Вы берете розу, чтобы любоваться ею или с какой-то целью? Как вы сказали, цветы символичны для нас, людей. Извините, если я лезу не в свое дело…

– Все в порядке, – сказал робот. – Любопытство. Понимаю. Я не знаю наверняка. Интересно, как красная роза может быть одновременно и признанием в любви, и похоронным цветком.

– Это не совсем так, – сказала Мариам. – Мы приносим на похороны цветы, чтобы показать свою любовь к ушедшим.

– Я бы хотел красную розу, – сказал робот. – Да. Красную. Цветок любви и горя.

– Чтобы выразить любовь или горе?

Робот задумался.

– Возможно, и то и другое, – сказал он.

Мариам вытащила из букета один цветок.

– Может, этот? – спросила она. – Это – дамасская роза, она не очень яркая, но ее аромат прекрасен.

Робот вытащил необычный старый кошелек и стал перебирать монеты. Мариам краем глаза заметила соль, что служила валютой в городах Дрейфа, монгольские тугрики, марсианские шекели и рубли. Женщине стало неловко.

– Возьмите, – сказала она и протянула цветок роботу. – Возьмите. Я все равно закрываюсь.

– Вы добрая, – сказал робот. – Спасибо.

– Не за что. Далеко вам идти? Цветку нужна вода.

– В далекое прошлое, – ответил робот. – Кто знает, насколько оно далеко?

Мариам кивнула, подумав, что старый робот, возможно, немного поврежден, потому что для нее все это звучало как бессмыслица.

– Вот. – Мариам наполнила водой маленький флакон и опустила туда цветок. – Чтобы он еще немного простоял, – уточнила она.