Когда он оставил Вологду позади, уже начинало смеркаться. Очень хотелось есть, но голод все-таки можно было вытерпеть, а вот без сна было не обойтись, стоило найти место для ночлега пока не стемнело окончательно. Повезло набрести на ручей, из него Олег вволю напился. А вскоре увидел стог сена, который подходил для ночевки как нельзя лучше. Зарывшись в пахучую сухую траву, он думал, что тут же провалится в сон, однако заснул далеко не сразу, взбудораженный пережитыми волнениями и терзаемый урчанием пустого желудка.

Спалось на свежем воздухе замечательно, Олег давно так качественно не высыпался, даже настроение поднялось. Если бы не вконец озверевшее чувство голода, вообще было бы хорошо. Магазин, думал он, наверняка есть в одной из лежащих впереди деревень, главное теперь до нее дойти, а насколько она близко отсюда, он понятия не имел. Возможно, пешком часа два-три ползти придется, и ему, отвыкшему от долгой ходьбы, да еще с голодухи, будет не особо легко это сделать. Может, остановить попутку? После приобретения кепки у него еще оставались две рублевые бумажки и девяносто три копейки мелочью. Копеек за двадцать всяко уж до ближайшего магазина довезут. Но прождав с полчаса, он так ни одной машины и не увидел, кроме автобуса, на котором изначально не рискнул ехать. Впрочем, машина – это ведь тоже рискованно. Мало у кого из местных жителей имелись личные автомобили, скорее проедет какой-нибудь служебный транспорт: почтовый, лечебный, а то и следящий. Вот будет весело самому влезть в машину службы слежения за Распорядком – в просторечии «эсэсэр»! Да и лечебный с почтовым, если и остановятся, поинтересуются его личностью. Так что пехом, Олешка, пехом – цок-цок-цок дрожащими от голода копытцами!

Тут он и правда услышал приближающийся со стороны Вологды «цок-цок-цок», а вскоре увидел и сам источник звука – гнедую лошадь, бодро тянущую телегу с сидящим на ней неопределенного возраста бородатым мужиком.

Олег поспешил к дороге и успел как раз вовремя – подвода была уже совсем близко. Он поднял руку, помахал, поднял и вторую, показывая, что в ней ничего нет, а то мало ли, примут за грабителя.

Мужик остановил телегу, окинул Олега строгим пристальным взглядом и лаконично поинтересовался:

– Ну?..

– Здравствуйте, – кивнул Олег. – Простите, вы куда путь держите?

К сожалению, он не успел подготовиться к подобной встрече, пришлось импровизировать. Вот и понадеялся, что возница назовет какую-нибудь условную Потаповку, а он скажет, что и ему туда нужно. Но мужик спросил:

– А тебе куда надо-то?

Олег лихорадочно стал вспоминать названия здешних деревней – хотя бы одной. Но прошло слишком много лет с тех пор, как он проезжал здесь в последний раз, и память ничего не выдала. На язык лишь подвернулась все та же непонятная Потаповка, вряд ли существовавшая в этих краях в действительности.

– Потаповка?.. – нахмурился возница. – Не, я тока до Фофанцева.

– А там магазин есть?

– Как не быть, хвала Распорядку!

– Подвезите, – приложил к груди руки Олег. – Я заплачу! Двадцать копеек! Даже тридцать.

– Какие тридцать? – опять насупился мужик. – Тутока ехать-то!.. За пятак довезу, садись давай, некогда мне с тобой лясы точить.

Обрадованный Олег забрался на телегу. Мужик встряхнул вожжами, громко чмокнул, и лошадка зацокала дальше. Сам же возница вопреки сказанному все же решил «поточить лясы»:

– Сам-то откель? Тутока-то что делал?

– Да я с Вологды так-то, – пытаясь по-местному окать, но в то же время не переигрывать, на ходу стал придумывать легенду Олег. Хотел сказать, что собрался к родне в гости, но вовремя вспомнил о злосчастном постановлении Распорядка и сказал откровенно глупое, но единственно теперь допустимое: – Землемер я. Послали по службе наделы в Потаповке перемеривать.

– Пехом послали? – удивился мужик. – Автобус, вон, два раза в день бегает.

– Обокрали меня на автостанции, только мелочь по карманам осталась. Вот пешком и чапаю.

– Обокрали?.. – округлил глаза возница. – Рисковые. С первого июля у нас ить ни душегубов, ни татей, ни лихоимцев не будет, слыхал?

– Слыхал, – кивнул Олег. – Вот они до первого и поспешают.

После такого разговора возница, довезя его в Фофанцеве до самого магазинного крыльца, даже и пятака не взял, как Олег ни уговаривал. В магазине почти на все продукты нужны были талоны. Кроме хлеба, буханку которого он и купил. А едва сойдя с крыльца сразу и схомячил. Жить моментально стало веселее и легче.

Дальше он так и продвигался – где пешком, где набиваясь в недолгие попутчики на подводы, что попадались довольно часто. Главное было поменьше болтать, чтобы не вызывать излишнего любопытства. Землемер, мол, дела службы, автобус не по карману – этого достаточно. Один особо дотошный абориген заметил, правда, что говор у Олега не похож на местный:

– Это где же так говорят-то?

– Где-где… В Караганде, – буркнул Олег. – Я родом оттуда.

– Эвона как! – уважительно отозвался возница.

Следующую ночь Олег провел в очередном стогу сена, подкрепился утром купленным в еще одном магазине хлебом, запил его водой из ручейка и оставшийся десяток верст проделал пешком. К Истоцкому он вышел к полудню.

Глава третья

Его так и подмывало завернуть в село и повидаться с тетей Верой, но Олег прекрасно понимал, что если его ищут, то начали именно отсюда, да и вообще, появиться в Истоцком – значило подставить тетушку. И он, вздохнув, свернул направо, к лугу, за которым синела лента реки.

На берегу он сделал короткий привал: для начала искупался – от пота и въевшейся пыли чесались даже уши; затем напился – от души, через «не могу», про запас; потом доел остатки хлеба – даже вывернул карманы и вытряс в ладонь крошки.

Не одеваясь, подняв над головой связанную в пиджак одежду и обувь, Олег перебрел реку, поразившись, насколько та обмелела. А может быть, в детстве и юности река лишь казалась ему глубже, как многое в начале жизни кажется глубже и значительнее, чем оно представляется позже.

Теперь надо было идти к Титовке, а уже оттуда добираться до Кочкаревского болота. Олег хорошо помнил дорогу к милым его порочному сердцу местам, но проблема состояла в том, что никакой дороги больше не было. Трудно вообразить, что всего за пару-тройку десятков лет природа может восстановить то, что с таким трудом пытался отвоевать у нее человек! Но она это смогла, практически полностью. От бывшей грунтовки не осталось и следа. Трава доходила порой Олегу до пояса. Он брел почти наугад, восстанавливая в памяти нужное направление, но без привычных ориентиров совсем не был уверен в его правильности.

Он пересек ручей и, вспомнив, что тот действительно протекал возле Титовки, воодушевился, но после забрел в непролазный кустарник и, мучительно долго из него выбираясь, исцарапал лицо и руки, порвал пиджак и потерял кепку.

И все-таки он отыскал Титовку. Возможно, так и прошел бы мимо, не разглядев в тусклом свете опускающегося вечера заросшие крапивой и бурьяном развалины сгнивших, обвалившихся изб, но помог стоявший с краю деревни амбар – точнее, половина его стены, торчащая на фоне закатного неба щербатым черным обелиском.

Остатки бабушкиного дома Олег нашел уже в густых сумерках, скорее интуитивно, нежели благодаря зрению. Да так и рухнул, точно пьяный, возле гнилых бревен и досок в заросли бурьяна, вымотанный донельзя, не соображающий уже ничего, с одной лишь затухающей мыслью: спать, спать, спа…

Во сне он опять разговаривал с двоюродной сестрой. Люда обижалась, что он не навестил ее маму в Истоцком, а пошел сразу к Рафашке. Олег оправдывался, сказал, что заходить к тете Вере было бы опасно, но сестра сердито буркнула:

– Ничего опасного, двухстворчатый клапан не такой уж страшный порок, с этим живут всю жизнь.

Тут Олег увидел, что перед ним уже не Люда, а Марна. Девушка с белыми оленьими рогами была на сей раз без катаны, но смотрела на него очень строго. Не с осуждением, а будто бы с недовольством, но не им самим, а тем, что с ним происходит. Возможно даже хотела предупредить его, предостеречь от чего-то.

– Так ты-ы… ска-ажи… что?.. – проговорил Олег, с трудом выдавливая слова, как часто бывает во сне.

Марна совсем разозлилась – видимо, из-за его непонятливости; она вздрогнула, подпрыгнула, а приземлилась уже сердито фырчащим оленем. Боднула Олега в плечо и проворчала:

– Вставай давай!

Он сразу проснулся. Кто-то и впрямь тормошил его за плечо. Олег разлепил веки, но мало что увидел, лишь пару мокрых сапог перед носом.

– Вставай, – услышал он уже наяву. – Пошли.

Олег собрался вскочить, но занемевшие мышцы лишь позволили сесть. От резкого движения потемнело в глазах. Но и когда в голове прояснилось, светлее не стало, и он наконец понял, что рассвет еще не наступил, хотя недолгая северная ночь уже почти кончилась. Вялой яркости предутреннего неба вполне хватило, чтобы рассмотреть стоявшего перед ним человека.

Это была женщина, совсем молодая, хотя в первый момент Олег не смог определить ее возраст, сбивала с толку одежда: длинная, спускающаяся на голенища сапог темная юбка, коричневый, подпоясанный веревкой бесформенный, широкий жакет и серый, по-старушечьи обмотанный вокруг головы платок. О том, что это юная девушка, говорила лишь матовая гладкость ее лица и лучащееся из больших черных глаз любопытство, которое незнакомка тщетно пыталась скрыть.

– Пошли, – повторила она. – Вставай давай!

Олег провел по сырой траве ладонями и обтер росой лицо. Неспешно, морщась от пронзивших начавшее отходить тело иголок, поднялся, прокашлялся и спросил:

– А куда? Ты вообще кто такая?

– Какая есть – та и здесь, – буркнула девчонка и в третий раз сказала: – Пошли!

Она развернулась и по-мужичьи размашисто зашагала в сторону близкого леса.

– Эй! – не трогаясь с места, окликнул ее Олег. – Я никуда с тобой не пойду. – Он вдруг почувствовал, что его начинает трясти. Одежда пропиталась зябкой росой, да и само утро было нежарким, но едва ли один только холод стал причиной той дрожи. Ему было откровенно не по себе. Вспомнились вдруг слышанные в детстве сказки о русалках, кикиморах и прочей нечисти, старающейся заманить доверчивого путника то в речные глубины, то в лесные чащобы… Последнее подходило к ситуации лучше некуда.

«Кикимора» остановилась. Обернулась, нахмурила красивые черные брови и сердито притопнула:

– А ну-ко, иди за мной, кому говорят! Батя ждет.

Девчонка отчаянно, по-вологодски «окала», и это почему-то успокоило Олега, хотя, если уж на то пошло, отчего бы точно так не разговаривать и местной нечисти? Но главное – в голову мигом плеснулась догадка:

– Батя? Рафаил?..

– Кто еще-то? Ты к кому шел?

Девушка опять повернулась к лесу и зашагала, бухая сапогами. Теперь и Олег бросился за ней следом. Догнав девчонку, он, отдуваясь, спросил:

– А как он узнал, что я здесь?

Девушка только фыркнула, даже не повернув головы.

– Ну хорошо, скажи хоть, как тебя зовут.

– Ну, Нинка.

– Нунинка? – деланно хохотнул Олег. – А я…

– Ты – Олежонок-балдашонок! Будешь дразниться – стукну.

– Я не драз… – Он начал было оправдываться, но вдруг поперхнулся. – А как?.. А откуда ты знаешь…

– Ты и правда балда, – повернула наконец голову Нинка и впервые улыбнулась. – Ежели батя знал, что ты пришел, то наверное знал, и кто ты такой, как думаешь?

Лес казался совсем незнакомым, хоть в детстве он не раз ходил сюда по грибы-ягоды с бабушкой. Хорошо хоть проклюнувшее наконец солнце окрасило верхушки деревьев, иначе от дремучей лесной мрачности – таинственно-тихой, настороженно-внимательной – хотелось ухватиться за Нинкину ладошку, словно он вновь превратился в маленького, напуганного природным величием мальчика.

– Не трусь, – угадала его состояние девушка, – уже скоро.