– Ваше благородие, да вот никак не уступает в цене, – стал объяснять он и кивнул на грузина. – Я и так уж и эдак с ним, нет, ни в какую не соглашается, а у Казакова с Медведевым и денег-то своих кот наплакал. Молодые же, в рекрутском депо с них большую часть жалованья удержали, что-то они в артельную кассу сдали. Чего уж там могло остаться, так, кошачьи слёзки. А этот цену ломит. – Он показал на грузина. – Никак не соглашается уступать. У всех старослужащих при себе бурки есть, хотели и они себе прикупить, в шинелях-то гораздо хуже по горам ехать.

– И сколько даёшь за две? – поинтересовался Тимофей.

– Три рубля, – ответил, пожимая плечами, Фрол. – А чего, для поношенной простой бурки и полтора рубля – хорошая цена, это же самая простая из грубой шерсти. Я понимаю, была бы она из козьего пуха или с богатой отделкой. А в этой только овец пасти. Да и ношеные опять же.

– Отец, сколько просишь за две? – Гончаров повернулся к грузину. – Эс ра гхирс?^[2] Обе, обе. – Он показал на пальцах.

– Хути^[3]. – Тот растопырил пальцы на руке.

– Три. – Тимофей опять показал на пальцах. – И ещё полтина. – Вынув из кошеля, он показал серебряную монету.

– Ара! Ара!^[4] – замотал головой продавец. – Хути, хути. – И опять показал растопыренную пятерню.

– Ну вот что за человек?! – воскликнул раздосадованный Фрол. – Ну ты чего, дядя?! Тебя уважаемый человек просит уступить. Цельный господин офицер! Ваше благородие, да давайте мы ему три рубля оставим и заберём их?! Ну чего он артачится?

– Отставить «забирать»! – рявкнул Тимофей. – Не хватало ещё под суд за грабёж загреметь. Забыли, что с российским подданным торгуетесь? Так вам мигом напомнят под свист шпицрутенов. Запамятовали, как в Елисаветполе пехотинцев насмерть забили за такое же? Не уступает, ну и Бог с ним. Кру-угом! Пошли все отсюда!

– Э-э батоно! – увидев, что русские расходятся, всполошился грузин. – Бери, бери! Корошо! Отхи!^[5] – И загнул на пятерне один палец.

– Ну вот, другое дело, – усмехнулся, разворачиваясь, Тимофей. – А вы говорите – не уступает. Держи, отец. – И положил в протянутую ладонь полтинник. – Сами добавить сможете или доложить? – задал он вопрос стоявшим тут же молодым драгунам.

– Чего, братцы, докинем ребяткам? – спросил у артели Блохин. – У нас так-то после рождественской выплаты казна полная.

– Докинем, докинем, – послышались возгласы. – Доставай полтину, Лёнька!

– Ну доставай так доставай, – пробурчал тот и вытащил из кармана кожаный кошель. – Держи, жадюга! – Он протянул серебряный кругляш грузину. – Защищай их, а они до портков готовы служивых обобрать.

На Большой перевал, или, как его называли местные, Джвари, выходили из селения Гудаури в темноте. Два десятка вёрст за день пройти не удалось, что было не удивительно для зимнего времени. Дорога была ужасная, всё обволакивал густой туман, караванная тропа была завалена снегом, а ведущих за повод лошадей кавалеристов сбивал с ног сильнейший порывистый ветер. Каким-то чудом удалось не сбиться с пути, если бы это случилось, последствия могли бы стать для всех плачевными. Заночевали в примеченной ещё в прошлых переходах боковой седловине. Как видно, она и раньше использовалась тут путниками для отдыха. Ровная, очищенная от камней площадка здесь была небольшая и могла едва уместить всех людей и животных. Но выбора не было, здесь хотя бы не так задувал ветер, как на открытых участках, и уже через час на перевозимые с собой колья натянули две большие солдатские палатки, около которых развели огонь.

– Дмитрий, ты со своим унтер-офицером коней всех проверь, – распорядился Копорский. – Посмотрите, хорошо ли стреножены. Чтобы, не дай Бог, не сорвался какой в пропасть. Тимофей, тебе со своим обойти стоянку и ближние окрестности, определить, где лучше караулы выставить. Ну и первая половина ночи пусть за твоим отделением будет.

– Слушаюсь! – козырнули прапорщики.

– Ваня, вот тут у большого камня часового нужно выставлять. – Гончаров показал на возвышенное место. – Отсюда всё хорошо просматривается. Ещё одного у палаток поставим и одного у восточного склона. Там хоть и неудобный подход, однако если бы я и замыслил нападение, то именно там бы и крался.

Вскоре на всех определённых местах замерли одетые в бурки часовые, а от палаток уже пахнуло съестным духом.

– Одну вязанку, вот эту, которая побольше, на разогрев оставляйте, – руководил процессом приготовления пищи самый опытный из всех присутствующих нижних чинов Клушин. – Эти две для готовки держим. И ты куды столько сразу подкидываешь, Гришка?! – крикнул он Казакову. – Вон одну уже спалил почти всю! Понемногу подкладывай, по одному обрубку, чтобы под каждым котлом только лишь костерок горел. Конечно, ежели эдак-то жечь, так и дров тогда не напасёшься! Где ты их тут на перевале найдёшь? И под самый конец побольше голышей прямо в костёр подкинь. Ну таких крепких, которые с голову ребятёнка.

Поужинав, все залезли в палатки и внутрь каждой у станового шеста сыпанули гретых камней. Хоть какая-то прибавка тепла.

Поутру, наскоро похлебав горячую болтушку, отряд отправился дальше. Бросая в лицо колючий снег, яростно ревел ветер, и приходилось, сопротивляясь его порывам, тянуть за собой лошадей. Шаг за шагом за два дневных перехода драгуны преодолели самый высокогорный перевал Военно-Грузинской дороги и уже под вечер вторых суток спустились в долину реки Терек к селению Коби. Ещё через три дня, оставив с левой стороны Казбек, отряд приблизился к Дарьяльскому ущелью. В Степанцминде к нему присоединился курьер фельдъегерской службы с охранной полусотней из казаков. Неспокойное место проходили сторожась. Здесь всё так же происходили нападения горцев и лилась кровь. Низкие тучи, закрыв сверху небо, обратили дневной свет в густые сумерки. Совсем рядом с караванной тропой грозно ревел Терек, бросая на людей ледяные брызги, а они шли с оружием в руках, ощупывая своими взглядами враждебные скалистые склоны. Нападения не случилось. Как видно, воинственные горцы сами сидели в эту непогоду в своих саклях, и собрать их для нападения было не так просто.

– Опытный казак. – Копорский кивнул на подхорунжего, седлавшего коня при выходе из ущелья. – Правильно, что не в Степанцминде заночевали, а загодя, в долинке перед селом. Видели дымы, когда мимо проезжали? Станичники говорят, что так местные знак подают, когда русский отряд к ущелью идёт. На ночёвку бы в селе встали, точно бы без боя ущелье не прошли. Нас и восьми полных десятков здесь нет. Много ты ими против окрестных племён навоюешь!

Самая опасная часть Военно-Грузинской дороги осталась позади. Оседлав Янтаря, Тимофей обернулся. Там, позади, в сумерках виднелись заснеженные горные пики. Сюда на Кавказ он пришёл наивным юнцом и здесь стал совершенно другим человеком. Как же давно всё это было: родители, универ, совершенно другая жизнь, пещера и рекрутское депо, а потом война в горах. Словно бы всё это ему приснилось в каком-то удивительном и сказочном сне.

– Тимофей, ты чего?! – окликнул его отъехавший Марков. – Догоняй! До Ларса уже недалеко, быстрее доедем – быстрее на отдых встанем!

– Но-о, вперёд! – Прапорщик дал шенкелей, и Янтарь, приняв чуть вбок, поскакал по обочине мимо растянувшегося по дороге отряда.

Глава 7. На Дунай

В начале февраля, получив проездные в военной инспекции Кавказской линии, отряд нарвцев отправился в сторону новой столицы Войска Донского – города Новочеркасска. Три с половиной сотни вёрст по Сальским степям шли, стараясь делать ночёвки в станицах. Дважды пережидали в них буран и зашли в город тринадцатого февраля.

– Здесь, вот здесь, в этой хате и в той на постой вставайте, – показывал места квартирования военный чин из войскового штаба. – Для господ офицеров вон та, которая с крышей повыше, там и почище, чем в остальных будет. Только вы до своих драгун доведите, господин штабс-капитан, чтобы не озоровали на отдыхе. У нас тут, у казаков, порядки очень строгие. Мигом любого выпорют, и это самое малое, что может случиться.

– Не беспокойтесь, порядок знаем, – заверил штабного Копорский. – Да и устали мы, из Закавказья ведь идём, полагаю, что целую неделю передохнуть нам придётся. Внимание, отряд, спешиться! – гаркнул он, оглядывая замершую на улице колонну. – В две шеренги становись! Выкликиваю сейчас пятёрки, которые будут квартироваться в указанных домах. Во главе каждой из них есть свой старший, тот, кто и отвечает за всех. Смотрите, чтобы везде был строгий порядок! К бабам не приставать, хмельное не жрать, к местным не задираться, в противном случае после сурового наказания прямо тут, на новочеркасской гауптвахте, останетесь и не видать вам более родного полка и товарищей. Так, в доме за моей спиной располагается пятёрка под начальством младшего унтер-офицера Чанова. Через два дома по этой же стороне улицы заселяется пятёрка во главе с драгуном Блохиным. Напротив них квартируется пятёрка Терехова и по соседству младшего унтер-офицера Пестова. Всем всё понятно? Ну тогда заводим коней в хозяйские сараи, у казаков они большие, должно места всем хватить, а если нет, то в загон нашего офицерского дома определяйте. Разойдись!

Неделю отдохнуть не получилось, вечером следующего дня Копорский вернулся из войскового штаба сильно озабоченный.

– В Румелию, господа, к армии Багратиона выходит только что сформированный Донской полк майора Иловайского, – поведал он своим офицерам. – С собой казаки гонят две тысячи коней для нужд воюющей у Дуная кавалерии. Тут и строевые, и вьючные в табуне. Убыль в лошадином поголовье в конных полках высокая, так что приходится постоянно её восполнять. Можно выйти, как мы и планировали, двадцать первого числа или же пристроиться к этому казачьему полку, но тогда придётся выходить уже послезавтра. Что скажете?

– Люди и кони устали, Пётр Сергеевич, – высказался Марков. – А впереди ведь ещё более тысячи вёрст пути. Зимой да по степи, то ведь ещё это удовольствие идти.

– Зато тут вместе с казаками можно двигаться, – проговорил задумчиво Тимофей. – Кто, как не они, знают, где лучше заночевать, где обойти овраги или плохой участок стороной, а где, напротив, на прямой дистанции ходу прибавить. Да и две тысячи сменных коней – это ведь не шутки, неужто не договоримся вьючных менять?

– Вот и мне штабные посоветовали к казакам пристроиться, – заметил Копорский. – Дескать, протянете время – и только лишь в мае в Валахию сможете заехать, да и то к концу месяца. Уже с середины марта и до конца апреля тут половодье большое, и все южные степи совсем малопроходимыми станут при разливе рек. Это ладно, совсем недавно мы Дон по хорошему льду перешли, а ведь у нас, не забывайте, господа, впереди ещё и Днепр с Южным Бугом, а за ним дальше полноводный Днестр и Прут. Пока ещё весь лёд с них сойдёт да пока понтонные мосты поставят, армия уже и боевые действия начнёт. А у меня предписание прибыть в Стародубовский полк до апреля.

– Ну так-то да, некрасиво это на новом месте службу начинать с опоздания, – произнёс озадаченно Марков. – Тем более нам, штрафникам. Да ведь, Тимох? – Он подмигнул другу.

– Это точно, – хмыкнул тот. – И так не знаю, как с таким послужным списком примут. Я за то, чтобы выходить пораньше, Пётр Сергеевич. Драгунам объясним всё как есть. Неужто не поймут они?

Через день после разговора отряд драгун, пристроившись к длинной колонне казачьего полка Иловайского Петра Дмитриевича, ехал неспешной рысью по хорошо набитой степной дороге на запад. Казаки не жадничали, уступили каждому по сменной и вьючной лошади. Поделились и фуражом с провиантом.

– Только чтобы нам не тянуться из-за вас, – поставил условие пожилой хорунжий, исполняющий роль и полкового интенданта, и начальника штаба в одном лице. – Так что не медлите. Ежели совсем худо будете ехать, оставим и коней своих с собой заберём.

– Ой-ой-ой, какие мы важные. – Марков покачал головой, глядя вслед отъехавшему казаку. – Они что, нас совсем за неумелых держат?