Единственное, в чем не чувствовался подвох, – это запахи. Опавших листьев, дымка из труб и чего-то горьковатого – то ли трав, то ли последних осенних цветов. Солнце светило, но уже без летнего зноя, будто делало одолжение. Зато от любопытных взглядов припекало.

Местные студиозусы не отказывали себе в том, чтобы поглазеть на меня, ничуть не скрываясь. В толпе вновь слышались шепотки про потерянный дар, какого-то эльфа, принца, будь тот неладен.

Отец шел впереди, не оглядываясь и то ли не слыша, то ли игнорируя все это внимание. Мать, наоборот, прижималась ко мне, будто боялась, что я вдруг могу дать деру. Ее пальцы чуть дрожали, держа мои, а губы шептали что-то неразборчивое – то ли молитву, то ли причитания.

Я же предпочла молчать и смотреть вокруг, решив: раз не удалось сбежать из сна, хотя бы возьму от него впечатлений по полной. Когда еще удастся побывать в подобном месте, где все настолько реально, что можно даже и обмануться, приняв окружающее за реальность.

А это была не она. Теперь я твердо была уверена, что это все бред, галлюцинация. А мое тело сейчас везут то ли в реанимацию, то ли на операцию. Потому нужно не терять связи с реальным миром, чтобы, очнувшись, не превратиться в сумасшедшую, которая грезит какими-то фэнтези-сказками.

К слову, почему именно ими? Нет, чтобы я попала в любимый детектив, где поезд, флер начала прошлого века, куча подозреваемых и одно убийство. Я бы его распутала на раз, герои бреда прониклись бы моей гениальностью, а я ощутила собственное величие.

А здесь-то что делать? Ответ напрашивался один: быть послушной дочерью, чтобы от меня побыстрее отстали и дали как следует дремануть и вернуться в реальность.

В общем, у меня, когда мы подошли к карете, что стояла у ворот академии, даже появился план. Жаль только, что основывался он на импровизации.

Экипаж с гербом – двумя бурундуками, державшими один орех, – ждал у входа. Лошади нетерпеливо перебирали копытами, а кучер, не глядя в мою сторону, держал дверцу открытой. Я уже поставила ногу на подножку, когда за спиной раздался голос отца:

– Посмотри последний раз на свою академию, мелкая паршивка. Больше ты ее не увидишь. Опозорила отца! Сбежала! И что в итоге? Случившееся будет тебе уроком. Нечего девкам подолами перед чародеями вертеть. Бабское дело не зелья магические варить, а супы! Ишь, алхимиком она стать захотела!

Слова, конечно, не клинки, дыры в спине не сделают, но ранить могут больно. И хотя это было все не по-настоящему, и отец-то не мой, а вымышленный. Но это задело.

Я обернулась, чтобы посмотреть. Но не на стяги и шпили, что пронзали небо, не на мощеные дорожки, резные ворота и учебные корпуса. Нет. Я хотела взглянуть в глаза тому, кто так жаждал отомстить. Причем сделать это быстро, побольнее и с размахом. И ладно бы врагу. Собственной дочери!

Я посмотрела в лицо отца, на котором масляным пятном на луже расплылось чувство превосходства. В этот миг мне стало абсолютно плевать, что все вокруг – вымышленное. Злость-то у меня была настоящая. И она клокотала внутри меня, обжигала, я кипела и… крышечку сорвало. А папочку – ошпарило.

– Не стоит пытаться умыть того, кто сел в лужу. Велика вероятность самому оказаться по уши в грязи, – произнесла, глядя прямо в глаза барону и обещая без слов, что не только погружу его в болото, но если что – и притоплю.

Видимо, я была очень свирепа. И папенька отступил. Правда, чтобы не терять лица, проворчал сквозь стиснутые зубы:

– Ты мне еще тут поговори. Дара лишилась, а с ним и последнего почтения? – мне показалось, что в вопросе просквозила некоторая неуверенность. Словно папенька опасался. Меня или того, что я вдруг что-то еще могу намагичить? А вот жены своей он ничуть не боялся. Скорее наоборот. И, желая выместить злость на той, кто не сможет ответить, обвиняюще выплюнул: – Это все твое воспитание.

Баронесса лишь втянула голову в плечи, не пытаясь перечить. А я, глядя на вымышленных родителей и сравнивая их с моей настоящей семьей, вдруг поняла: семья может быть как анестезией, так и эвтаназией, в зависимости от того, находишь ты в ней поддержку и сострадание или диктатуру и издевки.

Мне же, похоже, выпал шикарный шанс доказать, что если я хочу выжить и вернуться, то никакая «помощь» родственничков мне не сможет помешать.

Меж тем баронесса, судорожно сглотнув, мышкой юркнула в карету, и я решила последовать ее примеру. Обивка скамьи была холодной и шершавой под пальцами, внутри экипажа царил полумрак и зябкая сырость. Так что я поневоле закуталась в колючий плащ.

Отец сел последним, и карета тут же тронулась с места. За окном замелькали желтые листья, высоко в небе о чем-то протяжно кричали журавли. Отец тоже кричал. Теперь, без свидетелей, дав волю своей злости по полной.

Оказывается, у ворот он еще сдерживался. При свидетелях-то.

Уже сидя в карете, узнала, насколько я неблагодарная дочь, которая предательством отплатила за все то добро, что сделали для меня родители. Последнее заключалось в том, что они кормили, поили и одевали Кимерину и вывозили на балы. Список, прям как для породистой кошечки, которую заводчик вывозит на выставки, показы и прочее, чтобы по итогу оной получить приплод, а с него – доход.

А вот барон планировал прибыль сразу же. После свадьбы дочери. Таковая бы объединила капиталы двух семей.

А тут такая незадача: породистая невеста сбежала… А все из-за книг! Все беды от них! И воспаление мозга, и строптивый нрав, и, о ужас, собственные мысли! Последние, по мнению Бросвира, были особенно пагубны. И возникли они из-за того, что Кимерине разрешали пользоваться библиотекой брата. Там-то она и начитывалась в зюзю каждый вечер. Но это было бы полбеды. Ну подумаешь, умная девица. У всех свои недостатки. Так нет. Этого было мало. Дщерь, у которой поздно, но сильно проявился магический дар, скрыла тот ото всех и решилась на немыслимое: идти в академию вместо того, чтобы следовать под венец с женихом, который понравился батюшке.

На эту отповедь так и хотелось сказать барону: вот бы сам и женился на этом лорде Трумвале, раз тот так по нраву! Правда, похоже, что после выходки Кимерины свадьба с упомянутым типом больше мне не грозила.

Отец сокрушался, что порченную то ли магией, то ли самими магами девицу Трумваль уже не возьмет. Потому придется искать партию не столь выгодную и как можно быстрее, пока про позор не узнала вся столица.

Баронесса при этом молчала, не прекословя, лишь опустила глаза долу.

Нет, конечно, в моей семье тоже было принято слушать старших. Но если отец начинал расходиться, мама могла ему и ответить. Так что я в совершенстве знала, как можно обругать и на русском, и на армянском. Но сейчас всех моих лингвистических познаний не хватило бы, чтобы высказать все, что я думаю об одном напыщенном типе, который сидел напротив меня. Потому молчала. Но с вызовом. Чем бесила папочку.

А что? Я, может, предпочитала, если и играть на нервах – то только по своим правилам. Не фальшивя. И исключительно похоронный марш для чужой психики!

Так что отец плевался ядом все больше в лучших традициях удоистой гадюки. Это меня слегка успокаивало. А вот шум, начавший доноситься с улицы, наоборот, насторожил. Я отодвинула шторку, выглянула в окошко и увидела площадь, полную народу.

Только хотела было перебить барона и спросить, какой сегодня праздник, как прозвучал звонкий голос глашатая:

– Досточтимые горожане! Спешите присутствовать! Сегодня, в полдень, мы станем свидетелями важного события, которое произойдет здесь, на площади Вздохов! В соответствии с законами империи, перед вами предстанет Бриана Тэрвин, осужденная императором на смертную казнь через отрубание головы. Она виновна в покушениях на избранницу его высочества принца Ричарда – леди Одри Хайрис!

«Ну вот, хотела труп – тебе его скоро организуют», – невесело подумала я. Правда, я подразумевала, что буду смерть расследовать, а не лицезреть… Но, как говорится, заказчику надо четче формулировать пожелания. А то без четкого ТЗ даже у воображения будет ХЗ.

Благо, мои худшие опасения не сбылись, и кучер, понукая лошадей, поехал дальше. То ли барон не был любителем подобных зрелищ, то ли, что вероятнее, ждать было еще долго, потому как солнцу до полуденного зенита подниматься было еще высоко. Да и что-то подсказывало: глашатай еще не раз и не два повторит свою речь. Мне же ее и второй-то раз слушать бы не хотелось. Как и оставаться здесь. Куда милее были дом, постель, сон. Повторяя это про себя как мантру, я не пробезмолвствовала остаток пути. Так что если судить по поговорке: «Молчание – источник силы», то у меня ее сейчас было столько – хоть горы сворачивай, хоть шеи, хоть разговоры, хоть уши в трубочку.

Хотя последние и сами уже почти скрутились: барон не прервал за всю дорогу своей негодующей речи ни разу. Замолчал он, лишь когда карета остановилась у одного из особняков. Это был не просто дом, а целое родовое гнездо. В таком отлично можно держать осаду от врагов, репортеров и просителей. Я не увидела ни резных фасадов, ни воздушных балкончиков, ни разноцветных витражей. Лишь добротные стены из серого камня, поросшие плющом с листьями, уже тронутыми багрянцем осени.

А перед ними – высокая кованая ограда и идеально выкошенная лужайка без единого кустика, под которым можно было бы притаиться.

Одним словом, дом – крепость, дверь которой открылась без скрипа – гладкие, хорошо смазанные петли, никаких лишних звуков. Практичность прежде всего.

Внутри – порядок, граничащий с паранойей. Натертый до такого блеска, что можно увидеть свое отражение, паркет. Шаги по нему отдавались эхом.

Мебель – массивная, дубовая, добротная, без излишеств. Гладкие поверхности, острые углы, четкие линии.

Одним словом, миленько. Прямо как в склепе. Правда, комфортном, улучшенной планировки, многокамерн… – кхм – многокомнатном. В одну из таких меня баронесса и сопроводила. Правда, когда мы направлялись к парадной лестнице, что вела на второй этаж, к хозяину дома подошел слуга.

– Лорд Брасвир, приходил посыльный от самого лекаря его величества, сказал, что его господин прибудет к вам в полдень, чтобы осмотреть юную баронессу.

В ответ на это папочка недовольно фыркнул, но ничего не сказал, а мать тихо шепнула:

– Давай, дочка, поторапливайся, не гневи отца еще больше…

Мне хотелось сказать, что куда уж больше-то: его так распирало от злости, что еще немного – и лопнет. Вот как щеки от злости надул, точно хомяк. Но я промолчала. Ради кровати.

И мои старания были вознаграждены! Придя в комнату, я увидела ее! Неширокую, заправленную так – хоть монету на покрывало кидай – отскочит, постель. Уже было приготовила речь о том, как я устала и хорошо бы мне отдохнуть, как баронесса произнесла:

– Ты, наверное, проголодалась, я распоряжусь, чтобы тебе принесли поесть…

– Лучше пусть принесут поспать, – неловко пошутила я и улыбнулась матери, увидев, как ее черты лица, словно смятые, вдруг разглаживаются, а глаза светлеют.

– Хорошо, тогда скажу слугам, чтобы тебя не беспокоили, – с этими словами баронесса ушла, закрыв за собой дверь.

Я услышала отчетливый звук запираемого засова.

М-да уж… Ради интереса выглянула в окно, перед тем как задернуть штору. Второй, хотя судя по высоте потолков – весь третий этаж. Стена отвесная. Ни парапетов, ни барельефов, ни выступов – никаких условий для комфортного побега! Опять же решеточка. Чугунная, прочная. Ее я оценила, распахнув створки.

Но если из комнаты удрать было нельзя, то из сна – еще как можно! Подготовкой к побегу из последнего я на бис и занялась: плотно закрыла створки – чтоб не мешали звуки с улицы, задернула шторы, взбила подушку, устроилась поудобнее под одеялом и… таращилась в потолок в лучших традициях бородатой неясыти до полного осовения. По ощущениям это длилось целую вечность.

Но в целительской-то у меня все получилось!