– Хорошо, – произносит мама, взволнованно глянув на отца. – Мы просто привыкли так вас называть и… Конечно. Как скажешь.

Привыкли? И сколько же раз на дню Адель приходилось слышать это нелепое «брат и сестра»?

– У нее снова не работает телефон! – бросает мама с раздражением. – Она даже не подумала написать мне сообщение, что уехала и добралась до дома без приключений!

– Ника, она уже взрослая, – говорит ей папа, наклонившись к столу. – Она не должна отчитываться перед нами о каждом своем шаге.

– Хочешь сказать, что ты ни капельки не переживаешь?

– Разумеется, я переживаю, но я так же понимаю, что ей необходима свобода.

– В наше время свобода слишком тесно переплетается с опасностью, которую несут в себе ненормальные люди.

– Они и раньше существовали.

– Но сейчас их намного больше, – не уступает мама, а потом, словно вспомнив, что за столом сижу я, набирает в легкие воздух и виновато улыбается. – Извини, дорогой.

– За что? – поднимаю банку с рассолом. – За то, что беспокоишься о дочери?

– Адель не живет с нами уже два года, – говорит отец, – но мама никак не может к этому привыкнуть.

– Мне нанесена серьезная психологическая травма, – шутит она. – Мой сын уехал подальше от своей семьи на целых четырнадцать лет. Теперь я боюсь, что дочь сделает что-то подобное.

– Ника, она работает в твоем центре, – закатывает отец глаза. – Вы видитесь почти каждый день. Разве этого мало? И будет лучше, если мы поговорим об этом после завтрака.

– Из-за меня? – спрашиваю. – Слушайте, не ведите себя так, словно я идиот. Если вы хотите поговорить о дочери – говорите. Если я сказал, что не считаю её сестрой, то это вовсе не значит, что я её ненавижу. К тому же, насколько мне известно, она солидарна со мной в этом вопросе. Мы просто ваши дети. Каждый по отдельности.

– Да, – качает головой мама, словно пытается убедить себя в этом, – да, ты прав, милый. Конечно. Я просто немного переживаю, вот и всё.

И, наверное, правильно делает, учитывая, что её дочь спуталась с каким-то ублюдком. А они вообще в курсе, что у нее есть парень?

Где-то в глубине эта мысль нервирует меня. Где-то очень глубоко.

– Не думаю, что тебе стоит волноваться, – говорю, положив на кусок хлеба ломтик колбасы. – Она, наверное, уехала к своему парню.

А я и не знал, что у мамы такие большие глаза. Надо же, как она их выпучила!

– Что? – смотрит на меня, потом на отца. – Какой ещё парень? Богдан?

– Это точно не Богдан.

– Откуда ты знаешь, что у Адель есть парень? – спрашивает отец. – Вы вчера общались, да?

Полная надежд улыбка появляется на его губах.

– Немного.

Вчера ваша привлекательная дочь в милом коротком платьице стала причиной моей эрекции.

– Как хорошо! Вы с сестрой находите общий язык! – радуется мама, заправив за ухо каштановые до плеч волосы.

Не знаю, что сейчас выражает мой взгляд, но мама, вспомнив о моей просьбе, которая, очевидно, вот-вот превратится в жесткое требование, спешит извиниться:

– …То есть, Адель. Прости, Аверьян. Мне нужно немного времени, чтобы привыкнуть.

Воспоминание о коротком, сексуальном платьице на стройной фигуре и реакции моего тела теперь вызывают тошноту. Всего одно слово «сестра» и приятное тепло в паху превращается в самый настоящий стыд.

– И что она тебе рассказала? Потому что я точно не в курсе. Мы только вчера обсуждали с ней Богдана, но она и словом не обмолвилась о другом парне.

– Может, потому, что тебе пока не стоит об этом знать? – вздыхает отец.

– Мы должны знать, кто он! Какой он человек и вообще – всё ли у него в порядке с головой. Адель что-нибудь о нем рассказывала?

Отрицательно качаю головой, прожевывая бутерброд. Я думаю о том, какие красивые у нее губы. Именно на них я обратил внимание в первую нашу встречу, случившуюся в дамской комнате ночного клуба, где я трахал Инессу. Они понравились мне с первого взгляда, и если бы за пять минут до этого я не развлекался с давней подругой, которая слишком перевозбудилась от радости встречи со мной, я бы поцеловал их. Её губы будто созданы для поцелуев…

Губы Адель.

Губы «сестры».

– Так странно, – прерывает мои мерзкие мысли мама. – Мы вчера так хорошо общались, и она ничего мне не рассказала. А я так надеялась, что у них с Богданом что-то получится. Но Адель сказала, что они только друзья. И телефон всё ещё выключен! Уже десятый час. Адель просыпается рано!

– Ника…

– Мне неспокойно! – потирает она указательным пальцем лоб. – С ней могло что-то случиться. Я была уверена, что она сейчас дома! После завтрака поеду в город.

– Это так необходимо?

– Да, Кирилл, – решительно заявляет мама, – и ты поедешь со мной! Она обещала, что останется здесь, а сама снова… – Мама резко замолкает и уводит взгляд в сторону. – В общем, съездим в город ненадолго. Заедем к дочери и просто узнаем, как у нее дела.

– Раз уж выбора у меня нет, – со вздохом выходит отец из-за стола, – пойду приму душ и буду собираться.

– Спасибо, дорогой.

Глубоко вздохнув, мама подносит к губам чашку с кофе и делает осторожный глоток.

– И давно ты такой стала? – спрашиваю, глядя на нее с откровенным весельем.

– Какой?

– Чересчур обеспокоенной.

В темно-зеленых глазах проскальзывает чувство вины.

– Отец прав, Адель не маленькая девочка. И она уже два года живет отдельно от вас. Ты не слишком сжимаешь её?

– Если и так, то на это есть причины, – отвечает мама. Смирившись с недоступностью дочери, она кладет телефон на стол. – Не хочешь поехать с нами?

– Нет, – отвечаю ясно и коротко. – Что значило это твое «снова»? Ты узнала, что Адель испачкала платье, и сказала «снова» так, будто это имеет какой-то более глубокий смысл.

– Не бери в голову, – говорит она, тряхнув головой. – Просто сказала. Если ты сегодня планируешь провести день дома, пригласи друзей. Сыграете в теннис, в бильярд, поплаваете в бассейне.

– Хочешь уйти от ответа? – спрашиваю с улыбкой. – Если так, то за ним кроется что-то очень серьезное. И, думаю, я имею к этому непосредственное отношение.

– С чего ты взял?

– Твой взгляд становится виноватым. Вот ты сидишь, переживаешь за дочь и ничего не можешь с этим поделать, а потом смотришь на меня и как будто сожалеешь, что в свое время так же сильно не переживала и не беспокоилась обо мне. И это вынуждает тебя чувствовать себя виноватой. Если ты расскажешь мне об этом таинственном «снова», то это чувство лишь больше в тебе разыграется. Я не прав?

– Ты даже представить себе не можешь, как я скучала по тебе, – улыбается мама.

– Могу, – подпираю подбородок рукой и улыбаюсь в ответ. – Ведь я тоже по тебе скучал.

– Приятно слышать, сынок! – смеется она, засияв, как капля росы на солнце. – Я уже и не ждала, что ты вернешься. Где-то в глубине своего сознания я уже, кажется, смирилась, что мы будем встречаться два-три раза в год на другом континенте до конца моих дней. Но вот ты сообщил, что собираешься вернуться домой, и всё в голове перемешалось.

– Ясно, – делаю продолжительный кивок. – Но причем здесь Адель?

– При том, что она с самого детства считает себя лишней, когда речь заходит о тебе, – отвечает мама, опустив голову. – Мы столько раз приезжали к тебе в Нью-Йорк, а потом та незабываемая поездка в Таиланд! – улыбается мама. – Рим, Барселона, зимние каникулы в горах Швейцарии! Адель должна была быть с нами в каждом нашем путешествии, но всегда что-то случалось. То ангина, то отравление, то предстоящие экзамены.

– Она же ездила с вами в Китай, – вспоминаю.

– Да, а ещё в Турцию и Египет. Она ездила только туда, где не было тебя, Аверьян.

Я только сейчас начинаю осознавать, что каждый раз, когда мы с родителями планировали совместный отдых, они приезжали без девочки, имя которой я даже и не старался запомнить. Мы всегда отдыхали большой компанией друзей и родственников, и мне просто не было дела до ребенка, за которого родители взяли ответственность. Есть и есть. Когда вырастет – вылетит из гнезда, чтобы строить свою жизнь.

– Ты не помнишь этого, – читает мама мои мысли. – Но каждый раз за день или два до отъезда, с Адель что-то случалось. Появлялась весомая причина, которая позволяла ей пропустить поездку. С ней оставались Зоя или Лера с Андреем, если, конечно, они не уезжали вместе с нами.

– И ты считаешь, что она так поступала, потому что считала себя лишней?

– Я так не считаю, Аверьян. Я это знаю, – уверенно говорит мама. – Потому что, когда мы собирались в Таиланд, мы до последнего не сообщали ей, что там будешь ты. Мы с отцом сказали, что будем там только с Лерой и Андреем, но я очень боялась, что Адель обидится на нас или, того хуже, что ей станет плохо… В общем, за несколько часов до вылета я сказала, что у меня есть отличная новость: ты смог вырваться из плотных трудовых будней и составишь нам компанию. Через несколько минут у нее заболел живот и поднялась температура. Поэтому, зная всё это, я испытывала некоторое беспокойство относительно вашей первой встречи, которая состоялась вчера.

Чешу нос. Первая наша встреча состоялась не вчера, к чему мы оба оказались не готовы.

– Утром я заехала к ней на работу. Адель казалась очень уверенной и спокойной, она заверила меня, что рада твоему возвращению, потому что от этого счастливы мы с папой. А вечером её всё нет и нет. Наконец приезжает и говорит, что стаканчик с кофе случайно на нее опрокинулся.

– И ты решила, что она это сделала нарочно, чтобы не приезжать?

– Нет, – улыбается мама, – ведь в ином случае Адель бы вчера вовсе не появилась. Но когда мне пришлось задействовать фокус с вопросами, тут я уже немного напряглась. Она нервничала. Правда, когда мы все вместе сели за один стол, я успокоилась. Она ни капельки не волновалась и выглядела так же, как и всегда. Настоящие качели!

– Фокус с вопросами? – поднимаю бровь.

Такое чувство, что каждое новое слово, сказанное мамой, утягивает меня в неизвестность всё дальше и глубже.

– Психологический прием, который позволяет очень быстро остановить стремительно разыгрывающуюся тревогу. Когда Адель была маленькой, мы это часто проделывали, но по мере взросления всё реже и реже.

– Гипноз какой-то, что ли?

– Не совсем. В детстве Адель часто погружалась в тревожные состояния, и чтобы избавить её от них, психолог посоветовала переключать её внимание с помощью вопросов. Простые, но связанные друг с другом одной темой. Хватает трех-четырех, чтобы перезагрузить нервную систему.

– Ты серьезно? – смотрю на нее, с трудом сдерживая смех. – Хочешь сказать, что я оказываю какое-то негативное воздействие на её нервную систему?

– Как я уже сказала, Адель с детства считает себя лишней, – совершенно серьезно говорит мама. – Не хочу углубляться в эту… достаточно неприятную тему, но я считаю, что эта мысль вновь проснулась в её голове, когда она узнала о твоем возвращении. И стаканчик с кофе, как и вино, она опрокинула на себя нарочно. Она знает, как мы с папой ждали тебя, как радовались твоему приезду, и, наверное, ей не хотелось мешать нам… В общем, такие дела.

Зачем я слушаю всё это?

Зачем мне столько знать о ней?

Пф. Ещё и больше половины банки рассола выпил, который через несколько минут вылезет обратно.

«Они вели себя с ней просто по-ублюдски, когда рядом не было ваших родителей. Да что уж там: Вероника с Кириллом до сих пор не знают, сколько всего пришлось вынести их дочери, пока все вокруг пили, развлекались и вели непринужденные беседы! Её нежелание признавать в тебе брата оправданно. Ты знал, что все эти люди, а в особенности твои подружки, считали виноватой именно её в том, что ты не хотел больше приезжать сюда. Из-за этого ей приходилось молча стряхивать с себя всё то дерьмо, которым её поливали», – отчеканивает каждое слово голос Дарины.

Тошнит. В ближайшем будущем никакого алкоголя.