Мы заходим в просторный зал, интерьер выдержан в белых тонах, на стенах репродукции Васнецова. На столах – скатерти с кружевами ручной работы и вазы с живыми цветами. Нас провожают к столу у окна. Официантка улыбается, узнав меня, и спрашивает, закажу ли я все, как обычно. Утвердительно киваю.

– А можно мне то же самое? – отодвигая меню, интересуется Ник. Вопросительно смотрю на него. – Я доверяю твоему безупречному вкусу.

Сердце подпрыгивает, как на лежачем полицейском, которого не заметил. Это, вроде, даже не комплемент, но очень тонко обволакивает эго. Этот мужчина не просто красив, он мастерски обходит мою защиту, сарказм и критическое мышление. Ник внимательно рассматривает мое лицо и спрашивает:

– Итак, на какое число назначим встречу?

– Встречу?

– С родителями. – Как я могла забыть? – Мои собираются праздновать новый год на даче, но до двадцатого декабря они в городе. Хотел узнать твое расписание, чтобы спланировать. Выходные может быть?

Утвердительно киваю. Почему общение с ним затормаживает мои когнитивные функции? Стараюсь собрать силы и усилием воли начать говорить. В итоге тараторю на одном дыхании:

– Я могу пятнадцатого и шестнадцатого. Время не принципиально, но лучше вечер, чтобы это был ужин и через несколько часов мы смогли уйти под предлогом позднего часа. К моей маме лучше ехать в будни, после работы, чтобы не было завышенных ожиданий. Зайдем на чай, как бы между делом, просто показать, что у меня есть мужчина.

– Она сомневается в этом? – он произносит это так мягко, что хочется плакать. Отрицательно машу головой.

– Просто у меня не было отношений, – неожиданно признаюсь я.

– Никогда?

Жалею о сказанном, в лице пульсирует стыд. Снова отрицательно машу головой, стряхивая лишнее, как собака воду. Радуюсь официантке и большой тарелке драников. Ник тоже переводит внимание на блюдо перед собой.

– Как ты… – он не успевает задать вопрос, отвлекаясь на телефон. На экране высвечивается «Диана», и серые глаза вспыхивают. Не сказав ни слова, он в несколько шагов скрывается за входной дверью, а я чувствую тяжесть бетонной плиты на плечах. Заставляю себя жевать ставшие безвкусными драники, внутри разворачивается срочное собрание субличностей.

«Размажь его по стенке», – надрывно кричит субличность в образе Жириновского. Для этой части все – враги, и ко всем нужно применять экстренные меры. Мой внутренний Жириновский заносит руку над красной кнопкой. «Женщина должна служить мужчине. Просто потерпи и будь ласковой», – поглаживает его по спине Богиня. «Из-за чего вы устроили такой шум?» – сладко спрашивает русалка. Я даже не успеваю удивиться русалке, как «слышу» громкий крик маленькой девочки внутри меня. В каждом из нас, даже в самых смелых и сильных, есть детские части, которым нужны любовь и внимание. Стараюсь увидеть и услышать все, что сейчас происходит внутри. Это не психическое расстройство, я знаю – я же психиатр.

«Доверяй», – эхом, будто отражаясь от купола, проносится в сознании. Это голос Высшего Я. Выдыхаю. Доверие пространству, открытость, принятие и осознанность. Если что-то происходит, значит, в этом есть смысл.

Драники, как я люблю, с хрустящей корочкой сыра, инжирное варенье, чай с липой, травянистый аромат хризантем. Даже если Ник скажет, что ненавидит меня, будет ли это концом истории? Он – второстепенный персонаж моей жизни. Что бы ни произошло, я с этим справлюсь. Внутренний Жириновский неодобрительно убирает руку с красной кнопки, Богиня обнимает маленькую девочку, у русалки появляются ноги. Бессознательное – территория сюрреализма, там нет логики и анализа, только метафоры и образы.

Ник садится напротив, но я не отвожу взгляда от окна, где опять кружится снежный пух.

– Выглядит отлично, – комментирует он. Я по привычке держу оборону, но вспоминаю про доверие.

– Попробуй.

Да, ему звонила Диана; не самое распространенное имя, в воспоминаниях всплывает образ миниатюры с фарфоровым лицом.

– Это очень вкусно, – жует Ник.

Коротко улыбаюсь. Доверие. Диана может быть совершенством, но сейчас он – здесь, со мной. Я не знаю их отношений, не знаю ее как человека и вообще ничего не знаю, поэтому все мои предположения – крик в пустой колодец.

– Заеду за тобой завтра в шесть, – встречаясь взглядом с серыми глазами, предлагаю или, скорее, утверждаю я. – Цветы для мамы куплю сама, надень что-то не слишком официальное. Можно как сегодня, – взглядом указываю на его черный худи. – Чтобы она ничего не заподозрила, не переигрывай. Просто приедем вместе, и ты подтвердишь, что встречаешься со мной. По своей воле.

– Да сэр, есть сэр, – расплываясь в улыбке, отвечает Ник. – Можешь больше рассказать, чтобы я был готов?

– Ничего особенного. У мамы генеративное тревожное расстройство, она старается все контролировать. Токсична и не замечает этого, разговаривает приказами. – Ник прищуривается. – Кроме шуток, эта женщина – чемпион по токсичности. Она профи.

– Уверен, ты преувеличиваешь.

Мы еще пьем чай, говорим о детстве и школе. Потом Ник берет такси, а я сажусь в машину. Меня накрывает осознанием, в котором сложно признаться даже себе. Он мне нравится – больше, чем хотелось бы. Обманывать себя бессмысленно, сейчас мои субличности танцуют вальс, даже Жириновский покачивается в такт музыке. Это влюбленность, я знаю ее химический процесс.

Четыре фазы. Фаза «притяжения» начинается с выработки лимбической системой феромонов, к ним добавляются тестостерон или эстроген, плюс оксид азота. Этот «суп» вызывает влечение. Вторая фаза: если чувства взаимны – живешь как на амфетаминах, если нет – страдаешь, как Шекспировский герой. За это отвечают дофамин, адреналин, норадреналин, фенилэтиламин, серотонин. Третья фаза «привязанность» – это любовь в классическом понимании. Наслаждение, без страха расставания (если нет психологических травм и расстройств личности), выделяется окситоцин, эндорфины и вазопрессин. Если наступает фаза «расставания» – падает уровень серотонина и эндорфинов.

Субличности делают музыку громче, чтобы заглушить научный бубнеж моего внутреннего Профессора Душнилы.

Заснеженный Новосибирск вдруг становится уютным. Еду по самой длинной улице в мире, улыбаюсь тому, что это не оборот речи, а факт. Красный проспект занесен в Книгу рекордов Гиннесса. Прямые 6947 метров сибирских сугробов. Ловлю себя на мысли, что в этот раз не сравнила нелепый, по меркам Вселенной, отрезок с масштабом IC1101.

Доверять.

Мой поворот на площади Калинина – направо в сторону дома. Хочется музыки, горячей ванны и доброго кино. Завтра знакомство мамы с моим первым парнем. Пусть и не настоящим.

Глава 12. 3 декабря. Знакомство

Утро наступает слишком рано, я оказываюсь не готова. Ни кофе, ни душ, ни музыка не помогают. Так бывает перед новым шагом. Мелкая дрожь в теле означает изменение вибраций, я действительно перехожу на другую линию реальности. Улыбаюсь и укутываюсь в пушистый кардиган. Переход невозможно ускорить, перепрыгнуть или проигнорировать, только прожить насквозь. Чем выше уровень осознанности – прости, Господи, за такое затасканное слово – тем проще. Множественные интеллекты, навык рефлексии, чувствование тела и умение общаться с бессознательным.

– Кто снова пустил Профессора Душнилу? «Откройте окна!» – кричит Жириновский, остальные с ним согласны.

Рабочий день проходит как в тумане, стараюсь не думать о предстоящем вечере, но назойливые мысли мешают анализировать снимки МРТ мозга. Как в тесте Роршаха, вижу не височную долю, а выражение лица мамы, когда мы с двухметровым красавцем заявимся на чай.

Вечер неизбежно наступает, мое напряжение становится гуще сметаны. К моменту, когда я доезжаю до отеля, сметана превращается в бетон. На заднем сидении – букет белых роз. Этой женщине невозможно угодить, поэтому я взяла самое простое. Сибирские минус двадцать девять «за бортом», в салоне включены все возможные подогревы, но меня трясет. Знаю, что это попытка симпатической системы освободиться от стресса. Успокаивать ее сейчас не нужно, наоборот – больше двигаться. Паркуюсь на соседней улице, чтобы пройтись. Холод отлично прочищает мозг. Накидываю дубленку, поскальзываюсь, чертыхаюсь, бреду по сугробам. Дышу.

Замерзшими пальцами набираю «выходи». Светофоры, уставшие люди, прожекторы фар, словно в театре. Большое представление под названием «жизнь на Земле». Дышу.

Облака темным пятном цепляются за крыши, как потолок натянутого циркового шатра. И у каждого из нас своя роль. Дышу.

– Не замерзла? – касается меня теплый баритон. Хочу по привычке сказать «нет», но говорю «немного». Серые глаза теплеют.

– Хочешь кофе? – взглядом Ник указывает в сторону кафе.

Преодолеваем расстояние за минуту. Ник дает мне руку, чтобы спуститься по лестнице в подвальный этаж. Моя холодная ладонь тонет в его, как в теплом облаке. Ощущение растворяется, когда он медленно забирает руку, открывая двери в кафе. Ник заказывает капучино с карамельным сиропом, я прошу то же самое.

– Волнуешься? – замечая мое состояние, спрашивает он, пока мы ждем заказ. Утвердительно киваю, продолжая рассматривать носки своих сапог.

– Как будто собираюсь прыгать с парашютом. Еще не знаю, как это будет, но, на всякий случай, боюсь.

– С тобой опытный инструктор.

Его улыбка не может не свести с ума: в ней есть что-то непосредственное и одновременно соблазнительное.

– Надо предупредить, что мы едем, – достаю из сумки телефон. Слушаю гудки, разглядывая меню на стене. Отвечаю на холодное «алло»:

– Мам, привет. Могу заехать на чай? Ненадолго. Минут через пятнадцать. Не предупреждала. Понимаю, что невежливо. Я с мужчиной. Мам?

Молчание этой женщины случается, только когда она бросает трубку или манипулирует игнором. Обычно ей всегда есть, что сказать.

«Приезжайте» и гудки на том конце. Вот и поговорили. Не было ни одного раза, когда бы я почувствовала, что она ждет меня.

– Все будет хорошо. Обещаю, – большая рука мягко касается моего плеча и, кажется, время останавливается. – Давай я поведу? – спрашивает Ник, когда мы подходим к машине.

Молча даю ему ключи. Это не самая плохая идея, учитывая мое растерянное состояние. «Эмоции – это нормально», – успокаивает меня внутренний мудрец. Он похож на Дамблдора, только одежда попроще. Мысленно соглашаюсь со стариком. Даже у самых проработанных и осознанных бывают переживания, как у самых спортивных и здоровых – понос. Чувства – это опыт, который душа может получить только в физическом теле. Холод, боль, тепло, наслаждение… чем выше чувствительность, тем больше оттенков. Гнев, разочарование, признательность, воодушевление – продукты психики, ее функции. Если человек ничего не чувствует – это не сила, а «замороженность», разрыв между сознанием и бессознательным, неумение определять эмоции и говорить о них. Алекситимия – (от др.-греч. ἀ – приставка с отрицательным значением, λέξις – слово, θυμός – чувство, буквально – «без слов для чувств») – затруднения в понимании, передаче, словесном описании своего состояния. Жириновский дает по лбу Профессору и недовольно садится в машину, – этой части меня не нравится идея передачи управления какому-то «проходимцу».

– Что слушаешь? – Ник отодвигает кресло, настраивает зеркала и нажимает «play». Мягкими рифами салон заполняет Sabrina Claudio «Stand Still». Он утвердительно кивает в такт, и выезжает на Красный проспект.