Ты чертыхаешься: выйти к ним, верная смерть. Все, что тебе остается – смотреть на то, что будет дальше. Аккуратно выглядывая из-за угла, ты наблюдаешь как тяжелый автоматон выламывает герму, а затем Лиза вместе с парой инженеров кидается в темный провал. Слышатся напуганные крики и мольбы несчастного фабриканта. Затем следуют выстрелы и все стихает.

Вскоре Лиза снова выходит в коридор. Маузер в руках твоей любимой дымится. Весь твой мир рушится. Лиза, твоя милая, ненаглядная Лиза, оказывается убийцей.

Перед глазами плывет. Твои пальцы бессильно разжимаются. «Вальтер-Скотт» выпадает из рук, ударяясь о холодный бетон. На твое счастье, стук тонет в голосах толпы инженеров и лязге автоматона. Люди не слышат падения пистолета, лишь Е-Роха-21+ поворачивает свои сенсоры в твою сторону, но ты уже отступаешь в тень. Успел ли он заметить тебя? Вряд ли. Впрочем, сейчас тебе все равно. Мир рухнул и ты не понимаешь, как теперь можешь жить дальше. В твоей душе нет ничего: одна лишь пустота, холодная, словно все этажи Сверхфабрики-17.

Шатаясь, то и дело прикладываясь к фляжке, ты возвращаешься домой по заиндевевшим пустым коридорам.

Зайдя на кухню, ты достаешь из шкафа початую бутылку борщевичного виски. Плеск. Жидким янтарем виски льется в граненый стакан. Глоток. Шар огня, прокатившийся по горлу.

Раз за разом стакан пустеет и наполняется вновь. Бутылка уже подходит к половине, но даже сейчас огненный борщевичный виски не может растопить грязный лед, сковавший все внутри тебя.

Бутылка пустеет. Ты зло отшвыриваешь ее в сторону, и она врезается в стену, разлетаясь шрапнелью осколков. Не обращая внимания на усеявшее пол стекло, ты уходишь в зал, садишься в кресло и, достав верный «Вальтер-Скотт», принимаешься ждать Лизу.

Она приходит перед самым началом смены. Щелкает замок гермодвери. В прихожей слышатся шаги Лизы, шаги, звук которых ты можешь узнать из сотен и тысяч. Поднявшись с кресла, ты убираешь «Вальтер-Скотт» за спину, до боли сжимая его отделанную дорогим пластиком рукоятку.

Лиза входит. Усталая, поникшая, с потухшими глазами, она шагает к тебе, собираясь, как и всегда, поцеловать, но ты резко заламываешь ей руку и швыряешь ее на кровать. Не дав девушке встать, ты нависаешь над ней и резко прижимаешь к ее хорошенькому лбу свой тяжелый верный «Вальтер-Скотт». Намного более верный, чем твоя подруга.

С болезненным интересом ты всматриваешься в ее расширенные, испуганно распахнутые глаза. Глаза, в которых отражается черный провал дула пистолета, готового изрыгнуть ей в лицо тупоносую пулю сорок пятого калибра.

– Ну? – полувопрос-полурык вылетает из твоей глотки.

Она молчит.

– Ну? – снова рявкаешь ты. – Я знаю, что ты их убила. Зачем?

Что ты хочешь от нее услышать? Ты не знаешь сам. Хоть что-нибудь, да? Хоть что-то, что может ее оправдать.

– Ну? Отвечай! Зачем ты убивала?! Говори, дрянь! – ты кричишь на нее. Кричишь в третий и уже последний раз.

Герма слетает с петель. Ячейку заполняют грохот механизмов и клубы горячего пара. Видно, в том коридоре боевой автоматон все же разглядел тебя. Тяжелый паровой робот врывается в комнату, и в ней тут же становится тесно. Бронзовый кулак проносится возле твоего уха. Бетон стены разлетается крошкой.

Лиза отчаянно кричит. Ты стреляешь. Пули с визгом отлетают от брони автоматона. Чудовищный удар по руке. «Вальтер-Скотт» падает на паркет. Новый удар. Воздух вышибает из груди. Ты отлетаешь в угол, ударяясь головой о стену, обмякаешь, а гигантский бронзовый робот кидается на тебя, занося над твоей головой огромный, исходящий паром кулак.

Что-то кричащее, мокрое от слез оказывается у тебя на груди. Лишь когда багровый туман исчезает из головы, только тогда ты различаешь Лизу, закрывающую тебя от своей же собственной машины и приказывающую автоматону убираться прочь из ячейки.

Робот слушается нехотя. Сверкнув алыми сенсорами, он уходит в коридор. Лиза пытается осмотреть твою грудь, но ты отталкиваешь ее и поднимаешься. Минуту вы смотрите друг на друга. Ты хочешь произнести миллионы слов, но произносишь лишь одно:

– Зачем?

И тогда, бессильно опустив свои красивые руки, профессор Елизавета Д’Еот рассказывает тебе все. Абсолютно все. Без малейшей утайки.

Все могущество Сверхфабрики-17 держится на паровых технологиях. Однако лишь высшим инженерам доступна правда о том, откуда ваш блок получают этот самый пар. И именно за этим и кроется главная тайна Сверхфабрики-17.

Дело в том, что тысячи циклов назад пришедшие в этот сектор люди обнаружили, что в его глубинах спит вечным сном огромный тысячекилометровый Гигадзержинский.

Да, именно его горячее сердце нагревает воду в миллионах труб, что оплетают грудь гигачекиста, и обращает ее в пар. Именно этот пар и питает все автоматические фабрики вашего блока. Но если сердце Гигадзержинского горячо, то голова его холодна, и лишь ее холод не дает огненному сердцу гигачекиста сжечь ваши этажи дотла. Это равновесие длилось очень долго, однако за тысячи циклов мира и благоденствия, за тысячи циклов отсутствия классовой борьбы горячее сердце Гигадзержинского начало остывать. Теперь холодная голова гигачекиста начала вымораживать сектор.

Инженерный совет многие циклы пытался найти выход, но ничто не могло помочь. Тогда Лиза и решилась начать проводить древние ритуалы по постановке к стенке буржуев в надежде, что это сможет вновь разжечь сердце гигачекиста. Но увы, даже десятки убийств не смогли помочь. Капиталисты Сверхфабрики-17 слишком выродились, потеряли свою бесчеловечность и жестокость к людям, а потому, видимо, перестали подходить для подобных жертвоприношений.

Лиза замолкает и опускает голову. Ты тоже не говоришь ни слова, потрясенный чудовищной правдой.

– И ничего нельзя сделать? – наконец спрашиваешь ты.

– Мы ничего не смогли.

– И сколько нам осталось?

Профессор Д’Еот пожала тонкими плечами:

– Запасов топлива у нас на пятнадцать семисменков. Не больше. Затем последние котельные встанут.

Вы тихо садитесь на кровать. Лиза дрожит, и ты обнимаешь ее. Обнимаешь и смотришь в проем гермы: туда, где раскинулась злосчастная Сверхфабрика-17, туда, где живут двенадцать миллионов ее жителей.

Ты прижимаешь девушку к себе и мягко целуешь ее холодную как лед щеку.

– Мы что-нибудь придумаем, милая. Я что-нибудь придумаю. Ради тебя, ради них я придумаю, обещаю, – тихо говоришь ты и покрепче обнимаешь любимую. Елизавета Д’Еот, начальница всемогущего Инженерного совета, прижимается к тебе, доверчиво, словно ребенок.

Глава 2

Проходит семисменок. Дела становятся все хуже. Температура падает стремительно. В коридорах стоят километровые очереди за концентратом – на фабриках один за другим замерзают чаны с сырьем, и выработка пищи в блоке стремительно падает. Больницы переполнены обмороженными людьми, морги забиты трупами, а на перекрестках один за другим застывают ледяными статуями вышедшие из строя автоматоны-ликвидаторы.

Люди сбиваются в банды, устраивая налеты на склады и магазины, фанатики, ждущие конца света, жгут электроподстанции, а прокатывающиеся по блоку самосборы окончательно повергают все вокруг в хаос.

Однако, несмотря на все это, Сверхфабрика-17 стоит. Добровольцы идут в вооруженные дружины, давая отпор рыскающим по этажам бандам. Смену за сменой с риском для жизни уходят на заброшенные этажи экспедиции, что на санях везут в котельные выломанный паркет и нарубленную топорами мебель. На оставшихся заводах начинают производить утеплитель и морозостойкие смазочные масла, в замерзших цехах женщины, не зная сна, шьют теплую одежду. Идет борьба с голодом: решением Инженерного совета теперь весь производимый концентрат поступает напрямую в общественные столовые, где из него варят суп, щедро разбавляя его при этом обрывками обоев.

В эти тяжелые смены ты трудишься наравне со всеми. Выбиваясь из сил, ты таскаешь тяжеленные сани с паркетом, обшиваешь утеплителем стены жилых ячеек, сражаешься с грабящими склады бандитами. Ты делаешь все, чтобы быть полезным, а вернее, ты делаешь все, чтобы этим трудом выбить из головы мысль о том, что все ваши работы в блоке могут только лишь отсрочить неизбежный конец.

Лизу ты почти не видишь, она вместе с Инженерным советом смену за сменой делает все, чтобы спасти людей. Увы. Пока все тщетно.

Да, интуитивно понятно, что для того, чтобы вновь разжечь сердце Гигадзержинского, требуется срочно создать в блоке класс угнетателей, однако за сотни циклов благоденствия вы успели утерять все коммунистические книги и теперь никто в блоке не знает, что же это такое – классовое угнетение. В результате в данный момент в специально выделенном школьном классе ежесменно сидят десятки рабочих, которым ваши фабриканты час за часом читают самые депрессивно-угнетающие стихи, какие они только смогли найти. В результате количество самоубийств на Сверхфабрике-17 растет, а вот температура почему-то нет.

Другие попытки поднять температуру тоже терпят неудачу. На построенном в спешке экспериментальном реакторе класса «2-Ч» происходит катастрофа. Гибнет множество ученых. Десятки этажей заливает токсичная слизь.

Эвакуировать жителей из Сверхфабрики-17 тоже не получается. Проект коридорного гигадредноута, способного вывезти людей с холодных этажей, проваливается. А вернее, проваливается не проект, а сам тысячетонный гигадредноут, под собственным весом рухнувший в далекие глубины блока.

Наступает очередная смена. Открыв глаза, ты ежишься и с трудом заставляешь себя подняться с постели. Ты спишь в одежде. В коридоре сейчас минус двадцать пять. На термометре, висящем в ячейке, – плюс пять градусов. Самодельная печь едва-едва обогревает ячейку: топливо заканчивается, и власти отчаянно каждую смену режут нормы его выдачи.

Накинув тулуп, что лежал поверх одеяла, ты надеваешь повязку дружинника, засовываешь в карман верный «Вальтер-Скотт» и идешь к выходу, стараясь не думать о том, сколько еще вы сможете протянуть.

От мрачных мыслей тебе отвлекают лязгающие шаги, раздающиеся в коридоре. Отперев герму, ты видишь ехидно помигивающего покрытыми изморозью сенсорами автоматона Е-Роху-21+. Погудев немного, он грохочущим голосом объявляет, что приказом совета ты должен сейчас же направиться в инженерные лаборатории.

Что ж – приказ есть приказ. Миновав чудовищный провал, оставленный проломившим межэтажные перекрытия гигадредноутом, ты по мосткам и лесенкам проходишь к полным суетящимися людьми лабораториям. Там ты и встречаешься с Лизой. Осунувшаяся, шатающаяся от усталости, она не сразу замечает тебя. Ты видишь, что ее мысли где-то очень далеко и раздумья ее совсем не радостны. Ты обнимаешь любимую, но она со вздохом отстраняется, говоря, что времени на это у вас сейчас нет. Спеша, она ведет тебя в свой кабинет.

Ты спрашиваешь, что случилось, и в ответ узнаешь, что хотя Инженерный совет и потратил почти все имевшиеся ресурсы на гигадредноут и злополучный реактор «2-Ч», но оставшегося все же хватило, чтобы построить целых три экспериментальные машины, способные покинуть пределы заброшенного сектора. От этой новости твое сердце невольно замирает.

– И сколько людей они смогут увезти? – сглотнув, спрашиваешь ты.

Лиза отвечает быстро, не смотря тебе в глаза:

– Три десятка. Не больше.

Сердце у тебя в груди падает.

– Тридцать человек? И все? – Несмотря на холод, на твоем лбу выступает испарина. – Сколько в блоке одних только детей? Полмиллиона? Миллион? И как мы будем выбирать среди них?

Лиза долго смотрит на тебя, прежде чем ответить. В ее глазах холода в разы больше, чем в воздухе.

– Детей мы не возьмем. Но тебе место я найти смогу.

Ты выдыхаешь. Худшие опасения оправдываются.

– Значит, спасаться будет твой Инженерный совет?

Лиза лишь качает головой.