Час спустя мы вышли из магазина, навьюченные свертками и пакетами. У меня под мышкой пристроилось жаккардовое покрывало, у Нины – ковер, который она собиралась постелить у кровати взамен прежнего, как она выразилась, «потерявшего вид». Я не могла поверить, что стала счастливой обладательницей двух комплектов постельного белья и двух махровых полотенец, ситцевого халатика, прокладок, шампуня и обеденного сервиза на две персоны. Для полного счастья не хватало только одеяла. Их действительно не завозили с мая, но Лариса, продавщица из отдела постельного белья (та самая, которая два дня назад едва удостоила меня ответом), заверила, что отложит одеяло из ближайшего поступления. Я решила, что буду пока спать под покрывалом, благо ночи стояли теплые.

Не омрачило моего настроения даже то, что я истратила почти все привезенные из Ленинграда деньги. Сбережений едва хватило, чтобы обустроить быт и запастись продуктами до первой зарплаты. По совету Нины я заранее отложила сумму, необходимую для проката холодильника. Со временем я собиралась выкупить его в постоянное пользование.

– Наши авоськи! – вспомнила я, когда мы спускались по лестнице.

– Да, точно. Я постою здесь, покараулю покупки, а ты сбегай к тете Даше.

– Но как мы все это донесем до общежития? Может, такси вызовем?

Нина уставилась на меня как на заморскую диковину, а потом рассмеялась так громко, что на нее стали оглядываться прохожие. Я юркнула в фойе магазина, сгорая со стыда. В глазах Нины я постоянно попадала впросак, хотя была уверена, что все делаю правильно.

Вернувшись с авоськами, я увидела, что возле лестницы припарковался уазик. Шофер, мужчина лет тридцати, в фуражке и застегнутой на все пуговицы, несмотря на теплый день, тужурке, оживленно болтал с Ниной.

– Зоя, познакомься, – сказала Нина с игривыми нотками в голосе. – Это Коля Зубов, мой… хороший знакомый.

Мужчина просканировал меня взглядом из-под сросшихся на переносице кустистых бровей и пробормотал что-то вроде «приятно познакомиться». Хотя в его облике не было ничего отталкивающего, я ощутила к нему странную неприязнь. Пока он складывал в багажник наши покупки, Нина пояснила:

– Коля – шофер в леспромхозе. Он подвезет нас до дома быта, подождет, пока ты оформишь холодильник, доставит до общежития и поможет разгрузиться. Да, Коля?

– Точно так! У меня сегодня выходной, могу хоть целый день вас по поселку катать.

– Целый день не надо. У нас с Зоей на вечер свои планы, – заявила Нина, садясь рядом со мной на заднее сиденье.

– На танцы собрались? – ухмыльнулся Николай с водительского места.

– Всё тебе скажи. Поехали, дел невпроворот.

Уазик тронулся. Нина сидела довольная, с улыбкой поглядывая на шофера, а я ощущала себя третьей лишней, нарушившей уединение влюбленной парочки. В том, что у Нины с Николаем отношения, я не сомневалась: флюиды витали по салону.

К счастью, поездка оказалась недолгой: дом быта находился на соседней улице. В Таёжном все социальные учреждения – магазины, почта, отделение милиции, сельсовет, сберкасса – располагались компактно, в центре, что было вполне объяснимо: двадцать лет назад, когда поселок только начинал застраиваться, сперва возвели наиболее значимые объекты, а потом вокруг них стали появляться улицы с жилыми домами, постепенно отхватывавшие у тайги всё новые территории.

Дом быта предлагал населению разнообразные услуги, особенно востребованные жильцами общежитий. На первом этаже работали отдел проката, парикмахерская, фотостудия и кулинария, на втором – химчистка, швейное ателье и мастерские: скорняжная, обувная и часовая.

Очередь в отдел кулинарии начиналась еще на улице. Нина быстро выяснила, что сегодня дают пожарские котлеты, голубцы в капустных листьях и корзиночки с заварным кремом. Она заняла очередь, а я отправилась в отдел проката за заранее отложенным холодильником «Бирюса». По просьбе Нины, больше напоминавшей приказ, Николай отправился со мной. Надо признать, его помощь оказалась весьма кстати: сама я не смогла бы не то что дотащить холодильник до машины, но даже, несмотря на компактный размер, сдвинуть его с места.

Когда подошла наша очередь в отделе кулинарии, корзиночки уже раскупили, что весьма расстроило сладкоежку Нину. Зато нам достались котлеты и голубцы. Цены оказались гораздо ниже, чем в Ленинграде, поэтому я взяла того и другого с запасом, чтобы заморозить впрок.

Мы вернулись в общежитие в разгар обеденного времени. По первому этажу витали аппетитные запахи борща, котлет, жареной картошки и прочих сытных блюд, которыми балуют себя по выходным те, кто на буднях вынужден питаться в казенной столовой.

Николай, весело переругиваясь с Ниной, затащил холодильник в мою комнату, подключил его и намекнул, что не прочь остаться на обед, но Нина его выставила, заявив, что обед еще надо приготовить, а он и в леспромхозовской столовой прекрасно поест.

Я постелила на кровать новенькое покрывало, расставила на полке сервиз, повесила над кроватью репродукцию Айвазовского в пластиковой рамке и испытала мещанское удовлетворение: теперь комната выглядела, пожалуй, не хуже, чем Нинина, разве что без ковров.

Кухня гудела, словно растревоженный улей. Конфорки на обеих плитах оказались заняты; пришлось ждать, пока освободится хотя бы одна. Сперва мы с Ниной поджарили котлеты на ее чугунной сковородке, а потом отварили макароны в моей эмалированной кастрюльке.

Поднимаясь по лестнице с горячей сковородкой в руке, одетой в прихватку-варежку, Нина привычно возмущалась нежеланием комендантши приспособить подсобку рядом с кухней под столовую. Я несла макароны и тоже возмущалась, но не вслух, а про себя. С каждой ступенькой во мне зрела решимость добиться справедливости. Как это сделать, не нажив окончательно врага в лице Клавдии Прокопьевны, я пока не знала, но и отступать не собиралась, ведь речь шла о комфорте не только жильцов общежития, но прежде всего – о моем собственном.

За обедом я ждала, что Нина расскажет о своих отношениях с Николаем, но она молчала, сосредоточенно расправляясь с котлетами, и тогда я, не без труда преодолев барьер, не позволявший мне расспрашивать малознакомых людей о личной жизни, спросила у нее сама.

– Коля-то? – Нина хмыкнула. – Да обычный ухажер. Клинья ко мне подбивает уже который месяц. Наверняка вечером на танцы заявится, хотя танцевать не умеет. Будет подпирать стенку и следить, чтобы другие мужики ко мне не подходили.

– У вас с ним серьезно?

– С Колей не может быть серьезно.

– Почему?

– Потому что он женат.

Я замерла с недонесенной до рта вилкой.

– То есть не совсем женат, – поспешно пояснила Нина, увидев выражение моего лица. – Они не живут вместе с прошлой осени. Жена осталась в Богучанах, а Коля перевелся в Таёжный. Ждет, когда жена подаст на развод, но та что-то не торопится.

– А дети у них есть?

– Двое. Младшему всего полтора года.

– Наверное, поэтому жена и не торопится подавать на развод.

– Ты что, меня осуждаешь? – вскинулась Нина.

– Нет. Просто не одобряю романов с женатыми мужчинами.

– Я семью не разбивала! Когда Коля сюда переехал, он уже с женой не жил. Почему они расстались, не мое дело. Если бы не со мной, он с любой другой мог начать встречаться. И однако же я его близко не подпускаю. Пусть сперва штамп о разводе покажет, а потом все остальное.

– Значит, вы не вместе едете в отпуск?

– Успокойся, не вместе. Ну какая же ты любопытная, Зойка! – рассмеялась Нина.

Я уже поняла, что она – человек настроения: вот сейчас смеется, буквально через пять минут обижается или злится из-за пустяка, а потом так же внезапно снова начинает шутить.

Я не хотела портить с Ниной отношения и сводить их к формальному общению. Мне нужна была подруга – не замена Инге, по которой я очень скучала, но добрая приятельница, которой я могла бы довериться в трудную минуту и которая, в свою очередь, могла обратиться ко мне за советом или помощью.

– Так куда ты едешь в отпуск?

– В Ставрополь, к родителям. Они уже пожилые, я ведь поздний ребенок. Помогу им с огородом и заготовками на зиму. Шутка ли, огород двадцать соток.

Отец чего только не выращивает. И арбузы, и патиссоны, и абрикосы с виноградом…

– А на море съездишь? Оно ведь там рядом.

– Не так уж и рядом. И до Черного, и до Азовского больше четырехсот километров.

– Окажись я в тех краях, непременно выбралась бы на Черное море. Люблю купаться.

– Вон речка рядом, купайся хоть каждый день.

– Это не то. Я люблю соленую воду и теплый песок… Ты когда уезжаешь?

– Отпуск у меня с девятого августа, вылетаю из Красноярска накануне поздно вечером.

– А обратно?

– Двадцать восьмого.

– Так тебя три недели не будет?

– Не переживай, Нана с Олей меня заменят в плане дружеского общения, а Игорь…

– Хватит об Игоре! – вскинулась я. – Он мне не нравится, к тому же у него есть девушка.

– А Игнат? Он тоже на тебя запал, и у него девушки нет.

– Отношения не входят в мои планы. Я об этом уже говорила и больше повторять не стану.

– Посмотрим, что ты скажешь после танцев! Парни проходу нам не дадут. Будет из кого выбрать. По субботам в клуб и лесорубы приходят, и сплавщики, и шоферы, и строители…

– Я не пойду на танцы.

– То есть как – не пойдешь?

– Вот так, не пойду, и всё.

– Ты же обещала!

– Ты тоже обещала меня ни за кого не сватать.

– Ладно, давай так: я сдержу свое обещание, а ты – свое. Договорились?

– Да у меня настроения нет, и платья подходящего…

– Настроение я организую. А платье у тебя есть – то, в котором ты на работу ходила оформляться. Поэтому наводим сперва порядок в комнате, а потом – личный марафет.

– Это как?

– Моемся, причесываемся, красимся, одеваемся. К шести тридцати мы должны быть готовы.

– Слушай, мы на поселковые танцы собираемся или на торжественный прием по случаю приезда международной делегации?

– Танцы – единственное значимое событие в нашей глухомани. Давай-ка быстренько отнесем грязную посуду не кухню.

Я прожила в общежитии всего несколько дней, но эта беготня по лестнице на кухню и обратно, очереди в туалет и душевую, постоянный шум в коридоре и идеальная слышимость через стенки успели мне порядком надоесть.

Переехав из коммуналки в отдельную квартиру, я первое время не могла поверить, что она принадлежит только мне и мужу, что я могу делать что хочу, не подстраиваясь под других жильцов; лишь тогда я смогла по-настоящему оценить роскошь уединения, хотя с малых лет всем нам постоянно внушали, что общественное – превыше личного. Коллективизация поощрялась, индивидуализм осуждался. Желание уединиться считалось неприличным. И хотя я не страдала от замкнутости, ходила в походы и умела подстраиваться под людей и обстоятельства, жизнь в коммуне совершенно мне не подходила. А общежитие, по сути, мало чем отличалось от коммуны.

Я собиралась на танцы со смешанными чувствами. С одной стороны, мне хотелось сменить обстановку, с другой – подобные развлечения не стоили того, чтобы тратить на них время. Я гораздо охотнее сходила бы в библиотеку, поискала бы на полках редкие издания или посидела в читальном зале, собирая материалы для диссертации.

Меня не прельщала перспектива повышенного внимания местных лесорубов и строителей. Наоборот, я всячески хотела этого избежать, поэтому платье надела не крепдешиновое, а льняное, краситься не стала (я вообще редко это делаю, хотя являюсь счастливой обладательницей набора французской косметики). Я не видела своего отражения в полный рост, но и без зеркала знала, что выгляжу достаточно скромно, но все же не настолько, чтобы казаться серой мышкой.

Однако у Нины на этот счет оказалось другое мнение.

– Ты что, в библиотеку собралась? – спросила она, словно угадав мои предпочтения.