(Не)настоящая мать (страница 2)
ГЛАВА 3. Мексика
Никита замечал за собой странное: он стал чаще думать о Кристине. Не о её работе, не о беременности, а именно о ней. О том, как она смеётся, когда он говорит что-то нелепое. О том, как она слушает звуки, будто слышит в них что-то недоступное другим. О том, как её пальцы скользят по клавишам синтезатора, будто она не играет, а разговаривает с инструментом.
Лиза тоже это замечала.
–Ты опять к ней едешь? – спросила она как-то утром, когда Никита собирался отвезти Кристине свежие анализы. И ведь встал раньше обычного без капризов и недовольства.
– Ну да, – он не поднял глаз, – Ты же сама просила следить за её состоянием.
– Я просила, чтобы врач следил. А не ты лично. Как-то так.
– Лиз, хватит, – Никита резко закрыл папку с документами, – Ты сама её выбрала.
– Я выбрала суррогатную мать, а не нового члена семьи и не… – она замялась.
– Не что?
– Не твою новую музу! – выкрикнула Лиза.
Тишина накрыла тяжёлым одеялом.
Никита молча взял ключи и вышел.
Странное дело. Он же не ехал к любовнице в жаркие объятья, его не ждал секс, куда мужики обычно несутся сломя голову, забывая о том, как выглядят со стороны, он спешил просто к женщине, то есть другому человеку. Был ли явный сексуальный подтекст, он ещё не понял, так как когда он есть, то устоять трудно, а он себя спокойно держал в руках. Остановился на том, что просто это беременная его ребёнком женщина, с которой он не спал, и которая, сделав своё дело, то есть выносив этого ребёнка, исчезнет навсегда. Получалось новое сплетение чувств в старом биороботе, который в итоге запутался.
Кристина открыла дверь в лёгком халате босиком. Красивые узкие ступни с нюдовым педикюром. На щиколотке болталась тоненькая цепочка с какой-то маленькой золотой монеткой. Этого стало достаточно, чтобы восхититься и почувствовать, что сексуальный подтекст всё-таки есть.
– О, ты привёз! – она потянулась за папкой, и её пальцы на секунду коснулись его.
– Да, – Никита задержал взгляд на её животе. Уже видно. Захотелось потрогать её
– Заходи, я как раз записала кое-что интересное.
Он вошёл. В студии пахло ванилью, как всегда, и чем-то электронным – жужжал процессор.
– Слушай, – Кристина надела на него наушники.
И он услышал.
Свой голос.
Тот разговор, когда он сказал, что Лиза – как диссонанс. Но теперь его слова были наложены на едва уловимый звон, будто кристаллы бьются друг о друга.
– Что это? – он снял наушники.
– Это твои эмоции, – улыбнулась Кристина, – Ты так говорил о Лизе, но в твоём голосе был… металл.
– Металл?
– Да. Как будто ты не просто устал. Ты… заперт.
Никита почувствовал, как загорелось лицо, как будто его публично уличили в краже. Она слышала то, чего он сам не осознавал.
– Ты слишком много обо мне думаешь, – пробормотал он.
– Я думаю о звуках. А ты – звучишь интересно.
Она подошла ближе.
И в этот момент зазвонил телефон.
Лиза.
– Где ты? – её голос был резким и нервным.
– Я… у Кристины. Привёз анализы.
– Уже два часа!
– Мы… обсуждали детали.
– Какие детали?! – Лиза почти кричала, – Ты что, забыл, что у нас сегодня ужин с родителями?!
Никита закрыл глаза. Правда, забыл.
– Я сейчас еду.
– Не беспокойся! – Лиза бросила трубку.
Кристина смотрела на него с лёгкой жалостью.
– Всё плохо?
– Всё, как обычно.
–Знаешь, – она вдруг положила руку ему на плечо, – иногда людям просто нужно… выдохнуть.
Он посмотрел на её пальцы. Тонкие, тёплые.
И понял, что хочет остаться. Но как остаться? Чтобы что? Она же не дура и чувствует, что я борюсь. Кто знает, что у неё на уме.
Всё так, но жизнь никого не ждёт, она проходит, и потом становится жалко, что чего-то не сделал, не попробовал, а тебе давали шанс.
– Я поехал. Если что-то будет нужно, сразу пиши.
Вырвался. Обманул сам себя. Молодец.
Конфликт нарастал.
Лиза то молчала, то взрывалась.
– Ты влюблён в неё? – спросила она однажды ночью.
– Что? Нет!
– Тогда почему ты проводишь с ней больше времени, чем со мной?
– Лиз, это просто работа.
– Работа? – она засмеялась. – Ты даже не понимаешь, как ты звучишь, когда говоришь о ней.
Никита сжал кулаки.
– И Лиза про звуки? Хорошо. Давай решим это.
– Как?
–Уедем. На две недели. Только мы, – это только что неожиданно прилетело в голову. Куда-то сбежать от этого наваждения, которое спутает всю жизнь и не приведёт ни к чему хорошему, даже просто потому, что Лиза останется несчастной. Она этого не заслуживает.
Лиза замерла.
– Куда?
– В Мексику, – ткнул пальцем в воображаемый глобус Никита.
Она смотрела на него, будто проверяя, не шутит ли он.
– Ты серьёзно?
– Да. Без телефонов. Без работы. Без… всего.
Лиза медленно кивнула. Ей понравилась идея.
– Хорошо. Запускаем, – сказал так, как будто дал добро на новый проект на работе.
На следующий день Никита заехал к Кристине, чтобы предупредить, что будет в отъезде. Хороший как бы нейтральный повод, не вызывающий особых неправильных мыслей. Можно было бы сообщить об этом по телефону, ну, что уж там.
– Мексика? – она подняла брови, – Круто.
Он заметил лёгкое разочарование, её как будто это неприятно кольнуло.
– Да… Нам нужно…
– Выдохнуть, – закончила за него Кристина, – и успокоиться. Там очень интересно.
Он кивнул.
Она не спросила, куда точно в Мексику, как будто Мексика – это маленький городок, где всё под рукой и спрашивать не о чем.
– Ты записываешь каждое моё слово, да? – попытался пошутить.
– Только важное, – она улыбнулась.
И почему-то в этот момент он почувствовал лёгкую грусть.
Но это уже не имело значения.
После завтра они улетали.
И, возможно, это был их последний шанс. Его и Лизы.
ГЛАВА 4. Опасные частоты
Кристина выросла в холодном питерском дворе. Кто был в Питере, тот знает, что такое двор-колодец в центральной части города. Пространство, закрытое с четырёх сторон стенами домов с отсыревшей и облупившейся от времени штукатуркой. Иногда там растёт небольшое деревце и почти всегда есть мох. Из окон квартир в ясную погоду, что бывает не так часто, видно небо и, соответственно, жёлто-серая стена.
Зато в квартире бабушки и дедушки, где жила Кристина, были огромные подоконники, и она часто сидела на одном из них с книжкой или планшетом. Остальные подоконники были заняты растениями: фикусами, агавами, пальмами.
Её дед и бабка – мастера спорта по фигурному катанию – с детства ставили её на коньки, но кто ж знал, что девчонка вырастет до метра семидесяти семи в пятнадцать-то лет. Всё потому, что отца Кристины никто в глаза не видел, а он, по всей видимости, был немаленького роста. Больше не в кого. Так что королевой льда любимая внучка не стала.
Ещё она ходила в музыкальную школу учиться играть на фортепиано. Но тоже без особого успеха – на прорыв рассчитывать не приходилось. Дед и бабка всё равно старались привить ей как можно больше понимания красоты. В Питере красота сама пристаёт и впечатывается в мозги, но если ещё ходить на курсы и лекции в разные музеи, то начинает проявляться вкус, практически у всех. Питерские – особенные в этом отношении. Говорят, ещё парижане такие.
Кристина не знала не только своего отца, но и мать. Когда ей было четыре, мать уехала в Норвегию работать горничной. Обещала вернуться через год. Не вернулась. Почему она поехала на такую работу, дед с бабкой недоумевали. Тамара была с высшим образованием, могла бы устроиться и дома, но её тянуло в какие-то неизведанные дали в погоне за своим призрачным счастьем. Сначала она писала, потом перестала.
– Она нас бросила, – вздохнула как-то бабушка.
– Знаешь почему? – на всякий случай спросила Кристина.
– Она сама не знает. В плену иллюзий.
Ей было жалко мать. И она не стала спрашивать бабушку, о каких иллюзиях та говорила.
Кристина выросла без матери.
После школы Кристина поступила на бизнес-менеджмент, чтобы зарабатывать. Но на третьем курсе поняла, что цифры для неё ненужный шум. Бросила институт, купила подержанный синтезатор и устроилась диджеем в клуб.
Там её и встретил Андрей. Сын генерала. Красивый самоуверенный, с привычкой покупать всё, что ему нравилось.
– Ты звучишь, как космос, – сказал он, услышав её микс.
Он приходил в клуб почти каждый вечер. Оказалось, что его квартира находилась в пяти минутах ходьбы от подвала, где был клуб. В квартире было всё дорого, по-современному, чисто и уютно. Зарплата члена совета директоров одного из частных банков позволяла Андрею чувствовать себя великолепно. Он жил на широкую ногу. Кристине это, естественно, очень понравилось.
Через полгода Андрей сделал ей предложение. Тихо сказал, на ухо, в лифте, когда поднимались к друзьям на двенадцатый этаж. Кристина кивнула, также тихо и также обычно, как будто они разговаривали о его любимом кёрлинге. Он достал из кармана кольцо и вслепую нацепил его на её безымянный палец. Лифт остановился. Кристина подняла руку, чтобы посмотреть на кольцо и ахнула. Там был не бриллиант, а рубин: пылающий, сверкающий, переливающийся.
В глубине души она знала, что не любит Андрея. Она вышла замуж по расчёту. Дед с бабкой рыдали от счастья. Но дед вскоре умер от инфаркта, а бабушка сразу потянулась за ним. Их не стало в один год.
Она умолила Андрея назвать их сына Петькой в честь деда. Он хотел назвать его Романом.
Как она пыталась стать матерью! Как она хотела быть непохожей на свою родную мать! Но ребёнок раздражал её, его крики резали слух, не давали спать, мешали сосредоточиться и постоянно крали её время.
– Ты даже песенку ему спеть не можешь, – упрекнула её свекровь. Хорошая, домашняя, внимательная, ухоженная, всегда с одним и тем же запахом известных французских духов. Елена Семёновна обожала Петьку, так похожего на её мужа, на Петькиного деда по отцовской линии.
– Я не умею петь, – ответила Кристина.
Андрей начал изменять. Она – тоже. Она – с женатым директором клуба, где работала раньше, Андрей – с кем-то из банка.
– Давай разведёмся, – предложила она однажды после того, как увидела его с другой в обнимку. Подействовало, и стало противно спать с мужем в одной кровати.
– Хорошо, – согласился Андрей, – но Петька останется со мной.
Кристина не сопротивлялась.
Сын рос у свекрови. Кристина видела его раз в месяц.
– Мама, почему ты не живёшь с нами? – спрашивал мальчик.
– Я лечусь, сынок. Вылечусь и возьму тебя к себе, – ответила как-то Кристина.
– Перестань сбивать ребёнка с толку. Что за ахинею ты ему несёшь? Лучше вообще не появляйся! – отрезала свекровь и была права.
Она перестала приезжать. Стыд превратился в привычку. История с её собственной матерью повторилась.
Она выучилась на акустика. Записала подкаст. Стала брать странные заказы – записывала звуки пустых церквей, шум города в три часа ночи, дыхание спящих людей.
Когда деньги закончились, она пришла в агентство суррогатного материнства. Продавать квартиру деда и бабушки не стала. Для неё это было святым местом, и она благодарила саму себя, что в ней осталось хоть что-то человеческое.
– Вы подходите, – сказала врач.
– Я знаю, – ответила Кристина.
Когда Никита впервые заговорил о Лизе, Кристина уловила в его голосе ту же ноту, что была в её собственном – когда она говорила о Петьке.
Вину.
Она не сопротивлялась его интересу.
Если бы он сделал шаг – она бы ответила. Но он сбежал в Мексику.
Она лежала на диване в московской квартире, положив руку на заметно округлившийся живот, и слушала запись: голос Никиты, смешанный с шумом дождя.
– Глупо, – прошептала она.
Но сохранила файл в папку с названием «Опасные частоты».
ГЛАВА 5. Глаза
Звонок раздался в восемь утра.