Сама Лиза на материк пока улетела, не может здесь находиться, стены давят.

Горе-то какое… горюшко горькое.

Чтоб мужу её пусто было, нелюдю этому, всю жизнь издевался над горемычной, и ребёночек по его вине помер, а как иначе-то, если бил прямиком по животу.

Вот же артистка погорелого театра! Бил он её, издевался…

Если бы он хоть раз как следует дунул в сторону Лизки, у неё бы позвоночник собрался в трусах. Габаритов он немалых, силушки немереной.

– Жив ребёночек, – прервал словесный понос Лукьян.

– Ка-а-ак? – ахнула тётка.

– Молча. Жив и здоров. Лиза ваша несчастная написала отказ от родительских прав, собрала деньги на похороны и свалила на материк. Вы бы хоть проверяли информацию… – вздохнул он, скользнув взглядом по дешёвенькому пуховику соседки.

На Норникеле – градообразующем предприятии, – зарабатывали хорошо, некоторые отлично. На материке днём с огнём таких зарплат не отыщешь, как социальных льгот и прочих плюшек, на которые не скупился комбинат. Только не все норильчане там трудились. Были учителя, врачи, водители, продавцы – вот у них заработки средние по стране, а цены в магазинах заполярные.

Ещё и гадины типа Лизки обирают…

Вернулся домой, съел остывшие, раскисшие пельмени, подогревать не стал, выпил тёплой водки, растаявший сугудай безжалостно отправил в мусорное ведро.

Завалился поперёк кровати, полночи гонял мысли. Вспоминал, как познакомился с Лизкой – внешне чисто ангел. Синие глаза на пол лица, худенькая, высокая, трепетная лань… с поистине дьявольским характером.

Как она заявила ему, что беременная, зная, что муж тотально бесплоден.

Вот такая в жизни приключилась жопа. Здоровенный, сильный мужик, темпераментом и внешними половыми признаками не обделённый – и бесплоден, как слеза младенца.

Без шансов и вариантов. Была когда-то возможность пройти лечение, заморозить плоды труда, но Лукьян отмахнулся, теперь всё – поезд ушёл, и хвоста на путях не виднелось.

Лукьян прижал к стенке Лизку, та недолго отпиралась.

– Нашла рыжего, как ты, ну и… а чего ты хотел? Ты живёшь свою лучшую жизнь, работа у тебя, рыбалка, охота, друзья, а мне что остаётся?! Сидеть в четырёх стенах?

– Нехреновых стенах, – с ехидством заметил Лукьян.

Две сталинские просторные двушки переделали в одну просторную трёшку с двумя санузлами и кухней-гостиной.

– Хоть каких! – взвилась Лиза, тут же закатилась в истерическом вопле, заламывая руки. – Сколько раз я тебя просила бросить Норильск этот сраный? Сколько? В том году тебе повышение предлагали. В Москву! И что? Отказался! Остался здесь, и я по твоей милости осталась! Сижу тут одна-одинёшенька, пока ты по лесам и бабам шляешься! Чем мне заниматься, спрашивается? Я даже на работу выйти не могу!

– На работу-то тебе что мешает выйти? – опешил Лукьян.

Вот чему-чему, реализации жены он никогда не мешал. Хочет – пусть работает. Нравится крестиком вышивать – пожалуйста. Дома щи-борщи варить – тоже хорошо. Фиалки на балконе – прекрасно. Да пусть хоть марафон в пятидесятиградусный мороз бежит или кошек разводит.

– За три копейки на ставку молодого специалиста? Учителем математики? – капризно скривила губы Лиза. – Конечно, тебе лишь бы выпроводить меня из дома, на работу или под забор – неважно! На тарелку супа жене денег пожалел!

Они тогда долго спорили, в итоге Лукьян махнул рукой. Действительно, пусть будет этот ребёнок… Он по факту уже есть, развивается в животе. Что теперь, выскабливать его, что ли? Будет родным считать.

Всё равно, кроме приёмного, никого ребёнка у него быть не могло, а этот с внутриутробного возраста, считай, на глазах…

Сомнительно, но окей, как в знаменитом меме, решил тогда Лукьян.

И даже начал привыкать к мысли о сыне, на УЗИ сходил с Лизой, коляску выбрал, ремонт сделал в детской. Всё, как полагается отцу семейства. С энтузиазмом играл роль в спектакле «Мама, папа, я – дружная семья».

А сейчас всё. И цирк сгорел, и клоун помер.

Папа – не папа.

Мама сбежала.

Ребёнок в прозрачной люльке и пелёнках с казённым штампом…

Вечером позвонил по насильно впихнутому телефону. Детская медицинская сестра с огромным опытом согласилась на роль круглосуточной няни, правда, всего на два года. Именно столько, по подсчётам Валентины Борисовны, понадобится времени, чтобы её муж, недавно вышедший на пенсию, закончил строительство дома на материке, в Нижегородской области. И ей зарплата, которую готов платить новоявленный папаша, очень пригодится.

Лукьян забирал кулёк с рыжей торчащей пружинкой на голове в морозный, ветреный, непроглядно-тёмный день, когда только фонари освещали дорожку от крыльца перинатального центра до автомобиля.

Почему он так поступил, ответить себе, пожалуй, не мог.

Может, позже найдёт ответ на этот вопрос, может, пожалеет о своём решении миллион раз, а может нет.

Только жизнь ответит на этот вопрос.

Глава 2

Лукьян проснулся от привычного шлепка тёплой ладошки по лицу, кряхтения в ухо, а после заливистого смеха, когда нарушителю спокойствия стало ясно, что своей цели он достиг.

Папка проснулся!

– Витюха, дай папе в отпуске поспать, – пробасил Лукьян, подхватывая полуторагодовалого карапуза, искренне не понимающего, почему это папа будет спать, если он, такой хороший, проснулся. – Встаю, встаю, – якобы недовольно проворчал.

Мгновенно поднялся на ноги, держа в одной руке сына, который времени не терял. Выворачивался, пищал, визжал, показывал руками в сторону окна, требуя поставить его на подоконник.

Хорошо, пока не догадался, что можно самому забираться. Правда, во избежание, Лукьян вынес из комнаты стулья, табуретки, всё, что теоретически можно придвинуть и забраться на окно.

Поставил Витюху на подоконник, обхватил одной рукой, смотря на то же самое, на что смотрел маленький человек. А посмотреть было на что… Оп-пачки.

Витюха смотрел на деревья, покрытые шапками сочной листвы. На пару местных котов, традиционно устраивающих разборки на границе территорий. На соседскую лужайку и курятник вдали – ох уж эти наипрекраснейшие курицы, будоражащие душу мелкому созданию. А петух с его хвостом и гребнем!

Лукьян же уставился на женщину, растянувшуюся на лежаке на той самой лужайке, в серебристом купальнике-бикини с крошечными трусиками и символическими треугольниками лифчика.

Хо-хо-хо. Какова красота!

С женщинами в жизни Лукьяна с появлением Витюхи стало заметно хуже. Внимание, как ни странно, он стал привлекать больше, знал бы, что женщины так реагируют на мужика с ребёнком, давно обзавёлся бы дитём. А вот возможностей заметно поубавилось.

К себе не приведёшь. Валентина Борисовна вряд ли предъявит претензии работодателю в его же доме, малой пока не поймёт ничего, но всё равно, что-то останавливало, стрёмно было. Самому шариться по бабам времени стало заметно меньше, в разы убавилось.

Вот и смотрел сейчас на деву в бикини, словно заядлый вуайерист со стажем. Не было бы на руках Витюхи, в штаны бы залез, честное слово, а так терпи казак – атаманам станешь. В смысле подрочишь на сон грядущий, если не повезёт сегодня к ночи.

– Витенька, где мой сладенький внучок? – раздался голос матери из-за двери. – Кашка готова. Ням-ням-ням!

Лукьяна передёрнуло. Какое «ням-ням-ням», неужели нельзя сказать «есть», «завтракать», «кушать» на худой конец?

Виктор Лукьянович мелкий, а всё ж мужик, лучше обходиться без сюсюканья.

– Идём! – отозвался Лукьян, не отрывая взгляда от прекрасной незнакомки в купальнике.

Она ещё и встала, прошлась вокруг лежака, размахивая руками, будто специально себя демонстрировала со всех сторон. Невысокая, подтянутая, спортивная, при этом чертовски женственная, чувственная. В каждом движении – чистый секс.

Эх, Витюха, Витюха, сдались тебе эти курицы, когда такая красота перед носом маячит!

Голова ты садовая, два уха.

Спустились на первый этаж. Витюха впереди, ловко преодолевая ступени, Лукьян сзади, страхуя, чтобы малой не кувыркнулся вниз головой. Поднимался он ловко, сказать нечего, со спуском имелись проблемы.

На кухне оставил сына матери, та и рада. В кои-то веки сын-оболтус привёз мелкого. Сам сидит на своём Таймыре и ребёнка держит, когда у родителей огромный дом в Краснодарской крае, участок, фрукты в саду, овощи на огороде, ягоды – с ветки в рот кидай.

Поначалу появление у Лукьяна сына огорошило всю родню. Отец посмеивался, скрывая растерянность, дескать, у других дочери в подоле приносят, а у них – сын приволок.

Знакомые из Норильска крутили пальцем у виска. История с любовником Лизки стала достояние общественности до рождения сына. Знал бы тогда Лукьян, чем всё обернётся, держал бы язык за зубами. Сейчас оставалось после драки кулаками махать.

Родители не знали, что Витюха – не биологический сын Лукьяна. Промолчал он, не знал, как сказать, и нужны ли такие откровения. По всем документам, по закону, Виктор Лукьянович – родной, плоть от плоти. По ощущениям тоже.

К тому же, хоть за что-то спасибо Лизку сказать надо, выбрала папашу по уму. Витёк уродился рыжим крепышом, мордашкой похожий на неё. Выходило, телосложением пошёл в отца, лицом – в мать.

В общем, теория, что бывшая поехала башкой, бросила ребёнка с родным отцом, прокатила как по маслу.

А в Норильске постепенно забывали историю появления малого, начали перешёптываться, что любовник-то ни при чём, быть-то был – шила в мешке не утаишь, – а вот родился Витюха от Лукьяна. На одно лицо – рыжее.

День пролетел быстро. Съездил на речку, после смотался к лучшему другу, с позапрошлого года родственнику.

Как муж сестры называется? Зять? Деверь? Надо бы уточнить, что ли.

Кос встретил измочаленный, как и полагается отцу годовалого младенца. Сестрица же блаженно улыбалась, тискала племянника, обещая слопать сладкого мальчика. Чуть позже усвистала по великим делам – к косметологу или какому-то такому специалисту. Ответственному за женскую красоту.

Не просто так, а дела для, которое в голове Лукьяна не укладывалось.

Придумали тоже… глупость какая-то.

Поженились Кос и сестра Лукьяна, Пелагея, позапрошлой осенью, до колик удивив окружение, которое в итоге передралось, переругалось в поисках виноватого.

Не принято у местных греков с другими национальностями в брак вступать. Традиции, обычаи – для диаспоры не шутка. А Кос – вовсе не Костя, как можно подумать, а Зервас Константинос Александрович – чистокровный грек.

Поженились чин по чину. Невеста в белом платье, жених в костюме с бутоньеркой. Прошлись по торжественному залу в ЗАГС под марш Мендельсона.

Свадьбу сыграли, правда, без ожидаемого размаха, как принято у Зервасов и Андреевых, зато уютно, по-домашнему, без лишних людей, кучи непонятных гостей и родственников до десятого колена.

И вдруг… почти два года спустя… банкет в честь бракосочетания со всеми полагающимися толпами, почётными гостями и родственниками, некоторые из которых аж из Греции прилетели.

Посидеть, покутить, выпить, закусить Лукьян не против. Он даже в честь такого случая костюм новый прикупил, галстук, чтобы в грязь лицом не ударить. Всё-таки почётный гость, брат невесты, лучший друг жениха, и прочее, прочее, прочее.

Но какой козе понадобился сей баян – не понимал.

Банкетный зал, естественно, самый шикарный в небольшом городке, откуда родом и сам Лукьян, и Кос с Полей – так все звали Пелагею, – был украшен живыми цветами, воздушными шарами, лентами.

Почётные гости выходили с поздравлениями молодым одни за другими. Не просто важные, а такие, что можно было не садиться на стул, а так и стоять, слегка приподняв воображаемый цилиндр.

Губернатор края, депутаты, представители законодательной и исполнительной власти – все люди нужные, мягко говоря, не последние.