В Витюху я влюбилась с первого взгляда, настолько очаровательным был малыш. Крепенький, щекастый, глазастый, с густыми рыжими кудряшками – как из рекламы детского питания. На отца похож, цветом волос точно.

А общительный какой, эмоциональный, живой. Недостаток словарного запаса с лихвой компенсировал жестикуляцией. Сообразительный, тактильный, с радостью шёл на руки, разрешал себя тискать, щекотать, целовать.

Я почти не помнила Левона в возрасте Витюхи. То время для меня – как одна сплошная непроглядная мгла, покрытая густым туманом дурных воспоминаний, похожих на психологический триллер.

Первые два года мы не выходили из больниц. Никто из врачей не давал никаких гарантий. Намекали, что нас ждут все беды сразу, от умственной отсталости, инвалидности, до самого страшного – мой мальчик не выкарабкается. Погибнет.

После двух лет стало понятно, Левон справился. Он начал догонять ровесников в физическом и умственном развитии, к школе же окончательно сравнялся.

Сейчас у меня рос здоровый парень, за чьё благополучие я не переставала благодарить бога, врачей, вселенную, себя и бывшего мужа. Финансовая поддержка его самого и семьи сыграла тогда огромную роль.

Без денег молитвы и врачи от бога не помогли бы.

Витюха невольно додавал мне то, чего не хватило с Левоном. При первой возможности я обнималась, нянчилась, играла с ним. Наслаждалась запахом малыша, тяжестью тельца в своих руках. Непременные капризы и взбрыки полуторогодовалого создания воспринимались чудом.

Карапуз совсем, а уже выражает свои мысли и желания, здоровенький – что ещё хотеть от малыша?

Только чтобы его папаша не появлялся…

Папаша, однако, заявился.

Он вообще не очень-то интересовался моими желаниями. Захотел и пришёл. Воплощение классического «на плечо и в пещеру», с поправкой, что я могу сначала отгрызть плечо, потом разнести пещеру, и Лукьян понимал это… так казалось.

Он окинул взглядом фронт работ, почесал озадаченно нос.

Что, непривычно господину норильчанину птичий помёт убирать? Не царское дело?

Ну, я не звала, не просила. Сам вызвался.

– Давай сюда, – потянулся Лукьян за щёткой, ставя Витюху на ноги.

Тот уже дрыгал ногами, пищал, выворачивался и глазел в сторону загона, где топтались его пернатые кумиры.

Сразу же рванул в сторону загона, начал дёргать калитку, пытаясь открыть, требовать на смеси своего лопочущего с русским свободы попугаям, вернее, курам. Я захватила жменю кукурузы, пошла к вожделенным потомкам тираннозавров, подняв малыша на руки.

– Цыпа, цыпа, цыпа, – начала я звать, рассыпая зёрна под ноги, отчего пернатые пришли в хаотическое движение, топтались друг по другу, по зерну, квохтали, – Зови курочек: «цыпа, цыпа, цыпа», – учила я, в душе млея от общения с крохой.

Своего бы такого, щекастого, бойкого, сладкого, только шкатулка с волшебством закрыта. Чудеса, полагающиеся мне, закончились в день свадьбы, дальше началась страшная сказка, из которой уже не выбраться.

– Какие планы на вечер? – тем временем поинтересовался Лукьян.

Банный лист на мою голову. Я ещё не простила его за выходку с домом. Вырвал с репетиции, из-за идиота экскаваторщика целый день возил меня на своём автомобиле. К авто претензий нет, намерения водителя бесили.

Теперь планами на вечер интересовался. Пришёл курятник чистить. Чисть!

– Дома буду, готовить, – с раздражением повела я плечом, присаживаясь рядом с топчущимся Витюхой. – Лео завтра отец привозит.

– Что готовить будешь?

– Напроситься хочешь? – приподняла я бровь, окидывая взглядом стоявшего с щёткой на длинной палке фактурного мужика.

Всё-таки Лукьян Андреев беспардонно хорош. Вызывающе преступно, я бы сказала.

Высоченный, широкоплечий, массивный, как медведь, при этом совсем не толстый, скорее мощный. С объёмными грудными мышцами, бицепсами, трицепсами и прочими полагающимися красотами, некоторые из которых отлично подчёркивали серые трикотажные шорты.

Интересно, выразительный бугор в штанах, особенно видимый из-за цвета и фактуры ткани – это недоразумение или умышленная диверсия?

Хотя… если там всё так, как рисует моё воображение, то никакими брюками не скроешь.

– Если ты собралась готовить то, на что смотришь, боюсь, без меня не обойтись, – ухмыльнулся Лукьян, перехватив мой взгляд на своей ширинке.

Покраснеть я как-то не сподобилась. Стыда по сусекам не наскребла.

– У тебя здесь волосинка, – я подошла вплотную, протянула руку к обсуждаемому месту.

Сняла воображаемый волосок, задев внешней стороной ладони член в приподнятом настроение… Если у Лукьяна во дворе моей родительницы, с ней же мелькающей на задней фоне, кудахтающими не в лад курами, со щёткой для чистки помёта и бегающим вокруг Витюхой такая реакция, то что будет в располагающих обстоятельствах?..

Обидно стало, что меня больше не интересовали мужики и всё, что к ним прилагалось.

Спасибо бывшему мужу, чтоб ему провалиться, уроду…

– Заценила? – хмыкнул Лукьян, слегка качнув бёдрами, отчего внушительный орган, явственно проступающий сквозь серую ткань, упёрся в мою руку. Наглец какой, ты посмотри на него, и я не про член сейчас. К нему вопросов нет, чуть приласкали – встал. – Что сердце подсказывает?

– Я сердце не слушаю, рукой предпочитаю проверять.

Глава 7

У Левона, не считая раннего детства, всегда был хороший аппетит, сейчас же он ел как троглодит, глотал без разбора всё, что не приколочено.

Целый вечер я убила на готовку в надежде, что четырёхлитровой кастрюли борща, голубцов, котлет и пюре хватит на два-три дня, это не считая пирожков и булочек, которые напекла.

Иногда казалось, что я работаю только на еду сыну, и если однажды в холодильнике не будет первого, второго, двух салатов и компота, он слопает меня.

Подростковый возраст со всеми полагающимися бонусами.

С облегчением выключила последнюю конфорку.

Отправилась в ванную, в очередной раз с тоской оглядела облезлую эмаль ванны, потёки, которые не отмывались ничем. Так засрать жильё – нужен отдельный талант, у семейства Ваньки он точно был. По обыкновению ограничилась душем, пусть и хотелось принять ванну с ароматной пеной, поваляться в своё удовольствие, помедитировать.

Зашла в спальню, уселась на расхлябанный диван, внешний вид которого не спасало и новое покрывало. Вытянула ноги, намереваясь отдохнуть.

Сериальчик посмотреть про любовь, чтобы красиво, аж до розовых соплей, и с хэппи-эндом до тошноты от неправдоподобия. Или про маньяка… да, лучше про серийного убийцу, кровь-кишки-распидорасило, а после умиротворённо лечь спать.

И масочку на лицо, главное – масочку не забыть.

Из идеалистических мечтаний о чудодейственных свойствах улиточного муцина – что маска за три копейки всенепременно заменит пропущенные аппаратные процедуры в косметологической клинике, – и о серийном маньяке выдернул звонок в дверь.

– Лукьян? – уставилась я на гостя.

Ты гляди-ка, джентльменский набор с собой.

Цветы, шампанское, конфеты. Подготовился, ага.

– Добрый вечер, Мэри, – улыбнулся он, протягивая цветы.

Красиво, не думала, что моно-букет лизиантусов может настолько выигрышно выглядеть. И приятно.

За годы брака я успела позабыть, как это – когда мужчина дарит тебе цветы. Не руководитель суёт дежурный букет после выступления, не сын на восьмое марта, потому что так положено, а именно тебе от него. Лично выбирал, может даже старался.

– Вижу, одна, значит, я вовремя, – бесцеремонно оглядев меня, заявил Лукьян и шагнул в прихожую.

Я крепче запахнула короткий трикотажный халатик, под которым из одежды у меня были одни трусы, благо приличные. Хотя какая разница?

В моё бельё вход товарищу заказан.

– Цветы с шампанским вижу, гондоны взял? – улыбнулась я сладенько, чтоб у него диабетический понос случился.

Самоуверенный северный олень нашёлся.

– Обижаешь, – с этими словами Лукьян нырнул в карман, вытащил запечатанную упаковку из двенадцати штук с говорящей надписью «Large».

– Меня пугаешь, или себе льстишь? – пропела я.

– Констатирую факт, – постучал по надписи пальцем. Ну-ну. – Слушай, а чем это так вкусно пахнет?

– Духами с феромонами, – фыркнула я.

– Запах котлет и борща – лучший феромон для мужика, ты не прогадала.

– Могу, умею, практикую, – протянула в ответ с ехидцей.

Посмотрите на этого наглеца. Пришёл без приглашения, с конкретной целью, несмотря на то что прямо сказали: секса не будет, иди дрочи. Носом в сторону еды ведёт.

– Иди уже, – толкнула я Лукьяна в кухню. – Накормлю, раз мамка голодным держит. Жена-то когда приедет? Не надоело по чужим кухням и койкам шароёбиться?

– Если койка и кухня твоя – нет, – почти гаркнул Лукьян, аж подпрыгнула от неожиданности.

Как только такие здоровенные мужики на свет появляются? В чан с радиоактивными отходами сразу после рождения их опускают, что ли?

Сел на стул у окна – вид на улицу собой закрыл. Руки потирает, ладони как лопаты, бицепсы как бидоны, волосы тёмно-рыжие на груди видны в расстёгнутом вороте рубашки.

Налила борща, достала сметану, котлету положила на тарелку, пюре, поставила на стол, туда же отправился салат из овощей.

Вздохнула про себя, если я столько съем, если просто посмотрю дольше десяти секунд – это сразу же осядет на боках неубиваемым слоем жира навсегда.

Моё меню – трава с травой в заправке из травы и чуть-чуть белка.

– Сама готовила? – одобрительно протянул Лукьян, проглотив пару ложек борща. – Вкусно!

– Сама, – пожала я плечами. – Что тут готовить-то? Обычный кубанский борщ.

– А какие ещё умеешь готовить?

– На роль жены экзаменуешь? – засмеялась я во всё горло. – Я сразу пас.

– Это мы ещё посмотрим, – подмигнул Лукьян.

Вот же скотина наглая.

Законную супругу куда денем? Я второй женой не пойду, из меня и первая-то не вышла. Первой тоже не пойду, и десятой. Побывала, хватит.

Если вдруг я захочу испортить себе жизнь – заведу хаски. Говна и хаоса столько же, сколько от мужа, жрать постоянно хочет так же, за сучками бегает с тем же энтузиазмом, зато в остальное время – истинная очаровашка, в отличие от любого мужика.

– Так что с борщами-то? – напомнил свой вопрос.

– Ленинградский… – начала я, Лукьян перебил вопросом:

– Это как?

– Видишь, кубанский оранжевого цвета, с большим количеством помидоров, а ленинградский ярко-красный, – закатила я глаза в раздражении. Мы не в кулинарном колледже на экзамене по борщеведению? – Зелёный борщ, холодный, холодник или шалтибарщай, московский – с копчёностями, черниговский, южнороссийский – этот без свёклы, как щи, только борщ, ростовский с рыбой, борщ с килькой в томате…

– Гляжу, ты знаешь толк в извращениях, – загоготал Лукьян. – Борщ с килькой!

– Сырая рыба тоже, знаешь, не верх кулинарного искусства. От кильки в борще глисты не заведутся, а от сугудая твоего – запросто, – фыркнула я.

– Ничего-то ты не понимаешь, Мэри. Вот я наелся, – довольно провёл ладонью по животу. – Благодарствую, хозяюшка.

– Всё, спать? – подколола я.

– Ебаться, – напомнил он цель своего визита.

– Ебаться не получится, – протянула я, убирая тарелки со стола. – Я расклад делала на картах Таро – говорят, не судьба нам ебаться.

– Переделай, – уверенно заявил Лукьян. – Давай телефон своей гадалки, скажу, что говно она, а не таролог.

– Могу и переделать, – достала я с полки завалявшиеся карты, остались от невестки.

Был за мной грешок, иногда баловалась, раскидывала картишки в иррациональной надежде на всё хорошее, против всего плохого, что случилось в моей жизни.

Карты постоянно отвечали то же самое, что всегда говорил Давид: тихо сиди, мышь безродная, твой поезд ушёл, и дыма из трубы не видно.