Татьяна Николаевна нервно улыбнулась, будто боялась, что дети прямо сейчас забросают ее тухлыми помидорами. Было что-то трогательное в этой улыбке и во всем ее облике, и Саша подумала, что, наверное, она очень хороший человек. А еще на ней была красивая многослойная юбка с подъюбником, широкая блуза, какие в старину носили художники, а на руках – десяток тонких браслетов.

– Эмили Файнер приехала к нам специально из Эдинбурга, чтобы преподавать все иностранные языки, ведь она разработала совершенно уникальную систему изучения языков.

Эмили Файнер тряхнула копной белокурых кудрявых волос и улыбнулась так ослепительно, будто не было большего счастья, чем променять родной Эдинбург на странную школу с сотней учеников.

– Юнона Эдгаровна Зороглян будет вести у вас экспериментальное рисование, и я уверен, ее уроки станут вашими любимыми.

Саша вспомнила монетку, которую ей сунула Юнона Эдгаровна и без которой она бы никогда не вышла из того мрачного коридора. А еще – свой корявый, но в то же время прекрасный рисунок родного двора. Саша повесила его над кроватью, и даже Варя сказала, что получилось очень здорово. «Почему они все такие милые? – подумала Саша. – Так не бывает. Тут какой-то подвох».

– Если развивать только мозг и воображение, но совсем забыть про тело и дух, добра не жди, – продолжал между тем Алехин, – поэтому прошу вас со всей ответственностью отнестись к уроку, который в ваших старых школах назывался физкультурой, у нас же он называется «движение». Он так важен, что у нас целых два преподавателя: Васильев Петр Романович и Урсула Риделл.

Урсулой Риделл оказалась та самая рыжеволосая девушка, которая помогла Кириллу поймать рюкзак в электричке, а Петр Романович был похож на хиппи: цветастая рубашка, светлые волосы до плеч, веселые глаза. Саша вгляделась и поняла, что Кирикия Федоровна и Петр Романович – родственники, скорее всего мать и сын, было в них что-то общее, несмотря на разницу в одежде и движениях.

– Ну и наконец, Янина…

Но тут кто-то негромко кашлянул, Алехин обернулся, очень смутился и проговорил:

– Ах да, простите, совсем забыл, волнуюсь… Платон Иванович Врабий, ассистент на лекциях по мифологии, философии и религии.

Платон Иванович был хрупок, невысок ростом, с мелкими чертами лица и какой-то невзрачный. «Тщедушный», – вспомнила Саша старинное слово. Интересно, кому он ассистирует? Алехин не назвал преподавателя по мифологии… может быть, он сам ее ведет?

– Ну и Янина Ким, которую вы можете называть просто Яна, она не любит отчеств. В старших классах Янина будет преподавать у вас теорию литературы, а также СМиСИУ. Что это такое, узнаете на уроке. Ну а в первом классе вы встретитесь с ней на уроках литературного творчества.

Красивая смуглая Яна, знакомая Саше по электричке, улыбнулась и помахала рукой.

Алехин откашлялся и сказал:

– Кроме того, я должен представить вам очень важных работников школы. Но сначала, чтобы все имена и фамилии не спутались у вас в голове, давайте поговорим о важном – системе оценок.

– У меня давно спутались, – шепнул Савва. Кирилл улыбнулся.

А Алехин продолжал:

– Те, кто общался со старшеклассниками и работниками школы, наверное, смогли догадаться, что каждый учащийся может, а, пожалуй, правильнее сказать, должен зарабатывать монеты.

На экране за спиной Алехина появились фотографии монеток-жетонов с подписями. Саша сразу узнала ту, что получила от Юноны Эдгаровны на своем нулевом уроке рисования, – медную, с двумя скрещенными кирками. В одном ряду с ней было еще четыре: с зажженным факелом, с ветряной мельницей, с кувшином и с арфой.

Выше – другой ряд, в нем монеты были серебряными, тоже пять. На одной заяц, на второй – росток, на третьей – цветущая ветка, на четвертой – шишка, на пятой – дерево.

Ну и последний ряд – конечно, золотые: гора, ладонь, мост, книга, лодка.

– Можете не запоминать их, – усмехнулся Алехин, глядя на Марьяну, которая старательно перерисовывала картинки в тетрадь, и на Ингу, которая достала телефон и сфотографировала экран. – Это ни к чему. Но вот что вам необходимо запомнить: эти монетки – основная валюта нашей школы, они же – оценки, они же – переходные экзамены, они же – пропуск на полевую практику, а если вы пообщались со старшеклассниками, то уже знаете, что практика – это самое интересное и важное. Можно сказать, что ради этого мы тут все и собрались. Но без двадцати семи золотых монет попасть на нее невозможно. Монеты вам будут выдавать за правильные ответы на уроках, хорошо сделанную домашнюю работу, за помощь сотрудникам школы и так далее. Вы можете обменять свои медные монеты на серебряные, а серебряные – на золотые по курсу один к десяти у нашего казначея, – Алехин указал на грузного мужчину с копной темных волос, который с самого начала не очень понравился Саше. – По совместительству он является хранителем школы, поэтому по всем вопросам, связанным с потекшими унитазами или перегоревшими лампочками, а также с пропажей обуви, обращайтесь, пожалуйста, к нему – Жихареву Борису Борисовичу. Он же отвечает за порядок на переменах и во внеучебное время.

– А за плохое поведение что нам будет? – выкрикнул Савва. – Монеты отнимете?

Алехин хмыкнул:

– Никто не отнимет у вас честно заработанные монеты, но Борис Борисович, как и любой другой взрослый школы, может назначить наказание за серьезные провинности. Как правило, это общественно полезный труд. У нас большой парк, да и само помещение школы немаленькое, а рук всегда не хватает. Но вернемся к нашим баранам. Кстати, кто знает, откуда пошло это выражение?

Первоклассники запереглядывались, и наконец Марьяна робко подняла руку.

– Да?

– Я могу ошибаться, но кажется, это выражение из средневековой сценки, там суконщик обвиняет пастуха в краже овец. Пастуха защищает адвокат, который на самом деле никакой не адвокат, а мошенник, и суконщик узнает его. Суконщик забывает о пастухе и набрасывается на адвоката, а судья пытается призвать его к порядку и кричит: «Вернемся к нашим баранам!»

– Отлично, Марьяна! Держи свою монетку, – и Алехин протянул Марьяне медную «мельницу». – Вот так это и будет происходить. Вы у́читесь, получаете монеты: за большую работу – серебряные, за не очень – медные, золотые получить крайне сложно, проще обменять. Монетами можно расплачиваться в кондитерской Анны Михайловны, в библиотеке Магеллана, если вы пришли туда не за книгами, а за носками или играми. На монеты можно купить кофе в автомате, открыть некоторые особо упрямые двери…

– То есть обычные деньги здесь не действуют? – спросила Инга.

– Нет, не действуют.

Недовольно-удивленный шепот пронесся по ученикам и смолк, когда Алехин поднял правую руку, призывая к тишине.

– Мне осталось представить вам нашего библиотекаря Магеллана, который так любит свое прозвище, что под страхом увольнения запретил мне говорить кому-либо его настоящее имя…

Магеллан помахал недовязанным носком, одна из спиц вылетела, и он неуклюже полез ее искать. Саша подумала, что он похож на плюшевого медведя: такой же неповоротливый и милый.

– …а также нашего школьного врача Кондратьева Павла Вениаминовича…

– Витаминович, – хмыкнул Трофим.

Инга с Полиной захихикали.

– И психолога, – продолжал Алехин, – Марину Львовну.

Худенькая женщина в очках с толстыми линзами оторвалась от книги, которую читала, и рассеянно кивнула. У нее были рыжеватые с проседью волосы, большой улыбчивый рот и пристальный взгляд. Этим взглядом она вцепилась в Савву так, что он поежился и спрятал телефон.

– Вот, пожалуй, и все. Меня вы и так знаете. Есть вопросы? Нет? Ну тогда вперед – на первый урок!

Самые странные в мире уроки

Первым уроком у первоклассников было письмо. Татьяна Николаевна расправила складки на юбке бохо и сказала, отрешенно глядя в окно:

– Ну что же, приступим? Возьмите бумагу и ручки… ну, или что вы там выберете.

На учительском столе лежали стопки самой разной бумаги: белоснежные листы для принтера, тетрадные в линейку и в клеточку, нежно-сиреневые с еле уловимым запахом лаванды, крафтовые… Саша выбрала тонкие листы светло-серой неразлинованной бумаги. «Потребительская», – было написано на пачке. «Ладно, буду потреблять», – усмехнулась Саша, взяла ручку. Самую обычную, хотя были и перьевые, и карандаши, и фломастеры.

– Рассаживайтесь, – сказала Татьяна Николаевна, чуть качнув головой. Волосы у нее были подстрижены коротко, «под мальчика», и вся она была тонкой, угловатой, и вдруг показалась Саше похожей на птичку.

Столы и стулья в классе тоже были разные: туалетные круглые столики на резных ножках, массивные столы с ящиками, обычные школьные парты; табуретки, офисные кресла, пуфики… Саша выбрала простой белый стол и венский стул. Какое же тут все странное!

– Ну что же… приступаем, – сказала Татьяна Николаевна и улыбнулась.

Привет, мам!

Пишу тебе письмо, потому что у нас такой практикум тут – писать письма. Я думала сначала папе написать, мы ведь с тобой вчера целый час по телефону болтали, я тебе все рассказала, так что не знаю, что писать. Но потом вспомнила, что я же папе так и не позвонила, он вообще не знает, что я уехала… а я не знаю его адреса. Ты только не ругайся, что я ему не сказала, просто в электричке интернета не было. Ну, может, не сразу не было, но, когда я вспомнила, что надо позвонить, уже не было. А потом тут все так закрутилось, что я только сейчас и вспомнила (знаю, знаю, прошла уже неделя, ну простиииииии). В общем, скажи ему сама, ладно? И дай его адрес, и бабушкин тоже, потому что у нас этот практикум раз в неделю, я чокнусь, зачем вообще отправлять письма обычной почтой, да еще и писать их от руки?! Люди вообще-то для того и придумали интернет и компьютер, чтобы другие люди не мучились! И вообще, пока это письмо дойдет до тебя, у меня тут столько всего произойдет и я расскажу тебе по телефону, что это письмо станет уже допотопным! И вообще странно это – писать письма, как на уроке. Вот реально все садятся и пишут письма домой. А если я именно сейчас не хочу? Или у меня еще не накопилось что сказать? Ладно. Не буду ныть, как ты и просила. Просто расскажу еще раз все, что ты и так уже знаешь (нет, наши письма никто не читает, по крайней мере, Татьяна Николаевна, это учитель по практикуму, поклялась в этом. Но смотрят длину! Надо написать не меньше листа сейчас, а потом будет увеличиваться! Аааааааааа).

В общем. Школа хорошая. Дисциплина, форма, уроки интересные. Расписание сам себе можешь составить, представляешь? То есть, конечно, базовый набор предметов тоже есть, восемь штук: иняз, вот это вот письмо, физкультура, ботаника, мифология и религия, мировая литература, всемирная история, альтернативная физика (я знаю, что я в пятом, а физика начинается в седьмом, но что я могу поделать? Здесь я вообще первоклашкой считаюсь! Мои стоны по этому поводу ты прослушала вчера) – эти предметы все обязаны посещать, но в основном ты сам выбираешь, чему учиться. Здорово, да? Даже жалко стало одноклассников, ну тех, бывших, которые вынуждены зубрить все подряд, даже то, что вообще тебе неинтересно.

Опишу нашу школу. Ну, название ты знаешь: Школа дорог и мостов. Не знаю, почему так, вообще ни одного моста тут пока не увидела, а дорога только одна – от ж/д станции к школе. А, нет, вру, есть мост. Ну, так, мосточек: вокруг школы разбит парк, и там есть горбатый мостик через ручей. Вообще тут красиво. И как-то теплее, чем у нас. Ну, то есть у вас. Будто еще бабье лето.

Живем мы по трое. Со мной в одной комнате две девочки, которые учатся на два года старше. О них ты тоже уже знаешь все, что я сама о них знаю.

Ладно, пока, бегу на ботанику.

П. С. Передай папе привет! Целую!