– Читать я не умею, сынок, – напомнил бывшему воспитаннику Бодешмун. – Просто я видел глаза его родных, когда вручил им твои деньги. А кроме того, я замолвил за них слово правителю Ламбаэсси. Объяснил ему, как важно, чтобы эти люди чувствовали себя хорошо в его городе и обязательно сообщили об этом Оксинте. Если бы они написали что-то плохое после всего, что мы для них сделали, они были бы просто неблагодарными тварями!

Массинисса пересел на ложе поближе к наставнику и прижался к его плечу:

– Как же я по тебе скучаю, мой добрый верный Бодешмун. Спасибо тебе за все твои хлопоты. Ты выручаешь меня, даже уже не служа мне. Я этого не забуду!

Бодешмун обнял своего воспитанника и проговорил:

– Я клялся на верность – царю и тебе – пожизненно. Так что ты можешь располагать мною всецело и всегда!

Затем бывший наставник рассказал царевичу последние новости дворцовой жизни, поведал о том, как поживает царица-мать, сообщил все, что знал об отце.

– Послушай, Бодешмун, – выслушав его, заговорил царевич, – расскажи мне, почему отец стал не очень хорошо относиться к моей матери. Он этого старается не показывать, но я же это чувствую.

Старый воин вздохнул.

– Наверное, не я должен был тебе это рассказать, а он сам. Но неизвестно, когда он сможет это сделать. К тому же ты уже вырос, и лучше, если ты узнаешь все от меня.

Он огладил бороду, что делал в минуты крайней задумчивости, и неторопливо начал:

– Твоя мать очень любила и, думаю, до сих пор любит твоего отца. В молодости она опасалась, что царь, который, как ты знаешь, очень неравнодушен к красоткам, быстро забудет про нее. Когда она забеременела твоим братом, то какое-то время скрывала это от царя, чтобы он из предосторожности не отлучил ее от своего ложа. Ее роды были очень тяжелыми, и жрецы объяснили это гневом богов за то, что царица нарушила полагающуюся будущей матери сдержанность.

Мисаген родился недостаточно здоровым. Гайя поначалу обрадовался ему, но быстро разочаровался в хилом и глуповатом наследнике и затаил на царицу Аглаур обиду. Ему было стыдно, что у него такой сын. Мисагена старались особо никому не показывать, пока он не повзрослел и хоть немного не окреп.

Большую часть свободного времени царь тогда проводил с наложницами. Опасаясь совсем потерять свое место возле него, царица нашла способ приблизиться к царю вновь и зачала тебя. Ты был ею выношен как предписывалось нашими обычаями и рожден в гораздо меньших муках. Жрецы даже разглядели на тебе какие-то тайные знаки: мол, ждут тебя великие дела и счастливое будущее, но тебе предстоит пройти очень непростой путь.

– Попробовали бы они про царского сына сказать что-нибудь другое, – усмехнувшись, буркнул царевич. – Наверное, и про Мисагена то же самое говорили.

– Ты несправедлив к святым отцам, сынок. Я бы не был по отношению к ним таким пренебрежительным. Все же эти ребята ближе к богам, чем мы, и у них может быть больше сведений о воле небес.

Что же касается Мисагена… Царь охотно отправил его в Карфаген, как ты знаешь. Вот только брат твой и здесь приносил одни неприятности. Если бы ты знал, сколько денег старший царевич тянул из Гайи на попойки и развлечения под предлогом того, что «нумидийский царевич должен жить в Столице мира достойно». В Цирте многие были недовольны большими расходами на содержание твоего братца. Твоя мать тайком от царя продала большую часть своих драгоценностей (между прочим, подарков отца) и отправила деньги Мисагену, потому что тот в письмах выпрашивал средства и у нее. Гайя узнал об этом и устроил царице Аглаур скандал. Это не добавило тепла в их отношения. А потом Мисаген свихнулся от пьянства и разврата.

Ну, это дела прошлые, поговорим о том, что важно сейчас. Массинисса, у твоего отца и у Массилии сейчас большие трудности, поэтому я прошу тебя, сынок: будь сдержан в тратах. Деньги, которые царь шлет тебе, теперь достаются ему непросто. Однако хотя страна наша серьезно ослаблена поборами карфагенян, да и другими бедами, Гайя не может не поддерживать наследника на достойном уровне, иначе и в Цирте, и в Карфагене начнут говорить о том, что царь Массилии не может даже сына как следует обеспечить. – Говоря это, Бодешмун нахмурился. – И еще. Я должен передать тебе слова твоего отца, хотя мне и непросто это говорить. Дело в том, что в Цирте до сих пор недовольны желанием Гайи сделать тебя своим преемником. Ты же знаешь о наших обычаях, когда царство наследует старший из братьев царя, а не его сын.

– Да, я это знаю, – посерьезнел и Массинисса. – Отец разговаривал со мной на этот счет и пообещал, что постарается решить данный вопрос.

– Он и старается, только многие в Цирте против этого. Особенно сейчас, когда тебя отправили в Карфаген. Люди опасаются, что этот город окажет на тебя нехорошее влияние или ты вернешься отсюда таким, как твой брат.

– Ну уж этому точно не бывать! Да и своим среди карфагенян мне не стать никогда. Меня тут за спиной все называют дикарем и недолюбливают.

– Не переживай, царевич! Я думаю, со временем ты докажешь местным дуракам, что это не так.

– Я тоже так думаю, мой дорогой Бодешмун, – сказал Массинисса, и они оба рассмеялись.

Немного помолчав, царевич поинтересовался:

– А что там была за история с Капсой? Из-за чего сенат Карфагена потребовал, чтобы отец немедленно выступил в поход? Даже попрощаться нам не дали.

– Это все пунические проделки. Они хотели поскорее разлучить вас с отцом. Ты уже понял, что доверять тут никому нельзя, особенно этому пройдохе Канми Магониду. Он делает вид, что привечает тебя и защищает от некоторых сенаторов, но делает это только в своих целях. Чтобы понять это, достаточно взглянуть на его хитрую рожу.

– Мне Канми тоже не нравится, – кивнул Массинисса.

– Ну а в Капсе все было спокойно, небольшие банды гарамантов мы отогнали за границу. Городу особо ничто не угрожало. И еще. Твоя маленькая подружка просила передать тебе привет, – с улыбкой сказал Бодешмун.

– Роксана? Ты ее видел?

– Да. Она много спрашивала о тебе. Жаль, что судьба разлучила вас так надолго. Глядишь, с годами, может, что-то и вышло бы у тебя с этой бойкой дочкой правителя Золотого города. Из нее получится хорошая жена, это уже сейчас видно: умная, красивая, шустренькая.

– Бодешмун, она еще маленькая девочка, а мне нужна подруга постарше! Я же с сегодняшнего дня взрослый мужчина!

– Мужчина, мужчина! – похлопал его по плечу учитель. – Кстати, как тебе Сотера?

Чуть покрасневший от вина царевич смутился и не нашел что ответить.

– Она достойная молодая женщина. И ничего, что немного старше тебя. В некоторых жизненных ситуациях это даже хорошо. А уж на ложе любви, поверь мне, разница в годах имеет еще меньшее значение, – наставлял его Бодешмун.

– Но я не знаю, как она ко мне относится. Что, если я ей не нравлюсь? – пробормотал Массинисса.

– Если бы не нравился, она бы так не расстаралась к твоему Дню взросления, сынок. Поверь моему опыту, она тоже его ждала.

– Ты в этом уверен? – с надеждой заглянул в его глаза царевич.

Учитель взъерошил рукой его кудри и проговорил:

– Не был бы уверен, не говорил бы.

Тут Мульпиллес привел к ним посыльного нумидийца:

– Царевич, за твоим гостем пришли.

– Благодарю тебя, – кивнул Массинисса.

Они с бывшим телохранителем поднялись и стали прощаться.

– Ты где остановился, Бодешмун?

– На постоялом дворе нумидийца Джувы. Он хоть и массесил, но одинаково ровно относится и к нам, массилам. Как говорится, лишь бы деньги платили. Удивительное дело: мы живем там рядом с массесильскими купцами, вежливо здороваемся и мило общаемся, хотя, если бы встретились в Большой степи, в глотку бы друг другу вцепились. Вот что значит влияние Карфагена. Когда захотят, они нас делают дружными, а когда понадобится иное, стравливают, как бойцовых псов. Я бы на твоем месте познакомился с этим Джувой, он занятный малый. Себе на уме, конечно, как все торговцы, но все же он нумидиец и какие-то понятия о чести имеет.

Царевич кивнул.

К ним подошел Оксинта, торопливо смахивая с лица следы слез. Неожиданно он поклонился Бодешмуну и пристально посмотрел ему в глаза. Старый воин понимающе улыбнулся и, не говоря ни слова, дружески похлопал парня по плечу. Царевич недоуменно посмотрел на одного, потом на другого, но промолчал.

Распрощавшись с Бодешмуном, Массинисса предложил Оксинте:

– Давай покатаемся на лошадях? У меня для тебя тоже есть подарок.

Он велел Мульпиллесу привести Эльта и подаренного отцом коня.

– Он твой! – протягивая поводья царского подарка Оксинте, сказал Массинисса.

– Но царь прислал его тебе ко Дню взросления! Я не могу принять такой дорогой дар! Ты сам знаешь, царевич, у нас в Нумидии на белоснежных конях ездят только высокопоставленные особы, – стал возражать мулат.

– Здесь, в Карфагене, тоже. И я хочу, чтобы в тебе видели не моего слугу и телохранителя, а моего друга и относились к тебе соответственно. К тому же я своего Эльта не променяю ни на кого другого, – потрепал своего любимца за гриву Массинисса. Он вскочил на спину коня и сказал: – Едем в Карфагенские сады!

Оксинта на своем новом жеребце последовал за ним на конную прогулку.

Располагавшиеся в карфагенском районе под названием Мегара сады считались стратегическими, так же как некоторые плантации и поля, размещавшиеся внутри стен города, где выращивали пшеницу и ячмень, инжир и гранат, миндаль и оливу, а также другие культуры. Все это предназначалось для питания гарнизона и жителей города в случае долгих осад. Защитникам Карфагена нужно было стойко оборонять стены, а умереть от голода и жажды им со всем этим хозяйством не грозило.

Карфагенские сады помимо своего основного предназначения – выращивания здесь фруктов – использовались аристократами для конных прогулок. Деревья тут были высажены ровными рядами, как дома в городских кварталах, а между садовыми «кварталами» шли широкие дороги. По ним следовали телеги, на которые собирали урожай, после чего везли его хранить в специальные прохладные подвалы или сушить на крыши домов, чтобы потом использовать в качестве сухофруктов.

Массинисса видел, что Оксинта был чем-то озадачен и непривычно задумчив, но ни о чем его не спрашивал. Они вволю покатались по дорогам садов, благо ближе к вечеру здесь почти никого не было.

Когда они оказались на одном из перекрестков, мулат неожиданно спешился и сказал:

– Остановись, царевич! Мне нужно что-то тебе сказать!

Массинисса придержал Эльта. Оксинта вдруг преклонил колено.

– Царевич, я хочу принести тебе клятву верности! Мы познакомились, будучи врагами, вместе приняли бой, находясь в одной десятке воинов, и теперь живем под одной крышей на чужбине, враждебной нам обоим. Это был долгий путь, и он еще далеко не окончен. Не стану скрывать: я не был доволен тем, как поступал твой отец, и из-за этого не любил тебя. Со временем мне стало понятно: многое из того, что делал царь Гайя, правильно. Да и ты в общем-то неплохой парень. Прости, что я так о тебе!

Массинисса согласно кивнул.

– Нам с тобой лучше стоять спиной к спине, встречая любые опасности и невзгоды, чем относиться друг к другу с подозрением и предубеждением.

Царевич снова кивнул и обрадованно улыбнулся: наконец-то Оксинта действительно становится верным ему человеком.

– И еще мне очень дорого и важно то, что ты сделал для моей семьи! Даже тайком от своего отца. Я понимаю, что это для тебя ничего особенного не стоило, но моя душа была не на месте из-за того, что мои родные оказались на чужбине почти без денег, на положении бунтовщиков и предателей. Я ожидал, что им будет очень плохо в Ламбаэсси.

– Бодешмун привез тебе от них письмо, и ты знаешь, что с ними все хорошо? – догадался царевич.