– Да, – тихо ответила Пилла. – Однажды, где-то год назад, он пришёл домой поздно. Я слышала из своей комнаты, как они ругались. А на следующий день он пропал.

В животе у Альмы возникло неприятное ощущение. «А на следующий день пропал». Совсем как…

– Что значит пропал?

– Мама мне всё время одно и то же твердит, – Пилла говорила негромко, чтобы её голос заглушался зычным голосом Бирты. – «Отец твой ушёл, больше не вернётся». Она даже начала врать окружающим, говорить, что папа улетел по работе. Но я-то… – Пилла снова всхлипнула. – Я всё думала, что мама преувеличивает. Что он скоро вернётся обратно. Должен! У нас же столько планов было. Он хотел научить меня, как заслужить красный шар. Мы годами говорили о том, что в первый день он меня встретит с занятий, мы съедим по булочке и обсудим учебный план на неделю.

– И поэтому ты думала, что он сегодня появится, – осторожно предположила Альма.

Пилла повернулась к ней. Она была бледной, но с решительным взглядом.

– Конечно, думала, – сказала она твёрдо. – У нас же был уговор.

Альма кивнула. Время говорить о том, что уговор с пропавшим без вести становится несколько сомнительным, было явно неподходящим.

– А теперь я его найду! – решительно сказала Пилла.

– А ты знаешь, где он?

Пилла ещё раз обернулась, чтобы удостовериться, что Бирта их не слушает.

– Нет, мама отказывается мне говорить! И вообще отказывается о нём разговаривать. Уходит из комнаты, стоит мне упомянуть отца, а потом ещё долго ходит расстроенная.

Неприятное чувство в животе Альмы снова проснулось. Хотя стоявшая у письменного стола Элионоры Бирта больше походила на быка, чем на Симона, такое описание натолкнуло Альму на мысли об отце. Симон почти никогда не говорил о её матери, разве что несколько коротких предложений, и то по необходимости. Например, прошлым летом, когда Альма набралась смелости и спросила, была ли её мама тоже солнцеловкой. Симон только нехотя коротко кивнул, а потом ещё неделю ходил мрачнее тучи.

Собственно, Альма о матери почти и не спрашивала. Она и сама не до конца понимала почему, но ей отчего-то казалось, что для их благополучия лучше много не спрашивать. Может, она как-то безотчётно уловила в уклончивых ответах, что разгадка может всё испортить, что с ней невозможно будет нормально жить. Симон всегда говорил, что мама ушла, потому что нашла работу где-то далеко. Ей приходится работать день и ночь, так что просто некогда приехать в гости или позвонить. Так ведь и случается со взрослыми, бывает же?

И всё же, хотя больше Альма вопросов не задавала, её никогда по-настоящему не удовлетворяли скудные объяснения Симона о том, почему мама уехала.

Альма снова глянула на Пиллу.

– Может, мама твоя говорит правду? – предположила она. – Может, твой отец правда просто уехал. Нашёл работу далеко, вот и уехал. Ничего странного даже.

– Солнцеловы не уезжают ради работы, Альма! Если только работа не в другой галактике. Мы же летать умеем, забыла?

И почему Альма сама об этом не подумала? Если мама была солнцеловкой, она в любую точку планеты могла добраться меньше чем за секунду.

– А это… возможно вообще – работать в другой галактике?

Пилла посмотрела на неё насмешливо.

– Вот выглядишь ты нормальной, но говоришь иногда, как младенец в теле девочки.

– То есть как? – не поняла Альма.

– Ну ясное дело, нельзя работать в другой галактике! – фыркнула Пилла.

– Но тогда… – начала Альма и почувствовала, что воздуха снова стало не хватать. – Если нам не нужно… если мы можем летать… если она могла летать, значит, всё неправда?

– А ты о чём говоришь вообще-то? – спросила растерянно Пилла.

Альма сама не поняла, как так вышло, но вот она уже стояла, прислонившись лбом к окну. А руки оставили липкие следы на стекле.

– Моя мама тоже пропала, – тихо сказала она. – Отец всегда говорил, что ей нужно…

Альма снова с трудом перевела дух.

– Нужно что?

– Работать.

Пилла облокотилась на стекло рядом с Альмой.

– И когда она ушла? Что случилось?

– Мне было всего пять, я мало что помню, – соврала Альма, чтобы не вдаваться в подробности. – Однажды она сидела на кухне в пижаме и пила кофе за столом. А на следующий день собрала вещи, и…

Альма так и не смогла закончить предложение. Чувства, которые она обычно держала под контролем, вдруг стали прорываться, и подбородок у неё задрожал. А когда Пилла наклонилась к ней, глаза нехорошо заблестели.

– Твоя мама и мой папа внезапно исчезли. Не сказали, куда отправились, от них ни слуху ни духу. И никто не говорит нам правды. И что-то это не похоже на случайность. Не думаешь, что здесь какая-то загадка?

Дыхание Альмы стало прерывистым, ей с трудом удалось пропустить воздух из горла в лёгкие. Пилла задала серьёзный, важный вопрос. И Альма знала, что хотела на него ответить. Им будто дали буквы, из которых надо сложить слово, будто посыпались маленькие камешки, за которыми придет оползень. Только этот оползень может засыпать маленькую, хрупкую жизнь Альмы и Симона. Что произойдёт, если Альма начнёт расспрашивать о маме? Какие тайны выплывут наружу и разнесут всё? Альма уже давно запретила себе вспоминать. Нельзя скучать по кому-то, если его не помнишь. А если не скучаешь, то и всё у тебя хорошо. Правда, это только в теории. На самом деле она скучала по маме каждый день.

– Да, подозрительно, – ответила она наконец. – В каком-то роде загадка.

Пилла вскинула брови.

– Именно! И хорошая новость заключается в том, Альма, – сказала Пилла, ткнув её в грудь, – что загадки нужны, чтобы их разгадывать. И мы их найдём!

– ПИЛАМ! – пророкотала Бирта.

Пилла вздрогнула и повернулась.

– Да, мам?

У Бирты было такое лицо, будто она лимон съела.

– Мы уходим! Председатель Фревелленг не даст нам средства на новую форму. Видно, это недостаточно важно.

– Бирта, – снисходительно ответила Элионора, – вы же получаете ежегодный грант. Я не могу…

– Не не можете, а не хочете. Идём, Пилла. СЕЙЧАС ЖЕ! До встречи, Элла, старая ты кошёлка!

– До встречи в субботу, – только и успела сказать Пилла, прежде чем Бирта взлетела, увлекая её за собой.

Глава 9
Окровавленный человек

Мэй сердилась. «Иди своей дорогой», – строго настраивала она саму себя. Не поднимая глаз, она быстрым шагом прошла мимо пленников.

Слишком поздно – Мэй уже наткнулась на них. Ей всего-то нужно было налить чашку кофе и отправиться в свой кабинет, заниматься своими делами. Но она забыла взглянуть на часы, забыла пойти к кофемашине другой дорогой, как всегда и делала во время кабинетных допросов Габриэллы. И встретилась взглядом с одним из заключённых.

По прошлым случайным встречам она запомнила его толстяком, но сейчас он заметно схуднул. Сгорбленный, трясущийся, в крови. Увидев её, он как-то вздрогнул и привалился к стене. Мэй даже не сразу поняла, что её бордово-красная форма, которую она носила с любовью и гордостью, напугала его до смерти.

Глава 10
Солнечное письмо

Альма приземлилась в саду за домом. Она помахала провожавшей её Элионоре и отщёлкнула время в сейчасное.

Для Альмы эта осень стала первой на Эвельсёе, так что сильные порывы ветра показались непривычными. Каждое утро она бегала к окну на четвёртом этаже, чтобы убедиться, что их узкий нескладный домик вместе с ней не унесло через весь остров и пляж на южной стороне прямо в море.

Сквозь окно рядом с дверью в сад виднелась высокая и худощавая фигура отца. Симон стоял спиной к ней и готовил завтрак. На столе, как обычно, стояло обязательное для каждого гражданина страны радио, которое автоматически включалось каждое утро и непременно передавало речь премьер-министра. Правда, под осень Симон положил перед динамиком большую пуховую подушку. И теперь, проходя сквозь толстый слой пуха и хлопка, утренняя речь премьера превращалась в неразборчивый бубнёж.

Альма задумчиво разглядывала затылок отца. Что он знал о маме, что не рассказывал ей? Ей захотелось потребовать ответов, но порыв быстро прошёл. Она же знала, как отец поведёт себя, стоит ей только завести эту тему. Между бровей заляжет складка. Руки скрестит на груди. Но хуже всего будет взгляд. Глаза у него затуманиваются и становятся бесчувственными, когда он говорит о маме. Он будто удаляется куда-то, куда Альме ходу нет, а рядом остаётся только его физическая оболочка. От его взгляда Альме становится не по себе, она чувствует себя одинокой.

Альма открыла дверь на кухню. Симон вздрогнул и резко обернулся. В руке он зажал венчик, будто оружие, а красный соус с него разлетелся по чистым стенам кухни.

– А! – выдохнул Симон. – Это ты!

Его узкое лицо расплылось в улыбке.

– Хорошо, что я, – сказала Альма, снимая шапку. – От кого бы ты этим защищался? От вафельного теста?

Симон поглядел на неё прищурившись.

– Как прошло?

– Хорошо, – буркнула Альма.

– Была осторожна?

– А как же.

– Назад время откатывала?

– Нет, – поражённо сказала Альма. – Что за вопрос!

Солнцеловы чувствовали время бороздками, который образуют отпечатки пальцев. Кончики пальцев у них гораздо чувствительнее, чем у теней. Но подушечки пальцев Альмы, как и у её деда, Эдвина, обладали сверхчувствительностью, и она могла поворачивать время вспять. Даже для солнцеловов эта способность считалась редчайшей, и Альме следовало её скрывать.

– Во время курса может возникнуть искушение, – объяснил Симон. – Может, захочется исправить ошибку какую-нибудь. Но это точно не выход. Слишком опасно.

– Уже усвоила. – Альма понимала: ей повезло, что вообще все пальцы целы остались.

Симон собирался что-то ответить, когда со второго этажа послышался грохот. Вниз по лестнице уже летел Бёрре, чтобы ворваться на кухню.

Могучая гибкая тушка налетела на Альму, как грузовик, и повалила на пол.

Хотя Бёрре был собакой, да притом огромной, он был для Альмы лучшим другом. Альма и вовсе считала, что единственная разница между ними лишь в том, что один ходит на четырёх лапах, а другая – на двух ногах.

– Иди скорее наверх и переоденься, – сказал Симон, – ужинаем в десять.

Несколько минут спустя Альма уже сидела на кровати рядом с Бёрре, держа в руках сложенное солнечное письмо. Подписанное Йеспом послание уже ждало её в комнате. В нём говорилось, что первый день занятий пришлось закончить досрочно, поэтому он не успел сказать ей нечто важное. К большинству занятий придётся готовиться. Поскольку пользоваться библиотекой Хомлунга могут только солнцеловы второго ранга и старше, Йесп будет встречать учеников у входа каждое воскресенье ровно в 18:00, чтобы все могли взять на неделю книги по теме следующего урока.

Альма услышала, как тремя этажами ниже включилась кухонная вытяжка. Ужин готов. Значит, ей нужно в библиотеку Хомлунга, но отцу это не понравится. После случая в парламенте он считал, что ей ни ногой нельзя в Стольбю.

Вскоре на лестнице послышался шорох отцовских тапочек. Она прислушивалась к звуку, пока тапочки шаркали по коридору, и вот они остановились у двери.

– Еда готова, – сказал Симон. – Идёшь?

– Да.

Он заметил её нерешительность.

– Что такое?

Альма уныло опустила голову и посмотрела на него.

– Не скажешь? – улыбнулся Симон. – Дай же отцу поговорить со своей взрослеющей дочкой!

Альма покачала головой.

– Ты не поймёшь.

– Ну это как пить дать! Святая обязанность любого отца. У нас это в инструкции написано.

– А ещё что написано? – Альме хотелось как можно дольше задержать этот благодушный настрой. Стоит ей упомянуть библиотеку Хомлунга и Стольбю, как сразу пробежит морозец.

– Быть ласковым и добрым, – сказал Симон. – В меру строгим, конечно. И бдительно следить за погодой, чтобы дочка не мёрзла.