Он лежал на спине, словно пугало-веган. В движении дряблых мышц угадывались задушенные, так и невысказанные вопросы. В темноте он мысленно вернулся в прошлое, в момент, произошедший ранее днем, за которым они наблюдали.

– Это… Да как ее только не называют! Знаешь что, Кей Си? Мы с тобой можем называть ее как захотим.

Во время ежедневного марафона, заключавшегося в наворачивании кругов по отделению больницы, Марк впервые выразил абстрактную мысль. Ходил он все еще как на привязи. Остановившись у одной из палат, прислушался. Из комнаты доносились всхлипы, и голос постарше сказал: «Все в порядке. Даже в голову не бери».

Марк, улыбаясь, слушал. Затем поднял ладонь и заявил: «Печаль». Проблеск интеллекта поразил Карин, и она разрыдалась прямо в коридоре.

Когда он произнес первое законченное предложение, она тоже была рядом. Эрготерапевт помогал Марку с пуговицами, как тот вдруг начал вещать, как оракул: «Через мой череп проходят волны магнетизма», – затем прикрыл лицо сжатыми в кулаки ладонями. К нему пришло понимание происходящего, и теперь он мог облечь ощущения в слова. После этого его словно прорвало, и фразы полились рекой.

К следующему вечеру он уже разговаривал – медленно, нечетко, но вполне понятно. «Почему комната странная? Я такое не ем. Тут как в больнице». Спрашивал по восемь раз за час, что с ним случилось. И каждый раз его потрясал рассказ об аварии.

Ближе к ночи, когда она собралась уходить, Марк вскочил с кровати и припал к окну, пытаясь выдавить закрытое небьющееся стекло.

– Я сплю? Я умер? Разбудите меня, это не мой сон.

Она подошла ближе и обняла его. Отвела от стекла, по которому он начал тарабанить.

– Марки, это не сон. У тебя был насыщенный день. Кролик рядом. Я вернусь завтра утром.

Он послушно последовал обратно к своей тюрьме – пластиковому креслу у кровати. И усевшись, тут же одарил Карин удивленным взглядом и дернул ее за полу пальто.

– А ты что здесь делаешь? Кто тебя прислал?

Карин словно обдало раскаленным железом.

– Прекрати, Марк, – слишком резко ответила она, тут же спохватилась и мягко поддразнила: – Думаешь, сестра не стала бы за тобой присматривать?

– Сестра? Ты считаешь, что ты – моя сестра? – Он сверлил ее взглядом. – Ты сумасшедшая, если правда так считаешь.

В Карин проснулся небывалый цинизм. Она убеждала его и приводила доказательства, будто читала вслух очередную сказку. Объективные, логичные доводы его только расстраивали.

– Разбудите меня, – простонал он. – Это не моя жизнь. Я заперт в чужой голове.

Карин всю ночь проигрывала в голове диалог, не давая Дэниелу поспать.

– Видел бы ты, с каким лицом он все это говорил. «Считаешь, что ты – моя сестра?» Так уверенно заявил. Без капли сомнения. Не представляешь, что я почувствовала!

Дэниел слушал ее сетования до утра. Она и забыла, какой он терпеливый.

– Марку намного лучше. Но ему нужно время, чтобы все переварить. Скоро освоится и все вспомнит.

К рассвету она была готова поверить его словам.

Следующие несколько дней Марк продолжал ставить ее личность под сомнение. Все остальное он вспомнил: кем был, где работал, что случилось. Но настаивал, что Карин – всего лишь очень похожая на его сестру актриса. Проведя массу тестов, доктор Хейз дал заключение.

– У вашего брата появились симптомы заболевания под названием синдром Капгра. Это одно из целого ряда расстройств, связанных с бредом ложного узнавания. Характерно для ряда психических расстройств.

– Мой брат не псих.

Доктор Хейз поморщился.

– Нет, но ситуация у него непростая. В научной литературе есть упоминания о том, что синдром Капгра может развиться в результате закрытой черепно-мозговой травмы, хоть и очень редко. Повреждения должны затронуть определенные отделы мозга, причем несколько разом… Задокументирована всего пара случаев. Ваш брат, насколько мне известно, – первый пациент, приобретший синдром Капгра в результате аварии.

– То есть один и тот же симптом могут вызвать две совершенно разные причины? Как это возможно?

– На данный момент ответа у меня нет. Возможно, дело не только в синдроме.

Есть множество способов отрицать кровное родство.

– Почему он меня не узнает?

– Насколько я могу судить, его представление о вас не вяжется с реальностью. Он знает, что у него есть сестра. Многое о ней помнит. Знает, что вы похожи на нее, ведете себя, как она, и одеваетесь так же. Он просто не считает, что вы – его сестра.

– Он узнал друзей. Узнает вас. Как он может вспоминать незнакомцев, но не…

– В большинстве случаев пациенты с синдромом Капгра перестают узнавать именно близких людей. Мать или отца. Супруга или супругу. Та часть мозга, что отвечает за распознавание лиц, у него не повреждена. С памятью у него тоже все в порядке. Проблема в отделе, отвечающем за обработку эмоциональных реакций.

– То есть я не кажусь ему сестрой? И кого он во мне видит?

– Видит он то же, что и всегда, – вас. Только… ощущения не те, вот он и не верит. У него повреждены волокна, которые отвечали за чувства к близким.

– То есть я у него не вызываю эмоционального отклика? И поэтому он решил?..

Доктор Хейз удрученно кивнул.

– Но его мозг, его… мышление в порядке, так? Других последствий не будет? Если проблема только в синдроме, то я уверена, что…

Доктор поднял ладонь:

– Последствия травм головы – одна сплошная неопределенность.

– Какой курс лечения вы предлагаете?

– Пока понаблюдаем, посмотрим, как будут развиваться события. Вдруг возникнут другие проблемы. Вторичные нарушения. Памяти, когнитивных процессов, восприятия. Иногда симптомы Капгра отступают со временем. Лучшая стратегия – это ждать и проводить тесты.

Две недели спустя он повторил последнюю фразу.

Карин не верила, что у Марка какой-то там синдром. Его мозг просто пытался упорядочить хаос, наведенный травмой. С каждым днем он все больше становился собой. Немного терпения – и все рассеется. Марк воскрес из мертвых, а от плевой напасти-синдрома и подавно оправится. Карин – это Карин; Марк моментально это поймет, когда в голове все прояснится. Она не стала сокрушаться, последовала совету реабилитологов и не торопила события. Занималась с Марком, стараясь его не перенапрягать. Ходила с ним в кафетерий на первом этаже. Отвечала на странные вопросы. Приносила любимые журналы о модификации грузовиков. Подтверждала и дополняла приходящие воспоминания, рассказывая о семье в общих чертах. И в то же время притворялась, что мало что о нем знает. Иначе он сразу же бесился.

Однажды Марк спросил:

– Можешь хотя бы узнать, как там моя собака?

Она пообещала проведать животное.

– И умоляю, приведи уже мою сестру, а? Ей, наверное, даже никто не сообщил о случившемся.

К тому времени Карин усвоила, что в ответ надо промолчать.

Перед Марком она держалась. А ночью, в объятьях Дэниела, поддавалась самым глубоким страхам.

– Я уволилась с работы. Вернулась в город, из которого всегда хотела сбежать, живу в доме брата, спускаю сбережения. Неделями сижу, читаю книжки для детей, потому что больше никак не могу помочь. А он заявляет, что я – это не я. Наверное, он меня так наказывает.

Дэниел кивнул и заключил ее ладони в свои. Если ему нечего было сказать, он молчал. Карин это нравилось.

– Все ведь было так хорошо. Он встал на ноги. А ведь в начале даже глаз не мог открыть. И вот опять такой ужас. За что? Почему я не могу просто смириться, переждать сложный период?

Он поглаживал бугорки ее позвоночника, вытягивая из тела напряжение.

– Не выматывай себя, – сказал он. – Ты ему нужна, без тебя он не справится.

– Если бы. Глядит на меня так, словно я чужая. Мне каждый раз больно. Если бы только… Вот бы он сказал, что ему нужно.

– Прятаться – естественно, – сказал Дэниел. – Птицы на все готовы, лишь бы не показать слабости.

Телом Марк управлял, как начинающий водитель. То носился по отделению со скоростью света, то спотыкался на каждой трещинке в линолеуме. То решал все задачки, придуманные терапевтами, то забывал, как правильно жевать, и постоянно прикусывал язык.

Об аварии он не помнил ровным счетом ничего. Но события прошлого дня запоминал все лучше. И за это Карин благодарила все существующие высшие силы подряд. Марк по-прежнему дважды в день спрашивал, как попал в больницу, но только для того, чтобы подловить ее на несоответствиях.

– В прошлый раз ты совсем другое сказала!

То и дело интересовался пикапом: так ли разбита машина, как и он сам? Карин отвечала общими фразами.

Видимый прогресс приводил Карин в восторг. Даже друзья поражались эволюционным скачкам Марка между визитами. Он стал разговорчивее, чем до аварии. Приступы гнева сменялись мягкостью, которую он утратил еще в восемь лет. Карин сообщила ему, что доктора согласились его выписать. Марк просиял. Он решил, что едет домой.

– Передашь сестре, что меня выпускают? Скажи ей, что Марк Шлютер наконец-то свободен. Пусть ее и задержали какие-то дела, но она должна знать, где меня искать.

Она прикусила губу и не смогла даже кивнуть. В одной из книг по нейробиологии, принесенной Дэниелом, она вычитала, что потакать бреду нельзя.

– Она точно разволнуется. Слушай, пообещай. Где бы она сейчас ни была, она должна знать, что со мной. Она ж вроде как всегда обо мне заботилась. Фишка у нее такая. В этом она настоящий мастер. Жизнь мне однажды спасла. Не дала отцу свернуть мне шею. Когда-нибудь, может, и расскажу тебе. Все-таки личное. Одно могу сказать точно: без сестры меня бы здесь не было.

Как мучительно было молча все это выслушивать. И все же Карин испытывала извращенное удовольствие, понимая, что именно так он, по-видимому, описывает ее другим людям. Она выдержит, даже если на то, чтобы образумиться, ему понадобится вечность. А разум Марка креп с каждым днем.

– А что, если ее специально не пускают ко мне? Почему не дают с ней поговорить? Я в каком-то научном эксперименте участвую? Они ждут, что я тебя за сестру приму? – Ее расстроенное выражение он истолковал как возмущение. – Да ладно тебе. Ты тоже вроде как мне помогаешь. Каждый день приходишь. Гуляешь со мной, читаешь, все такое. Не знаю, конечно, чего ты набиваешься, но я благодарен.

– Добиваешься, – поправила Карин. Он бросил на нее смятенный взгляд. – Ты сказал «набиваешься», а правильно – «добиваешься».

Он нахмурился.

– Это разговорная форма. А ты на нее очень похожа. Не такая красивая, но прям на одно лицо.

Внезапно закружилась голова. Справившись с волнением, она залезла в сумку на плече и вытащила записку.

– Посмотри, Марк! О тебе не только я забочусь.

Незапланированный сеанс терапии. Карин знала, что еще не готова обсуждать аварию. Но решила, что разговор расшевелит Марка, вернет его настоящего. Возможно, придаст ее аргументам больше достоверности.

Он взял в руки бумажку и принялся ее рассматривать. Щурился, подносил то ближе к глазам, то дальше, а потом отдал обратно.

– Прочитай, что написано.

– Марк! И сам можешь. Утром же прочитал две страницы с врачом.

– Обалдеть. Тебе кто-нибудь говорил, что ты болтаешь точь-в-точь как моя мать?

Карин всю жизнь потратила, чтобы не быть, как эта женщина.

– На. Попробуй еще раз.

– А смысл? Проблема не во мне. Посмотри, какой почерк кривой. Хотя нет, даже почерком не назвать. Чернильная паутина. Или рисунок коры дерева. Скажи, что там написано.

Записка и правда с трудом читалась. Линии извивались, как неразборчивый почерк их шведской бабушки. Карин описала бы автора как восьмидесятилетнюю иммигрантку, чурающуюся электроники. Она прочитала слова вслух, хотя давным-давно выучила их наизусть. «Я никто, но сегодня вечером на дороге Норт-лайн Нас свел БОГ, чтобы подарить тебе еще один шанс и дать тоже кого-нибудь спасти».