Мысль о том, что рука моего давно усопшего прадеда касается моей, не вызвала у меня такого восторга, как у Мерио. Напротив, я вздрогнул и подумал о катакомбах под Наволой, где в сочащихся водой тоннелях и криптах громоздились до потолка кости древних амонцев. Но я смолчал.

– Следуйте за его рукой, за изяществом почерка, – продолжил Мерио, расхаживая взад-вперед за моей спиной и неосознанно двигая собственной рукой. – Следуйте и восторгайтесь мельчайшими деталями искусства Дейамо. Благодарите Амо, что в этот самый момент ваш прадед помогает вам.

В этот самый момент мои друзья Пьеро и Чьерко с деревянными мечами разыгрывали битву на Куадраццо-Амо. В этот самый момент с ними был Джованни, сидел на тенистых ступенях Каллендры и читал один из своих бесчисленных томов. В этот самый момент мой друг Тоно был на причале, ловил лазурные глазки. В этот самый момент на кухне сиана Браззаросса пекла сладкое печенье с имбирем и пряностью ха, в точности как любила наложница моего отца Ашья. И ближе к дому, в этот самый момент, Ленивка обнюхивала конюшни палаццо, обиженная, что я бросил ее…

– Сосредоточьтесь, Давико! – Мерио вновь щелкнул меня по уху. – Детали имеют значение! Дейамо много путешествовал, чтобы расширить свой кругозор. Он знал столько же про крыс, что кишели в зерновых балкерах Весуны, сколько и про древесину для ремонта ткацких станков, что ткут полотно здесь, в Наволе. – Мерио махнул рукой в сторону свитков и томов на стенах. – Вы можете прочесть его письма и увидеть работу его ума. Увидеть знание, которое он накопил. Он обнюхивал шеи женщин в Мераи, чтобы узнать моду на ароматы, и пил верблюжье молоко в шатрах Бедоза, чтобы познакомиться с жизнью караванщиков. Мы продолжаем его традиции: письма, которые читаем, знание, которое по крупице собираем… – Мерио указал на свой стол, заваленный рваной, подмоченной корреспонденцией от наших далеких партнеров. – Это основа всего, чем занимается ваша семья, и вы этому учитесь, как учился ваш отец, а прежде него – ваш дед, каждый в свой черед, у гения Дейамо… Продолжайте, Давико. Переписывайте. Не прерывайте работу лишь потому, что я что-то говорю. Три безупречные копии – и можете идти играть. Одна для нас. Одна для торговца сио Тоско. И еще одну он отвезет в наш филиал в Вазе, где получит заем в вазских серебряных пальцах, чтобы купить лошадей. Вам ведь известно, что они считают серебро в пальцах?

Я кивнул.

– А как жители Ваза называют золото?

– Персты.

– Сколько пальцев в одном персте?

– Двенадцать.

– Хорошо. Продолжайте писать. Вам под силу слушать меня и одновременно писать, Давико. Если бы этим занимался я, работа была бы уже сделана… – Он умолк. – Нет, Давико. Два «т» в «леттера ди кредо»^[9]. – Он ткнул пальцем в бумагу, размазывая чернила, уничтожая мой труд. – Видите? Два «т». Детали имеют значение. День погашения, вес серебра и две буквы «т». Выбросьте это. Начните заново.

– У меня болит рука, – сказал я.

Сейчас, оглядываясь назад, став старше и мудрее, я подозреваю, что скопировал совсем немного, но тогда я был юн и наивен, и мне казалось, будто я трудился много дней подряд. Таковы чувства детей. Минута скуки тянется целый час, час растягивается в день, а день кажется веком, и мы открыто делимся этими чувствами, поскольку еще не постигли искусство фаччиоскуро^[10].

В голосе Мерио появились резкие нотки:

– У вас болит рука?

Обычно Мерио был веселым человеком, мягким и добродушным, как это свойственно жителям Парди, обладателям пухлых румяных щек и округлого брюшка, выдающего любителя доброго вина и изысканного сыра. Но видимо, я исчерпал запасы терпения: брови Мерио поднялись, глаза утратили веселый блеск.

– Если у вас болит рука, подумайте обо всех тех, кто работает рядом с вами. Кто работает на вас. – Он повернулся к скривери, сидевшим за столами вокруг нас. – Кто-то из вас устал? – Мерио ткнул пальцем в ближайшего человека. – Вот вы, сио Ферро, вы устали? У вас болит рука?

И конечно же, сио Ферро ответил: «Нет, маэстро», – а все остальные скривери снисходительно улыбнулись мне и вновь склонились над своими бумагами.

– Эти люди пишут целыми днями. И целыми днями читают, – сказал Мерио. – Сио Ферро начал осваивать профессию в вашем возрасте, и уже тогда он писал целый день напролет. И потому вы справитесь не хуже. Не говорите, что у вас болит рука.

Мне хватило ума промолчать, но я не обрадовался. Я начал все сначала на новом листе бумаги, стараясь подавить отчаяние из-за гибели копии по причине одной-единственной ошибки.

– Ну хорошо, – смягчился Мерио при виде моих страданий. – Финис^[11]. Финис. – Он опустил ладонь на мою руку. – Положите перо, Давико. Пойдемте. – Он поманил меня за собой. – Чи. Это не наказание. Идите со мной. Я хочу кое-что вам показать. Пойдемте, пойдемте. – Он жестами согнал меня со стула.

Мерио привел меня по широким деревянным лестницам скриптория на первый этаж, где щелкали абакасси, подсчитывая наши доходы и расходы. Мы пробрались между их столами и вышли на шумную улицу.

Слева от нас стояли распахнутыми ворота нашего семейного палаццо. Мерио провел меня по прохладному каменному проходу в мирный, залитый солнечным светом куадра премиа^[12], который охлаждали сверкающие брызги располагавшегося в центре фонтана.

Ленивка мгновенно учуяла нас и примчалась из конюшни, виляя хвостом. Я взял ее на руки, так же радуясь встрече, как и она. Гончая извивалась и вздрагивала, тычась носом в мое лицо и облизывая щеки.

Я думал, что Мерио отведет меня в палаццо, но он стоял во дворе, смотрел на меня выжидающе. Удерживая извивающуюся собаку, я огляделся, пытаясь понять, почему он не идет дальше.

Вот трое арочных ворот, ведущих на куадра, где располагались наши конюшни; вот казарма нашей стражи возле уличной стены, с верхней и нижней галереей. Вот журчащий мраморный фонтан, изображающий Урулу с ее русалками и рыбами, гологрудых и извергающих воду. Прохладная вода была приятной, особенно в такой жаркий день. Еще арочные ворота в дальней стене куадра, ведущие в более личные места нашего дома, однако Мерио не пошел туда. Вместо этого он указал на фреску, что покрывала последнюю стену куадра. Глухую стену, которую мы делили с нашим банком.

– Вы когда-нибудь смотрели на это?

– Д-да…

Мой ответ был нерешительным, потому что, само собой, я смотрел. Картина была слишком большой, чтобы не заметить, больше двадцати пяти шагов в ширину, и такой высокой, что увидеть ее целиком можно было, лишь отойдя назад и задрав голову. Она изображала битву наволанцев с захватчиками из Шеру и Мераи, и проглядеть ее было так же трудно, как фонтан с Урулой, рыбами и русалками. Но фонтан годился для того, чтобы охладить ноги или, еще лучше, дразнить Ленивку брызгами. А фреска была намного скучнее наших конюшен с жеребятами, кобылами и жеребцами, с приятными запахами кожи, со сладкими ароматами сена и конского навоза. Я видел эту картину каждый день, но теперь насторожился, поскольку учуял подвох в вопросе Мерио. Даже в таком юном возрасте я угадывал, когда один из моих учителей собирался преподнести мне урок, и опасался, что урок окажется болезненным.

– Что вы видите? – спросил Мерио.

– Навола, Парди и Савикки сражаются против Шеру и Мераи.

– Что еще?

Я старался понять, скользя глазами по бьющимся армиям. Справа, с позиции Шеру, сверкал на солнце наш город Навола, стоящий в устье реки Каскада-Ливия, там, где она впадала в огромный Лазурный океан. Башни многочисленных соперничавших архиномо возвышались над городскими стенами, сияя в солнечных лучах.

Каждый ребенок в Наволе знал, что это была важная и отчаянная битва, но мне не слишком нравилась данная картина. Мой друг Пьеро, происходивший из номо нобили ансенс^[13] и любивший военную историю, говорил, что однажды станет великим генералом и примет участие в славных сражениях вроде Защиты Наволы, но мне не нравились ни кровь, заливающая поле боя, ни трупы, плавающие в Ливии. Это была победоносная картина – но неприятная.

– Взгляните сюда, высоко в небо, – продолжил Мерио, входя в роль учителя. – Не только мы сражаемся с захватчиками из Шеру. Видите, как Амо посылает нам божественное благоволение и поддержку? Как он едет в своей колеснице к нам на помощь? Амо благословляет и защищает нас, потому что мы праведники, а Шеру – царство псов. Видите, какое зеленое поле битвы и какие синие воды реки Ливии, где мы прижали шеруанцев? Это говорит о том, что Навола благословлена морем, речной торговлей и плодородными полями, что делает ее лакомым кусочком для Шеру. И посмотрите, псы-захватчики в смятении, они прыгают в реку, пытаются плыть и тонут под тяжестью своей брони. А здесь… – Он попробовал дотянуться, но, конечно же, не смог, потому что был низкорослым и тучным. – Здесь символ вашей семьи, Бык Регулаи, летящий среди знамен наволанской армии.

Он выжидающе смотрел на меня.

Я непонимающе смотрел в ответ.

– Чи! История! Мы должны лучше учить вас истории, Давико!

Мерио вытер пот с лысины. Его голова уже порозовела на солнце, но, похоже, он не собирался сдаваться. Я прижал к себе Ленивку и попытался сосредоточиться, когда он начал показывать разные знамена и символы; некоторые из них я знал по другим наволанским семьям.

– Архиномо ди Регулаи не всегда были такими гордыми, как сейчас, – сказал Мерио. – До вашего прадеда имя Регулаи носил торговец, но не ко всяким торговцам испытывают уважение – и уж точно не испытывали в те времена. В те времена Наволой правили архиномо нобили ансенс, утверждавшие, будто ведут свой род от старых амонцев. Им принадлежали ранг, и честь, и влияние.

– Как Пьеро и Чьерко.

– Да, как ваши друзья. Они из старинных родов. Ди Регулаи было уличным именем, вианомо. Но здесь, в это мгновение, ваш дед поднял знамя рядом со знаменами аристократов, чья родословная прослеживается до амонцев…

– Он это сделал? – перебил я.

Мерио осекся.

– Сделал что?

Я посмотрел на огромную картину, на людей и лошадей, на наше знамя, которое было больше других, на деда верхом на черном боевом скакуне Неро, на занесенный меч…

– Это правда было так? Все случилось, как здесь нарисовано?

– Почему вы спрашиваете?

Я сам не знал.

– Ну… мы написали эту фреску. Быть может…

– Да? – подтолкнул меня Мерио.

– Быть может, мы изобразили себя могущественными на картине? Вроде того, как архиномо Фурия вешают врагов на стенах своего палаццо, и трупы висят, пока не сгниют и не развалятся на куски. Чтобы пугать людей.

– Продолжайте.

– Когда люди приходят сюда, они видят это. Это первое, что они видят. И я замечал, как они смотрят. И как перешептываются. Это что-то значит для них. Быть может, это послание. Быть может, это скорее послание, чем истинная история.

– Да! – Просияв, Мерио ущипнул меня за щеку. – Стоит мне подумать, что у вас голова набита шерстью, как сквозь нее пробивается блеск отцовского ума.

– Так мы были впереди? – спросил я, приободренный. – Были в атаке?

– А это имеет значение?

Я помедлил.

– Не знаю.

– Так подумайте об этом. Подумайте хорошенько. Вам нравится читать легенды. Журналы Марселя из Биса. «Путешествия» Аввикко. Я знаю, что вам нравятся легенды о старых богах. Правдивы ли они? И имеет ли это значение? Или значение имеет лишь то, что они зажигают в вас истинное чувство?

Я не знал ответа. Я был счастлив, что ответил на вопрос Мерио, но теперь казалось, будто я заплыл в глубокие воды.

Мерио снисходительно улыбнулся.