Солнце палило немилосердно. Для обычных путников было бы рациональнее найти тень и укрыться в ее сени, дожидаясь ночи. Но шедшие не были обычными путниками. К тому же их поджимало время.

Жара, да еще нагретый словно сковорода песок мало того что обжигал, так еще и проваливался, скользил, проворачивался под подошвами, от чего начинало ломить ступни, боль переходила в пальцы, задиравшиеся вверх вместе с носками ботинок.

Прапорщик Маркитанов, шедший в головной тройке, облизнул пересохшие губы, провел рукой по горячему лбу, тот оказался совершенно сухим – выступающий пот тут же испарялся в практически абсолютно сухом воздухе.

– Чертова пустыня! Еще этот проклятущий песок! – вслух пробормотал Маркитанов. Хотелось пить, но следовало терпеть как можно дольше, ибо по опыту Дмитрий знал: стоит только начать свинчивать с фляжки пробку, и вода иссякнет, как в дырявом ведре. Стараясь не думать о жажде, прапорщик вгляделся в даль: растекшийся волнами барханов, песок уходил к самому горизонту. Куда ни кинь взор – везде полная безжизненность. Лишь изредка из светло-оранжевого песка торчали чахлые веникообразные кустарники да попадались (еще реже), кочки какой-то засохшей травы. Впрочем, несмотря на всю свою, казалось бы, безжизненность, пустыня не была мертвой: то на песке виднелась волнообразная линия от ползшей в ночи змеи, то тянулась едва заметная цепочка следов, оставленных ящерицей. Один раз, Маркитанов не смог бы поручиться, но был в этом почти уверен, ему попались на глаза отпечатки лап проскакавшего по пустыне тушканчика.

– Вениаминыч, – до прапорщика донесся голос ротного.

– На связи, – отозвался заместитель командира первой группы.

– Вениаминыч, – повторился Ивлев и показал рукой вперед, – вон до того взгорка, и двадцатиминутный привал.

Не оборачиваясь, Маркитанов кивнул. От столь нужного отдыха отделяло не более полукилометра. Несколько сотен шагов, сущая ерунда. А затем можно будет рухнуть на землю и сделать несколько глотков вожделенной влаги. Или наоборот: несколько глотков влаги, а уже потом рухнуть?

Но вот и взгорок. Увы, тени, чтобы укрыться от зноя, не оказалось и там. Сели как шли, не разворачиваясь в круговую оборону, лишь сбросив с себя тяжеленные рюкзаки. На них по большей части и уселись, лишь некоторые достали коврики. Бойцы остались на своих местах, офицеры подтянулись к ротному.

– Что у нас с графиком? – поинтересовался подошедший к ним подполковник Черныш.

– Укладываемся, – коротко бросил Ивлев, и подполковник удовлетворенно кивнул.

– Добро, – взглянул на свои часы и отошел в сторону. Садиться он не стал. Даже к бутылке с водой не притронулся ни разу.

«Выпендривается или ему всерьез пока терпимо?» – подумал Маркитанов, украдкой поглядывая на подполковника. То, что новомодных баклаг, то бишь питьевых систем, от которых прямо ко рту носившего ее шла бы трубочка, у подполковника с собой не было, – это точно. От подобных приспособлений было решено отказаться из соображений экономии – возможность беспрепятственного питья на ходу неизбежно привела бы к повышенному расходу наличной воды. Так что воду набрали по старинке – в обычные поясные фляги и полуторалитровые бутылки. Зато взяли ее по максимуму, а вот продуктов: лишь бы не оголодать. И правильно – в отличие от жажды, голод, то есть не голод, а простое желание поесть, пока отсутствовал напрочь.

Дмитрий достал навигатор и, взглянув на экран, вздохнул – до конечной точки вожделенного Гадамеса предстояло топать и топать. Гадамес – городок в пустыне. Где-то там, среди его узких улочек и должна состояться сделка, которой они во что бы то ни стало должны помешать. Будет ли это просто? Вряд ли. А ведь вначале еще предстоит незаметно пересечь алжиро-ливийскую границу. Вроде бы, как сказал подполковник Черныш, она не особо охраняется, во всяком случае, в этом месте, но чем черт не шутит? Все может статься. Можно напороться на какой-нибудь патруль, а то и столь же неожиданно выйти на возведенный в пустыне временный блокпост. Но следовало надеяться на лучшее.

«Итак, вокруг пустыня, а впереди Гадамес. Гада-мес, назовут же, блин!» – едва не вслух, но все же мысленно пробормотал Маркитанов.

Пока длился перелет, «приданный» их группе подполковник провел краткий ликбез, касающийся этого населенного пункта, и теперь Маркитанов доподлинно знал: Гадамес – небольшой городок-оазис с населением от семи до десяти тысяч человек, расположенный рядом с пальмовой рощей. Большую часть населения составляют берберы, довольно значительно число и туарегов-кочевников. Традиционные дома строятся из глины, известняка и пальмовых листьев, многие здания украшены чудесными фронтонами. На снимках из космоса поселение напоминает пчелиные соты. К тому же Гадамес – один из старейших городов Африки и является объектом всемирного наследия ЮНЕСКО. Первые жители появились здесь около 5 тыс. лет назад, затем город становится римским форпостом, а впоследствии – епископатом Византийской империи, тогда же жители были обращены в христианство. После вторжения арабов в 667 г. население приняло ислам. Город обнесен стеной, и значительная часть зданий окрашена в белый цвет. А еще, ввиду города находятся громадные дюны, с вершины которых любители природы наблюдают за закатами солнца. Но самое главное, что должны были знать и запомнить отправившиеся на задание спецназовцы: здания в городе соединены, и зачастую больше напоминают катакомбы, чем наземные строения. А плоские крыши-террасы позволяют передвигаться едва ли не по всему городу.

Но сейчас Маркитанову больше всего хотелось оказаться на берегу расположенного в черте города озера Айн аль-Дибана и окунуться в его воды. И плевать, какие они там: теплые, соленые, главное – мокрые, и уж во всяком случае прохладнее окружающего воздуха.

– Вениаминыч, – к Маркитанову подсел его группник, – у тебя лейкопластырь есть?

– Ну, так… – не слишком определенно ответил тот.

– Так есть или нет? – недовольно переспросил Лобов.

– Ну есть, – в тон группнику ответил Дмитрий, – зачем спрашиваешь?

– У меня это… что-то пятку наминает… – неохотно признался Лобов.

– Дать пару штук?

– Угу.

Маркитанов наклонился и, порывшись в кармашке рюкзака, вытащил оттуда пачку из десятка стандартных упаковок (по десять штук в каждой) бактерицидного лейкопластыря. Вытянул из стопки одну и протянул группнику.

– И куда тебе столько? – оглядев сие богатство, удивленно присвистнул Лобов.

– Да ходят тут всякие, попрошайничают, – съехидничал Маркитанов. – Вот я и с запасом…

– Ну да, ну да, – покачал головой группник и, взяв лейкопластырь, принялся поспешно стаскивать с ноги обувь. Едва он успел закончить с заклеиванием натираемого места, как майор Ивлев отдал команду на выдвижение.

– Топаем ускоренным шагом, – скомандовал он, и сводная группа продолжила движение к цели. Меж тем солнце, постепенно смещаясь, начинало светить в спину. Еще пара часов ускоренного передвижения, дневное светило спустится к горизонту, и наступят благословенные, прохладные сумерки. Жаль, они не продлятся долго – их сменит крупнозвездная ночь. И никакого передыха для идущих – идти предстояло все темное время суток, все утро и только ближе к завтрашнему полудню, когда солнце достигнет наивысшей точки, а жар приблизится к своему пику, в планах командиров стоял продолжительный привал – время на сон и отдых. Все это знали, никто не рассчитывал ни на что другое, но все же мечталось: завалиться куда-нибудь в прохладное местечко и, скинув обжигающую ступни обувь, предаться блаженному безделью. Но увы, увы, увы… А вокруг без конца и края тянулись уже успевшие поднадоесть унылые песчаные пейзажи – местность не баловала разнообразием, правда, кое-где из-под песка поднимались остатки древних строений. Недаром вся территория пустыни в далеком тысяча девятьсот восемьдесят втором году была включена ЮНЕСКО в список мирового наследия. Противоречивая душа прапорщика Маркитанова рвалась остановиться и повнимательнее взглянуть на следы – руины – все более и более удаляющегося от нас прошлого. Но увы, необходимость выполнения задачи, ее важность и нужность тащили его и других спецназовцев дальше. А прошлое оставалось прошлому, мало изученное ранее и теперь в мире скоростей, казалось бы, и вовсе никому более не нужное.

Первым в цепи спецназовцев шел старший сержант Глотин Сергей Николаевич – командир первого отделения первой группы, высокий, слегка сутулящийся, с цепким взглядом, мастер спорта по легкой атлетике и КМС по жиму штанги; вторым – младший сержант Серов Леонид Павлович – старший разведчик – пулеметчик, коренастый, темноволосый, со слегка раскосыми глазами, с вечно блуждающей по лицу простодушной улыбкой; третьим – прапорщик Маркитанов. Далее, отставая от головного разведдозора на пару десятков метров, топала по песку сводная тройка ядра: старший сержант Котов Сергей Сергеевич – командир второго отделения первой группы, вместо положенного по штату автомата вооруженный пулеметом; сразу же за ним сержант Ерохин Матвей Олегович – старший разведчик – снайпер, светловолосый, сероглазый, спокойный до невероятной степени. Замыкал тройку старший лейтенант Рогожин, бывший вполне себе среднего роста (чуть выше Маркитанова), плотный; на лице, нисколько его не портив, виднелся небольшой вертикальный шрам. Далее шел командир роты, следом подполковник Черныш. И на значительном удалении от всех остальных продвигалась тыловая тройка в составе младшего сержанта Бурцева Владислава Игоревича – разведчика-пулеметчика, «отягощенного» в жизни двумя высшими образованиями и кучей невыплаченных кредитов, рядового Бурмистрова Геннадия Алексеевича – разведчика-снайпера, едва ли не брата-близнеца замыкавшего колонну капитана Лобова. Такой же высокий, сухопарый, улыбчивый, с такими же, как и у капитана, зелено-коричневыми глазами, слегка выпирающими из глазниц, от чего они казались удивленно выпученными. Завершали портрет и того, и другого коротко стриженные темные волосы. В общем, были они похожи, разве что скулы капитана выступали значительно сильнее, да взгляд временами становился несравненно более суровым.

Группа уже который час шла вдоль, казалось бы, бесконечного бархана, а он, и не думая заканчиваться, тянулся и тянулся вдаль, ведя к беспрестанно удаляющейся линии горизонта. Идти стало легче – солнце ушло за горизонт, и вместе с ним схлынул дневной зной. Бархан все не заканчивался. Так, двигаясь параллельно ему, спецназовцы и вошли в ночь. Стемнело быстро. Высыпавшие на небе звезды ярко блестели, маня своей недосягаемостью и непостижимостью отделяющих от Земли далей. Но, увы, никто из идущих не любовался раскинувшейся над головами величественной красотой, разве что изредка кидали они свой взгляд на север, где среди многих звезд сверкала указующая путь Полярная звезда. От камней и почвы еще веяло уходящим теплом, а в воздухе уже появились первые признаки наступающей прохлады, грозящей к утру перерасти в холодящую свежесть. Словно предчувствуя это, Маркитанов, несмотря на все еще выступавший на спине пот, зябко поежился и навострил уши, прислушиваясь к окружающим звукам. А послушать было чего – с наступлением сумерек пустыня ожила: зашуршала, побежав по песку, крупная ящерица, черной лентой скользнула по бархану змея, кто-то быстро и почти бесшумно юркнул в нору, что пряталась под кривыми ветвями какого-то чахлого кустарника. А ночь продолжала полниться звуками. В какой-то момент прапорщику даже показалось, что он услышал хлопанье птичьих крыльев.