На языке вертелось: «Что же показать-то им?» – но усилием воли Вера смогла ограничиться банальными словами:

– Да, но мы…

Это было универсальное начало, но продолжения не последовало. Сам оборвал:

– Ваша фабрика до революции выпускала экспортный шелк. Грех не повторить.

– Но ведь у нас соцсоревнование…

– У всех соцсоревнование. Центральные фабрики перегружены заказами, а у вас к тому же хозяйство уже подновленное, чистое, к приезду гостей только цеха подбелить.

– Да, но шелк… как же? Нужны узоры. Наши печатные валы для тонких линий не подходят.

– А вы так нарисуйте, чтобы подходили. И помните: индийские товарищи, сбросив колониальный гнет, ожидают от нас братского национального колорита. Иначе говоря: никаких серых ситчиков.

– А сроки? – внутренне дрожа, спросила Вера. И услышала ужасный, но единственно возможный ответ:

– Стандартные. Вчера.

– У нас красителей нет, нет анилина, пока доставят – это минимум недели две…

– Откуда красители, с Камчатки?

– Из Ленинграда.

– Ну так за две недели с рыбным обозом можно дойти. – И, понимая, что сейчас снова последует непродуктивное нытье, «сам» поставил чугунную точку: – Товарищ Акимова, надо. Выделю вам полтора месяца. Выдайте нам образцы для шелка в восточном стиле, но с советской душой. И приготовьте на согласование. Конец связи.

В трубке щелкнуло, раздались короткие гудки. Вера еще какое-то время стояла, держа ее в руках.

За окном смеялись ребята, дурачась, брызгались из шланга – такая простая и совершенно несвоевременная счастливая суета.

«Что ж такое-то?! Снова аврал и тушение пожаров. А ведь уже пашем в три смены, чертово соревнование… так, спокойно. Коллектив пойдет навстречу, не впервой, но ведь каникулы!»

Штаты фабрики расширились за счет оргнабора, ехали семьями, а теперь вопрос: родители пашут в три смены, а детей куда девать? Пойдут шариться по району и обязательно начнут хулиганить, и начальник отделения милиции Сорокин устроит скандал. Народ неместный, неработающих бабуль-дедуль под руками нет, давать им всем отпуска затем, чтобы детишек отвезти в деревню, – нет и нет, совершенно невозможно.

И ведь с путевками в пионерлагеря в этом году профком допустил форменное головотяпство, только сейчас поставили в известность: места только деткам ударников. До звонка Самого это было просто некстати, после – уже катастрофа.

Есть еще момент. Ему там легко говорить – нарисуйте, чтобы подходили, и всего делов. Рисовать кому? У художественного отдела нет такого опыта да и, что греха таить, дарований! Они не по этой части.

Вера постояла у окна, чтобы остыть, подумать и успокоиться.

Ребята уже почти закончили работать. Даже Колька Пожарский поливал уже не дорожки, а норовил окатить Канунникова, грязного, как белый черт.

«Так, спокойно, – решила Вера, опытный директор, – решаем вопросы постепенно, исходим не из того, что все невозможно, а из того, что можно сделать прямо сейчас».

Мысли завертелись: «Есть законсервированный относительно новый корпус в сквере, на хорошем отдалении от цехов». У Веры была мысль устроить этим летом дневной дом отдыха – но взрослым будет не до отдыха, так можно детям устроить.

«Итак, есть помещение… Но там только коробка, двери и окна – все. Стоп. Ватные матрасы есть в избытке. На складе с осени были закуплены лакокрасочные материалы и лес. Брали по случаю для других целей, но теперь можно сколотить мебель. Питание – ну это как раз ничего, устроим в столовой фабрики. Все хорошо, но кто это все делать-то будет? Рук нет. Нет душевых, туалеты – сортиры на улице. Хотя как раз этим ребят из общаги не напугать. Нужно пробросить электричество, сделать проводку, организовать внешнее освещение – вроде недолго. А сколько же ребят будет, и кого мамы будут на ночь оставлять – неведомо. Надо собираться и разговаривать… Но рук нет! И двор у корпуса – не двор, а просто пара полян. Лес, правда, хороший, годный лес – дыши-гуляй – не хочу. Только все равно нужен полигон для спортивных подвигов, турники, песочницы, ворота, мячи – скакалки и прочее. Придется потратиться на инвентарь и обустройство, но как раз это подъемно.

Рук нет!!! И кто их всех пасти будет?! Доплачивать педагогам со стороны – невозможно! Разве оформить отношение в педучилище, позвать девчат на практику… но поздно, все планы согласованы. Попытаюсь. Но… до этого времени надо как-то продержаться. Снять кого-то с производства – нет. Та же Латышева, она нужна у станков…»

Ольга, увидев ее в окне, задрала голову, свистнула, сунув в рот пальцы, помахала рукой.

– Мама, принимай работу!

«Что ж, придется жертвовать своими», – поняла Вера. Она забрала из сейфа документы, за которыми шла изначально, и, поколебавшись, прихватила еще одну, нужную и тайную папку. Выйдя, закрыла кабинет.

Ох, что-то сейчас будет. Ведь предстоит объявить дочери, что отпуска у нее не будет. То есть не пойдет она ватагой в запланированный поход то ли вдоль канала имени Москвы, то ли в Загорск. Зря она накопила под кроватью консервы, насушила сухарей, накупила крупы. Напрасно выпросила у отчима его ужасно удобный трофейный вещмешок.

Не пойдет Оля – не пойдет и Коля. Верная Светка Приходько подругу не оставит… а между прочим, вот еще один воспитатель, Светик и так со всеми детишками района возится. Возможно, подтянется Настя Иванова, подружка Светки.

Так. Не пойдет Светка – без отпуска остается Канунников. А раз Латышева будет занята на производстве, то и она никуда не пойдет – и, надо полагать, и Рубцов тоже. Даже не из-за Тоси, а потому, что и все остальные останутся дома.

«А кому легко-то?» – подумала товарищ Акимова и, вздохнув, позвала:

– Ребята! Можно вас… на минутку?

Глава 4

Вера сначала похвалила и поблагодарила, и уже потом вылила ушат ледяной воды, сообщив новости.

Ребята выслушали, не перебивая и не возражая, – им все было понятно, но больно.

Ольга увяла, и Светка, всем всегда довольная, померкла. Канунников – тот был просто ошарашен, он известный любитель путешествий, у него хроническая охота к перемене мест. Рубцов лишь плечами пожал. Колька – ну это Колька, взрослым не понять, о чем он думает.

Только Латышева привычно возгорелась восторгом и принялась лопотать о том, как это правильно и как хорошо, что наконец будет такой замечательный детский дом… Ольга с раздражением поправила:

– Летний лагерь.

– Так еще лучше! Я с детками помогу…

– У тебя не будет времени, – заметила директор.

– Тем лучше, – проворчала Оля. Не жаловала она вечно восторженную Тосю. Меж бровей прорезалась складка, но дочь, не раздумывая, заявила: – Я готова. Сколько детей будет?

Мать с болью призналась:

– Не знаю.

Но Ольга сказала:

– Неважно… Ребята, вы как?

Колька ожидаемо пожал плечами: дескать, участвую. Рубцов спросил:

– Что с материалом?

– Все есть.

Рубцов кивнул. Канунников маялся, было видно, что ему хочется узнать подробности – прежде всего по оплате. Вера решила, что пора начать умолять:

– Товарищи, я понимаю, что нарушаю ваши планы, но совершенно не к кому обратиться за помощью, кроме вас.

– Да понятно все… – начал было Колька, но Вера перебила:

– Подожди, Николай. – И обратилась к Канунникову и Рубцову: – Ребята, отгулы я обещаю. В понедельник точно можете не приходить.

Рубцов начал было:

– Отгулы… ну что отгулы.

Канунников скривился и заявил:

– Только мы с молодняком возиться не станем.

За мать ответила Ольга:

– Да я тебя к детям на пушечный выстрел не подпущу. Ты их научишь, пожалуй, всякому.

– Я и не спорю, – заметил Яшка, – у меня иные таланты. Просто сразу уточняю.

Рубцов грубовато прервал:

– Сроки какие?

– Как можно быстрее.

– Чего тогда стоим? Пойти нужно посмотреть.

– Конечно. В парке. Там все открыто, – подтвердила Вера, ощущая, что от сердца несколько отлегло.

Начал решаться один вопрос – не основной, но без него основной решить точно нельзя. Теперь надо как-то подступиться к основному. Директор обратилась к Соне:

– Сонечка, мама дома?

Соня, белокурая, голубоглазая, – ангел, а не ребенок! – взмахнула необычно темными ресницами, буркнула:

– Ну. А где ж ей быть?

Светка сконфуженно одернула:

– Соня, как не стыдно!

Акимова, пропустив мимо ушей, уточнила:

– Если мама дома, ты почему тут?

– Что же мне, вечно за мамину юбку держаться? Я не грудная.

Вере подумалось: «А ведь она чем старше, тем хуже. Нагличает. И так странно говорит, точно на равных. В кого у нее такой характер? Вот ей-то самая дорога в лагерь, пообтесаться в коллективе. А Наталье – немедленно освободить мозги и руки, с такой оторвой она точно ничего не успеет. Если она согласится, конечно».

Под ложечкой очень противно сосало. Гнуснейший будет разговор. Выдав последние просьбы – больше для порядка, было ясно, что тут дураков нет, без нее разберутся, – директор отправилась на Третью улицу Красной сосны.

Ребята пошли к тому деревянному ящику, который невесть как надо было превратить в дворец детства.

Зашли, посмотрели. Девчата поужасались, потом ушли за тряпками, ведрами, мылом.

Мужики устроили перекур с совещанием. Яшка был всем недоволен, Пельмень – недоволен частично, в основном тем, что сегодня обещался поработать у заведующего Эйхе.

– Я тоже, – уныло подтвердил Анчутка.

Колька спросил:

– А чего ж тогда на воскресник поперлись?

Пельмень буркнул:

– Разве от этого репья отлепишься? «Андрей, надо», «мы на фабрике хозяева». – Он сплюнул и, спохватившись, растер плевок ногой.

Яшка пожал плечами: а он чего, чего? Ясное дело, за компанию.

– Так пошли на склады, что ли? – предложил Колька. – Что нам надо? Мы на фасаде наляпаем для красоты, а ты давай проводку делай.

– Смайстрячить-то недолго, – признал Пельмень, – только жарко и хорошо бы того…

– …мастеров подогреть, – завершил мысль приятеля Яшка, – банку на каждого ну очень надо, Коля.

– Холодненького, а? – добавил Андрюха. – Давай, Никол, так: мы на склад, завхоза раскулачивать, а ты метнись к цистерне, будь другом? Деньги вот.

Колька отмахнулся:

– Имеется.

Пельмень с деловитым видом кивнул:

– Если прям сегодня приступим, то в понедельник закончим, если начальство над душой стоять не будет.

– И как раз на отгуле Витюше все доделаем, – заметил Яшка. – Ну, по рукам?

– Да не вопрос, – легко согласился Колька. Ему-то никакого интереса нет показывать трудовой задор, он в отпуске и так. Чего не сгонять, пока другие пашут.

Он отправился к платформе, где обычно базировалась цистерна. К тому времени, как Колька вернулся с банками, в будущем детском лагере царило невероятное оживление.

Тоська надраивала полы, на улице Светка подметала последний мусор. Андрюха, взобравшись на столб, прилаживал над входом фонарь. Сонька, утратив всякое высокомерие, любовалась, открыв рот, и поскуливала в том смысле, что тоже хочет попробовать повесить фонарь. Анчутка, снова весь в известке, как белый медведь, наводил марафет на фасаде и пытался выяснить у Ольги, где красить красный угол. Она носилась – косы в стороны – и отмахивалась.

Колька успел спрятать пиво в холодке за подходящей липой – и тотчас налетела Ольга, вцепилась клещом:

– Где ты ходишь? Марш койки сколачивать!

– Сейчас, – пообещал Колька и, уходя, сделал знак Анчутке.

Тот все понял и теперь отслеживал действия Ольги с тем, чтобы, когда она уйдет, пробраться к хранилищу пива.

Много было всякой суеты, и дел наделали много.