– Добрый день! Можно мне чаю и… бутерброд с рыбой?

– Можно пропуском в нос не совать, – пробормотал воздух и слегка сгустился.

Огонь свечи вспыхнул под металлическим чайничком, и он вместе с подставкой подъехал ко мне с другого края стойки. На тарелку плюхнулся бутерброд с сардиной, листом салата и колечком огурца.

– Ой, кто тут?! – отпрыгнула я.

Синяя тощая фигура с островерхим колпаком на прозрачных волосах и в длинном переднике поверх тёмной рубашки появилась по ту сторону стойки. По виду вроде низкорослый парень. Без тени, ибо сам тень, весьма призрачная.

– Дикая, что ли? Новенькая? Я тонтту.

Я нервно облизнула губы, вспомнив старую сказку.

– Домовой? А разве тут дом?

– А чем не нравится? Не уютно?

– Уютно, очень.

– Ну вот. Моя работа уют наводить и пирожки печь. А то, что ректор решил тут вместо дома комплекс построить, не моя забота. Тонтту свою работу хорошо выполняет.

– Спасибо. Извините… – пробормотала я в совершенном замешательстве. – У вас очень уютно. Спасибо за чай.

Кхм, я ехала сюда с ненавистью к аландарцам, почти в тюрьму, а тут домовые с пирожками, ректоры-кошки, орфы из плазмы, бабочки из тлена с острыми крыльями. И едва мне показалось, что в этом странном месте людей собственно и нет, как что-то вдалеке грохнуло. В небе сверкнула малиновая молния. С улицы раздались голоса.

Студенческий городок загудел, словно только что спал и вдруг ожил. И правда, за стеклянными витринами я увидела множество парней и девушек, в мантиях разных цветов, в брюках и куртках, с папками под мышками и без них. Группа молодых людей пробежала по мостику и ввалилась в пустой буфет. За ними разрумянившиеся девушки. Да уж, сейчас тут будет очередь, не протолкнуться! Я вовремя успела!

Взяв поднос с чайником и бутербродом со стойки, я шагнула неуверенно к первому попавшемуся столику.

Заметив меня, один из парней, высокий холёный крепыш кровь-с-молоком с копной ухоженных каштановых волос на голове, словно только что из салона, с квадратной челюстью и ямочкой на подбородке, расцвёл наглой улыбкой. В глубоко посаженных карих глазах зажглось ехидство.

– Ух ты, наш тонтту служанкой обзавёлся? И откуда? Фигурка ничего, но чего ж платье такое задрипанное – надеть было нечего, натянула половую тряпку?

«Наверняка аландарец!» – вскипела я, чувствуя в животе кокон силы. И тут же увидела фиолетовые переливы плазменного пса у окна. Бдит, чёрт. Но раз уж я «зеркалю», может, и наглость можно отразить?.. Движение энергии в сторону крепыша. Пояс на его штанах лопнул, штаны по шву тоже, упав к ногам парня. Сама не знаю, как я это сделала.

– Тряпку я вижу только одну. На полу, – со злой усмешкой заявила я и проходя чуть качнула чайник.

Коричневая жидкость с дымкой выплеснулась на пол возле штанов ошеломлённого нахала. Остальные студенты разразились смехом. И меня сразу попустило, кипящая внутри сила больше была не нужна.

– Как она тебя уделала, Эднат! – гикнул долговязый блондин.

– Ого, ты носишь шёлковые трусы! – присвистнул толстяк с курчавым чубом.

Нахал забился в попытках прикрыть исподнее и вернуть штаны на место. Девушки неистово захихикали. А я невозмутимо отошла к окну и села, водрузив поднос на стол. Надкусила бутерброд, даже не обернувшись на представление. Все веселились, нахал сопел.

Орф, переливаясь фиолетовым, торчал перед окном на страже то ли меня, то ли закона. Секунду спустя пунцовый Эднат возник передо мной. Придерживая штаны одной рукой, он стукнул кулаком второй по столешнице так, что чайник подскочил.

– Ты… ты пожалеешь, селёдка! Кто ты вообще такая?!

– Не твоя поклонница. О, ты уже в штанах? Повезло. – Я кивнула на орфа за окном, не удосужившись даже положить обратно бутерброд на тарелку. – А то глянь, кто готов в тебя вцепиться. Он со мной.

Еле сдерживая ярость, Эднат выпрямился. Толпа студентов глазела на нас в жадном ожидании корриды, забыв озадачить домового заказами и перестав на секунду давать ценные советы и гоготать.

А этот спортсмен, видимо, инструкции по безопасности читал… Косясь на орфа, он ткнул в меня пальцем и тряхнул копной, тяжело дыша.

– Ты. Пожалеешь. И орф тебя не защитит!

А я налила из чайничка кипятку в чашку, с улыбкой думая о том, что несчастный даже не представляет, как орф только что защитил его. При этом я ничего не нарушила. Отличное, скажу я вам, чувство! И сардина вкусная!

⁂

Как только возмутитель спокойствия скрылся из буфета, спасая свои шёлковые рейтузы от сквозняков, студенты вспомнили о еде. Тонтту снова стал невидимым – похоже, не любит он, когда на него глазеют.

А я даже чай прекратила пить, с удивлением наблюдая, как одновременно наливается вода в выстроившиеся в ряд на стойке чайники, плещется компот по стаканам, заваривается кофе в десятке джезв на песке, распространяя одуряюще вкусный запах вокруг; как прыгают на тарелки всевозможная сдоба и бутерброды; как укладываются дольками на блюдце апельсины, а по ним льётся тугой струйкой шоколад. У меня потекли слюнки, и я решила, что мало заказала, хотя и так почти наелась.

Содержимое витрин таяло. Очередь удовлетворённых клиентов развеивалась с невероятной скоростью. Каждый со своей снедью отходил от стойки. Кто-то занимал столики, кто-то брал заказ на вынос, а потом размещался прямо на берегу перед озером или речкой.

Никого не смущало то, что трава мокрая. Юные маги сушили место для себя, выпуская из ладони луч. Это было для них так же просто, как для моих друзей – бросить на землю подстилку для пикника.

Места за столиком рядом со мной пустовали только первые секунды. Затем две девушки, одна пухленькая с мелкими тёмными кудряшками одуванчиком на всю голову, а вторая высокая и худая, как жердь, с двумя тонкими жёлтыми косицами на груди, испросили разрешения присесть.

Я кивнула, конечно. Вздёрнутый носик в веснушках худенькой, похожей на солнышко после зимы, её янтарные глаза и округлённые карие, блестящие, как монетки, в пушистых ресницах пухленькой уставились на меня в восхищении.

– Как ты поставила его на место! Это просто великолепно! – оглядываясь на других, прошептала миловидная толстушка.

– Обычно никто с ним так не разговаривает! А он много себе позволяет, – закивала веснушчатая.

– Сын богатых родителей? – усмехнулась я. – Знатный аландарец?

– Нет, что ты! Он из Моредонии, из Винадина, столицы новых территорий. Хотя про родителей ты угадала. Вроде как его отец министр, – сказала пухленькая, неприятно меня удивив тем, что он мой земляк, а вовсе не вражеский ублюдок.

– Из Моредонии? Ничего не путаешь? – переспросила я.

– Да нет, точно! – кивнула пухленькая и глянула с вожделением на обмазанный белым кремом кекс, но удержалась и протянула мне руку. – Я Мия, а это моя подруга Олана. А тебя как зовут?

– Тара. Тара Элон. Я тоже из Моредонии, только приехала.

– О-о, значит, ты тоже из феноменов! – радостно воскликнуло веснушчатое солнышко по имени Олана.

Худышка совсем, словно, как и мы, голодала этой зимой.

– Тоже, – кратко ответила я.

– Так приятно! Будешь в нашей группе! А я всегда мечтала побывать в Моредонии, говорят, там природа исключительная и такие красивые приморские города! – продолжила Олана. – Очень надеюсь, что однажды всё станет спокойно, и мы туда всё же поедем!

Я напряглась.

– А вы сами откуда?

– Я из Девоса, а Мия из Гостингела, – радостно сообщила Олана.

И моё к ним дружеское отношение мигом развеялось. Никакие они не милые, они аландарки. Гостингел – вообще вражеская столица, которую я бы с удовольствием увидела в руинах! Я глянула по сторонам, никто на девушек не смотрел волком. Значит, все остальные тоже аландарцы.

Впрочем, а что я хотела, направляясь в аландарскую академию? Правильно, ничего. Я сюда не хотела.

– Ясно, – холодно ответила я.

И вдруг милое, как у резиновой куколки, лицо Мии изобразило печаль и даже… раскаяние. Она перестала смотреть на кекс с кремом и взглянула мне в глаза.

– Тара, мне очень жаль, что наша страна захватила вашу. Правда!

– И мне, – взволнованно вставила тощая Олана. – Хорошо, что военные действия прекратились. И благодаря этому ты тут. Ведь мир наступил!

Я обожгла обеих взглядом.

– Для того, чтобы говорить о мире, вы б лучше больше узнали о вашей войне! – рявкнула я.

Резко встала, не собираясь завязывать дружбу. Девушки тоже встали, смущённые. Веснушчатая Олана с видом спрятавшегося за тучку солнышка виновато посмотрела из-под ресниц.

– Разве надо вообще вдаваться в войны? Их ведь устраивают политики, а мы простые люди. И мы не злые, мы просто живём. Надеюсь, мы сможем подружиться…

– Что вы тут рассуждаете? Король-тиран Моредонии не давал никому свободы и угрожал нашим границам, – вставил сидящий за соседним столиком парень в очках – явно зубрила, с покатыми плечиками и длинной птичьей шеей, которую сейчас вытянул в нашу сторону. – Война была неизбежна. И справедливость победила.

Ярость опять вспыхнула во мне.

– У тебя, Гусь, не спрашивают! – отрезала я.

За окном навострил мерцающие уши орф и, судя по оскалившейся морде, зарычал на меня. Чёрт! Я поджала губы, сжимая пальцы в кулак, но не чтобы ударить, а чтобы царапнуть собственную ладонь ногтями и держать себя в узде.

– Нед, в Книге знаний написано, – подал голос из-за другого соседнего стола светловолосый стройный парень, – «Если ты думаешь, что справедливость победила, попробуй убедить в этом побежденных». Так что не умничай, дружище.

Блондин развернулся к нам, и я увидела приятное спокойное лицо с голубыми, как безоблачное небо, глазами. Мы встретились взглядами, и в душе моей сразу же возникло к нему расположение. Какое-то безотчётное доверие, как к духовнику в храме. Я немного смутилась, но взглядом выразила согласие. На нас продолжали смотреть, даже прозрачный тонтту обозначился и завис у стойки.

– Все газеты писали про тирана и границы… – начал зубрила по имени Нед. – А мир надо менять к лучшему!

Орф, псина плазменная, всё ещё смотрел, готовый прыгнуть через окно. Я отодвинула чашку и недоеденный бутерброд. Бросила с пренебрежением очкарику:

– Если хочешь изменить мир к лучшему, сначала приберись у себя дома и собой займись!

И вышла из буфета. Дверь не хлопнула за моей спиной только потому, что крутилась на шарнирах. Я прошагала, как солдат, глядя перед собой и выдыхая раздражение.

Студентам на траве не было до меня дела, они ели и болтали друг с другом, рассевшись группками. Озеро излучало синее равнодушие. По небу летела большая белая птица, похожая на пушистую чайку. Окна зданий и башни сверкали, отражая пробившееся, наконец, солнце. Ему повезло, оно разогнало тучи!

Но кажется, моя собственная война только начиналась. Вопрос только в том, смогу ли я противостоять всем сразу, если пока единственный моредонец, который тут есть, – явный нахал и жаждет мести, а раскатать эту чёртову академию моей магией не позволит жуткий плазменный орф. И мне придётся сдерживаться из-за мамы, не забывая о прекрасной перспективе быть повешенной… Ненавижу их всех, ненавижу!

Кажется, у меня пальцы искрились, – так клокотала во мне буря. Орф бесшумно передвигался рядом, мерцая больше обычного, словно он готов в один миг расшириться и накрыть меня плазмой, как неразорвавшуюся мину. И чем дольше мы шли бок о бок – моя буря и его холодная плазма, тем тише была революция внутри меня.

Уже возле пещеры-общежития я перестала кусать губы и подумала, что, пожалуй, не стоило устраивать сцен. Можно было просто не завязывать дружбу и молча доесть бутерброд. Теперь так и буду делать. Потому что обольщаться глупо – это всё-таки для меня тюрьма, и в ней придётся как-то жить с врагами и монстрами под боком. Вздохнув, я потянула ручку входной двери на себя.

И натолкнулась на проректора.