* * *

Жемчужная масть тоже была козырной. Жемчуга обрамляли шеи важных фигур социума – женщин, могущих себе позволить выложить круглую сумму за одно-единственное украшение, которые либо достаточно богаты сами по себе, либо имеют богатых мужей. Натуральные жемчужины идеальной формы, безупречно собранные на нитке, стоили баснословных денег: нью-йоркский финансист Мортон Фриман Плант, например, передал в 1917 году права собственности на свой особняк на Пятой авеню французскому ювелиру Пьеру Картье в обмен на ожерелье за миллион долларов из ста двадцати восьми жемчужин для своей жены. «Для американских нуворишей начала ХХ века, – отмечает писательница и публицистка Виктория Финли, – владеть парой-тройкой жемчужных ожерелий – это как иметь дом в Хэмптонсе, быструю яхту или несколько новых автомобилей, по которым все сходят с ума». Иными словами, каприз, который могут себе позволить лишь избранные.

Для Фрэнсиса Скотта Фицджеральда, главного летописца одержимого богатством десятилетия, драгоценности выступали символом блеска и упадка эпохи. В одном из его рассказов мальчик, хвалясь перед одноклассником безмерным состоянием своей семьи, делает экстравагантное заявление: «Вот у моего отца есть алмаз побольше отеля “Риц”»*^[14]. Миллионер Джей Гэтсби, охотник за американской мечтой, предавался хобби, от которого за версту несло излишествами века джаза. «Я стал разъезжать по столицам Европы – из Парижа в Венецию, из Венеции – в Рим, – ведя жизнь молодого раджи: коллекционировал драгоценные камни, главным образом рубины…»^[15], – рассказывал он своему соседу и впоследствии биографу Нику Каррауэю. Накануне венчания его возлюбленной Дейзи и Тома Бьюкенена жених дарит невесте жемчужное колье стоимостью триста пятьдесят тысяч долларов. Зеленый огонек на причале у виллы Бьюкенена, который Гэтсби наблюдает с другой стороны бухты, светится подобно изумруду, далекому и недосягаемому, как сама Дейзи.

Артура Бэрри и подобных ему воров весь этот блеск притягивал как магнит. В одном только Нью-Йорке, по словам шефа сыскной полиции Джона Кафлина, детективы ежегодно расследовали кражу драгоценностей на два миллиона с лишним долларов. Многие богатые дамы, сетовал он, появлялись в театрах и на светских мероприятиях, «увешенные украшениями, как витрина ломбарда», не оставаясь незамеченными для злоумышленников. Другие запирали свои драгоценности в сейфы или банковские ячейки, а на людях носили стразы – имитацию подлинных камней. «Сколько денег спущено на украшения, которые с тем же успехом могли оказаться стразами, – горевала жительница Филадельфии, из чьего летнего дома воры вынесли драгоценных камней на сто тысяч долларов. – Безрассудно тратить на них столько денег».

В середине 20-х газета «Бруклин ситизен» советовала своим читательницам: «Если вам непременно нужны ювелирные украшения, не покупайте дорогие. Если вам непременно нужны дорогие, не надевайте их». Но, к счастью для Бэрри, бо́льшая часть нью-йоркской элиты была исполнена решимости продемонстрировать всем и каждому символы своего богатства и тонкого вкуса.

Глава 8. «Клиентки»

Округ Уэстчестер, Лонг-Айленд и Манхэттен. 1923–1924

Вечером 28 февраля 1923 года Энн Фрейзер, прежде чем спуститься в столовую, сняла с себя украшения и положила их на туалетный столик. После ужина она обнаружила, что драгоценности – кольца и броши с бриллиантами, ожерелье и браслет общей стоимостью двадцать пять тысяч – исчезли. Ее муж Дункан, сын владельца горнодобывающих и сталелитейных компаний, позвонил в полицию. Доехав до Ардсли, четверо полицейских обнаружили знакомый почерк. Окно над крышей террасы стояло открытым. Судя по следам на снегу, незваный гость добрался до второго этажа по приставной лестнице. «Этот вор пользуется теми же методами», – сообщила «Йонкерс Стэйтсмен», что и пробравшийся год назад в соседний дом трагически погибшего миллионера Генри Грэйвза III.

«Вор с лестницей» округа Уэстчестер снова в деле.

Как отметила «Йонкерс Геральд», 1923-й выдался «самым урожайным» годом для неуловимого вора. Меньше недели спустя после Фрейзеров ограбили дом прокурора Джона Хеннингера на юге Йонкерса. В середине апреля преступник проник к его соседу, главе рекламной фирмы Джеймсу Лэкки. Осенью – новая вспышка домовых краж. В начале ноября жертвой стал аптекарь Оррин Дулиттл на севере Йонкерса. Через несколько дней приставная лестница уже фигурировала в деле о краже из дома Фрэнклина Коу, издателя популярнейшего среди элиты 20-х годов журнала «Таун энд Кантри». Эти преступления принесли в сокровищницу вора драгоценностей на семь с половиной тысяч долларов.

Полиция Йонкерса судорожно пыталась остановить эту волну. Более десятка офицеров в свободное от службы время добровольно патрулировали анклав вилл на севере города. Полицейские задерживали любого прохожего со стремянкой и призывали местных жителей сообщать о каждом увиденном таком человеке, серьезно осложнив жизнь малярам и другим рабочим.

Усиленные полицейские меры, похоже, еще больше раззадорили преступника. В середине ноября на юге Йонкерса он пробрался в дома городского фининспектора и некоторых его соседей. Однажды прошмыгнул через усадьбу местного комиссара по общественной безопасности – того самого чиновника, который приказал допрашивать всех людей со стремянками. «Он не горит желанием попадать в расставленные ловушки, – сетовала “Йонкерс Геральд”. – В городской полиции все сходятся во мнении, что это – самый неуловимый преступник в ее истории».

В Ардсли ассоциация владельцев недвижимости возродила комитет общественной безопасности, созданный покойным Генри Грэйвзом после серии подобных краж в 1922 году. Местным жителям выдали разрешения на ношение оружия, и они – предупредила вероятных воров «Йонкерс Стэйтсмен» – были «полны решимости воспользоваться им без всяких колебаний». Каждый раз, когда жену одного из домовладельцев Джона Уилера будил какой-нибудь звук, тот, вооружившись армейским кольтом и фонариком, отправлялся осматривать дом – что не помешало преступнику однажды умыкнуть все их сокровища, пока они танцевали на благотворительном вечере. Всем раздали полицейские свистки. В некоторых усадьбах установили прожекторы и сигнализацию. Жители организовали ночные патрули и получили полномочия арестовывать любого чужака, который не сумеет объяснить, что он здесь делает. «У нас уже был подобный опыт в прошлом году, и мы справились, – заявил представитель Ассоциации владельцев недвижимости. – Справимся и в этот раз».

Однако в первые месяцы 1924 года «вор с лестницей» все еще орудовал. Среди жертв оказался член комитета общественной безопасности, руководитель телефонной компании Генри Брукс – однажды мартовским вечером, пока он ужинал с женой Кларой, из спальни на втором этаже вынесли украшения на тысячу долларов.

Представитель ассоциации, который хвалился тем, как эффективно им удалось в 1922 году отвадить вора, ошибался. Кражи прекратились просто потому, что с апреля по ноябрь Артур Бэрри сидел в коннектикутской тюрьме. Полиция и окружная прокуратура Уэстчестера в итоге сопоставили факты и пришли к выводу, что именно Бэрри в начале 20-х спланировал и осуществил большинство, если не все «лестничные кражи» в Йонкерсе, Ардсле и соседних городках.

Но в Уэстчестере улов зачастую был довольно скромным. Порой Артур вылезал из окна, положив в карман драгоценностей меньше чем на тысячу – при том, что от скупщика получит лишь часть. Бэрри – который теперь представлялся Артуром Гибсоном, или доктором Артуром Дж. Гибсоном, если возникала необходимость назваться полным именем или выглядеть солидно, – решил искать клиентов побогаче. И его охотничьи угодья раздвинулись до роскошных усадеб, рассыпанных вдоль Северного берега Лонг-Айленда.

* * *

«Казино Центральный парк» – изящное уединенное место – ресторан неподалеку от входа в парк с Пятой авеню и 72-й улицы, в готическом стиле, с увитыми лозами стенами и четырьмя обеденными залами: «Кафе о Ле», оформленным как парижский уголок, «Синим залом», декорированным в эбеновых, золотых и, разумеется, синих тонах, «Перголой», где столики стояли под навесами из голубого и темно-желтого шелка в окружении решетчатых перегородок и пальм в горшках, и, наконец, «самым затейливым из них», по мнению «Нью-Йорк Таймс», – «Залом Людовика XVI», где посетителя встречали панели, украшенные веджвудским фарфором, трио массивных канделябров и дверные проемы, обрамленные в помпейском стиле зеленой драпировкой. Бэрри предстояло выбрать один из четырех.

«Казино» – этим словом задолго до появления игорного бизнеса называли парковые постройки павильонного типа, – словно магнит притягивало светских львиц Нью-Йорка. Туда стекались элегантные дамы в огромных шляпах от солнца и длинных узорчатых платьях с оборками. За ланчем и чаем они болтали о том о сем, делились сплетнями. За фоновую музыку отвечал камерный ансамбль под управлением бывшего концертмейстера Бостонского симфонического оркестра. Некоторые из посетительниц, несомненно, обратили внимание на привлекательного, хорошо одетого мужчину под тридцать за столиком у стены. Он выделялся на общем фоне. Хоть ресторан, открытый в 1860-х под названием «Салон отдохновения для дам», и перестал служить пристанищем для женщин, решивших в одиночестве прогуляться по парку, но все же летним днем мужчина был здесь редким гостем.

Бэрри тоже обратил на них внимание. И на их украшения.

«Множество состоятельных женщин, приехавших в Нью-Йорк пройтись по магазинам, завершали свой маршрут в “Казино”, – вспоминал он. – Поэтому я тоже туда заглядывал, чтобы познакомиться с ними поближе. Приметив даму, усыпанную бриллиантами, я шел за ней до лимузина и записывал номер».

Потом направлялся к ближайшей телефонной будке и звонил в дорожную инспекцию – новое полицейское подразделение, созданное для наведения порядка в хаосе забитых автомобилями улиц Манхэттена. Он представлялся патрульным – одно из имен, которое он запомнил, было «патрульный Шульц», – и называл выдуманный номер жетона.

– У меня тут происшествие, – рявкал он в трубку, – и мне нужны имена и адрес хозяев одного «кадиллака».

Сотрудник на другом конце провода находил данные, и вскоре Бэрри знал, как зовут даму в бриллиантах и где она живет – это всегда оказывалась пышная усадьба в округе Уэстчестер или на Лонг-Айленде.

Для выяснения личности перспективных жертв – он предпочитал называть их «клиентками» – Бэрри прибегал к этой уловке многократно. «Инспекция никогда не давала себе труда проверить, что это за патрульный Шульц, – рассказывал он. – Мне просто называли имя и адрес». Однажды визит в «Казино» оказался весьма урожайным – полдесятка клиенток, и последовавшая серия домовых краж принесла ему семьдесят пять тысяч долларов.

* * *

«Кража с проникновением, – отметил однажды Бэрри, – это на восемьдесят процентов подготовка и на двадцать – удача». Он всегда держал в голове урок, полученный от его ментора Лоуэлла Джека: «Хороший уровень готовности плюс скрупулезное планирование – вот краеугольный камень успешного дела».

Следить за нью-йоркской элитой оказалось делом несложным. В поисках наводок Бэрри внимательно просматривал страницы светской хроники, и ему нередко попадались полезные фотографии дам, щеголяющих своими самыми изысканными украшениями. «Репортеры светских разделов ежедневных газет, – признался он, – часто выступали моими невольными сообщниками». Он был в курсе, кто уезжает на лето в свои загородные виллы, кто решил провести зиму в Палм-Бич, кто путешествует по Европе, кто и в какой день принимает гостей. Обращал внимание на объявления о помолвке, на даты венчаний, на информацию о грядущих вечеринках, раутах, танцевальных приемах в богатых загородных клубах. Подобные сведения порой оказывались бесценными. «Я знал, что миссис Такая-То собирается в такой-то день устроить вечеринку, и даже при отсутствии списка гостей мне было прекрасно известно, с кем она дружит и кто почти наверняка будет там». Если оказывалось, что одна из потенциальных жертв – в ее самых дорогих украшениях – скорее всего, приедет туда, то кража переносилась на другой вечер, когда женщина со своими драгоценностями останется дома. «Какой смысл навещать дом, когда там нет миссис … с ее побрякушками?»