Артур Бэрри не мог не сделать стойку на имя Косденов. Чета значилась в «Светском календаре». Они постоянно фигурировали в разделах светской хроники, которую Бэрри внимательно просматривал, разыскивая потенциальных состоятельных «клиенток». «Нью-Йорк Трибьюн» и «Нью-Йорк Геральд» докладывали ему о каждом шаге Косденов: вот они в Сэндс-Пойнте, вот устраивают прием в своих апартаментах в «Плазе», а вот садятся в личный вагон, чтобы на зиму уехать в Палм-Бич. Их дорогие украшения тоже порой попадали в новости. В одной из них Нелли Косден представляла кольцо с крупной блестящей черной жемчужиной, которую газета «Палм-Бич Пост» в статье о драгоценностях знаменитостей назвала одной из самых изящных на свете. Но даже эта изысканная вещица меркла на фоне знаменитых «жемчугов Флетчера».

Айзек Дадли Флетчер, нью-йоркский фабрикант и коллекционер произведений искусства, сделавший состояние на продаже продуктов перегонки угля, в течение десяти лет собирал одинаковые по размеру и цвету жемчужины, а потом подарил собранное из них ожерелье жене. Наряду с черной жемчужиной Нелли Косден это ожерелье слыло одним из утонченнейших в мире образцов идеальной подборки жемчуга. После смерти Флетчера ожерелье продали, предварительно разделив на две нитки по шестьсот тысяч долларов каждая (эквивалент сегодняшних девяти с лишним миллионов), и одну из них Джошуа Косден купил своей жене. Газеты тут же опубликовали фотографии Нелли Косден с внушительными жемчугами на шее – публичной декларацией богатства и статуса пары.

Леди Маунтбаттен тоже весьма нечасто появлялась на фото без хотя бы одной нитки дорогого жемчуга. Уезжая в путешествия, она бо́льшую часть драгоценностей упорно брала с собой и продолжила эту практику даже после того, как вор, забравшийся в их летний дом на острове Уайт, прикарманил кое-что из ее коллекции. Украшения – как отметил автор ее биографии Ричард Хоф – дарили ей «утешение и покой». И сделали усадьбу Косденов еще более привлекательной целью для охотника за драгоценностями, виртуозного мастера вращаться в высшем обществе. Сцена для одной из самых дерзких и масштабных краж в карьере Бэрри была полностью готова.

* * *

Артур Бэрри припарковал свой «кадиллак» у края усадьбы. Было уже около четырех утра, но окна вовсю горели. Позднее он узнает из газет, что Косдены вместе с Маунтбаттенами и их спутницей Джин Нортон в тот момент только-только вернулись с танцевального вечера в поместье на том берегу бухты Хемпстед-Бэй. Примерно через час дом погрузился во тьму.

Повторяя путь, уже проделанный пару ночей назад, он прокрался к дому и по шпалере с розами забрался на крышу террасы. Ночь стояла теплая, так что найти открытое окно труда не составило. Планировку верхней части дома он изучил во время разведывательного визита еще в тот вечер, когда подружился с принцем. Спальная пятикомнатная секция Косденов располагалась в западной половине. Снятые перед сном украшения Нелли оставила прямо на туалетном столике. И Бэрри тихонько опустил их в карман.

Затем направился в соседнюю комнату к Маунтбаттенам, где сгреб побрякушки с подноса у постели леди. Он приметил бумажник, но стоило ему протянуть руку, как лорд заворочался. Бэрри еле успел нырнуть за оконную штору, в спальне зажгли свет. Когда в комнате вновь стало темно, он убедился, что пара спит и на цыпочках вернулся в главный коридор.

Визит в спальню Косденов принес Бэрри то самое кольцо с черной жемчужиной, булавки с бриллиантами и браслеты с рубинами в общей сложности на сто тридцать тысяч долларов. Украшения леди Маунтбаттен – три искрящихся бриллиантами кольца, рубины, сапфиры, изумруды плюс платиновый браслет с рубинами квадратной огранки – добавили к улову еще сорок две тысячи. Как стало известно из газет, в бумажнике, буквально выскользнувшем у него из рук, лежало восемь тысяч долларов в банкнотах. Бэрри понимал, что на вилле есть еще чем поживиться, включая бесценные жемчуга Флетчера, но, поскольку его только что лишь чудом не поймали, он решил, что пора и честь знать.

Через полчаса он снова был на Манхэттене. А к полудню уже успел сплавить скупщикам все камушки до единого. Если он согласился даже на десять процентов, то прошлая ночь принесла ему семнадцать тысяч долларов – больше четверти миллиона в сегодняшних ценах.

В одиннадцать утра 9 сентября Косдены и их гости еще спали, когда камердинер заметил отсутствие жемчужной запонки. Вскоре обнаружились и прочие пропажи. Косдены и Маунтбаттены известили о случившемся своих страховщиков. Частные детективы опросили прислугу и перерыли всю усадьбу в поисках следов и улик. Сторож, по ночам сидевший в одной из нижних комнат, утверждал, что ничего не слышал и не видел. Слуги, жившие в отдельном доме, свою причастность отрицали.

Косдены, стремившиеся во что бы то ни стало избежать потери лица и скандала, попытались сохранить кражу в тайне. Но уже на следующий день эта новость появилась на всех первых полосах рядом с сообщениями о приговоре одиозным чикагским убийцам Натану Леопольду и Ричарду Лебу (пожизненное заключение). Крепкая смесь изобретательного вора и супербогатых жертв, да еще и связанная с главным ньюсмейкером эпохи, принцем Уэльским, – перед такой историей устоять невозможно. «Дейли Ньюс» поместила фотографию Нелли Косден более счастливых времен, где она позирует в знаменитом жемчужном ожерелье. Балтиморская «Ивнинг Сан», задыхаясь, сообщила о том, что мишенями вора стали «две из числа самых богатых семейств Соединенных Штатов и Англии». Вылазка Бэрри вскоре попала в газетные заголовки по всему миру – от Роттердама до Шанхая. В Лондоне основные ежедневные издания снабдили читателей интимными подробностями о «Тайне камней Маунтбаттенов» и «Утрате леди Луис». За кулисами один британский, но живший в Америке разъяренный бизнесмен написал на Даунинг-стрит, грозя пальцем в сторону принца и его свиты за то, что те водят шашни с «социальными изгоями и парвеню».

Руководитель следствия, манхэттенский частный сыщик Джерард Луизи попытался выставить кражу малозначительным преступлением. «Тут не замешаны никакие криминальные профессионалы, – сказал он газетчикам во время осмотра усадьбы. – Небольшое хищение, совершенное жуликом средней руки». Визит принца, заявил он, едва ли как-то связан с этим делом, а скорее всего – вообще никак.

Никто ему не поверил. Появились сообщения, что за принцем по пятам следует банда международных воров, выжидающая удобного случая ограбить людей, с которыми он встречается. «Бруклин Дейли Игл» попала в самое яблочко, предположив, что к Косденам проник «джентльмен вроде Раффлса… учтивый, хорошо одетый человек с вкрадчивыми манерами», который «вращается в высшем обществе». У «Нью-Йорк Таймс» были схожие мысли: «Известно, что на светские мероприятия в честь принца проникали люди со стороны, – писала газета. – Опытному вору, знакомому с устройством высшего света, не составит труда попасть в богатый дом».

Косдены не стали заявлять в полицию. Фредерик Сноу, шеф отделения в соседнем поселке Порт-Вашингтон, пытался было начать расследование, однако Косдены отказались от сотрудничества. Но когда пара обратилась к нему с просьбой прислать людей для охраны усадьбы от газетчиков, он взял реванш и отправил к ним одинокого патрульного.

Окружавшие принца детективы из Скотланд-Ярда и полиции штата усилили меры безопасности. В день кражи на вечернем приеме в честь принца, где хозяином выступал страстный любитель гоночных машин и яхт Уильям К. Вандербильт, у входа в его усадьбу на Лонг-Айленде всех гостей тщательно проверяли. «Ни единого камешка не пропало, – иронизировала “Буффало Таймс”. – Ни одной жемчужины не исчезло с аристократического бюста». Среди гостей были Нелли Косден и Маунтбаттены, прибывшие прямо с гольфа, и – насколько мог судить репортер из «Дейли Ньюс» – они «ничем не выдавали своего огорчения» по поводу утраченных драгоценностей.

Расследование Луизи застопорилось. Он утверждал, что его людям удалось напасть на «существенный след», однако никакие имена не прозвучали и никого не арестовали. Появились теории о том, что кража – дело рук кого-то из своих – дескать, вора навел кто-то из прислуги, – но вскоре они были отброшены. Сообщалось, будто жемчуга Флетчера на шестьсот тысяч долларов тем временем лежали в незапертом ящике туалетного столика Нелли Косден, и отсюда делался вывод, что работал любитель. Другие же специалисты усматривали в этом факте подтверждение работы искушенного профессионала, который взял лишь то, что лежало под рукой, и не стал рыться в ящиках и шкафах, рискуя быть пойманным.

Через неделю после кражи Косдены все же встретились с местной полицией и объяснили, что не видели необходимости писать официальное заявление, поскольку расследованием занимались страховые компании. И громкая кража вскоре исчезла из газетных заголовков.

В ноябре страховщики Ллойда выплатили Косденам и Маунтбаттенам в общей сложности 125 тысяч долларов, компенсировав основную часть утраченного. «Поисками похищенных драгоценностей, – писала “Сан-Франциско экзаминер”, – занимались ищейки и в Европе, и в Америке – но тщетно».

Проникновение на прием к Косденам, экскурсия по ночному Манхэттену для наследника британского престола – роль стильного доктора Гибсона увенчалась богатым уловом и стала, как хвалился позднее Бэрри, кульминацией его «успеха в качестве вора-джентльмена». Но на самом деле это было лишь начало его профессиональной стези.

Глава 11. Жемчуг из «Плазы»

Манхэттен. 1925

Ближе к вечеру последнего дня сентября он вышел из такси у зеленого оазиса на Пятой авеню, где начинается Центральный парк. Солнце уже опустилось за нависающее над ним здание, чья тень в форме зуба пилы падала на площадь Гранд-Арми-Плаза, давшую название известному отелю. Вдохновленная французскими шато форма сводов на крыше – высоко парящие верхушки фронтонов, закругленные башенки на углах, мансарды с люкарнами – тихонько нашептывала о Париже, но связывающий восемнадцать этажей лифт вовсю вопил о Манхэттене. Если по дороге от такси к главному входу в «Плазу» Артур Бэрри поднял глаза, его взгляд наверняка устремился на окна в юго-восточном углу шестого этажа, ведь он направлялся именно туда.

Открывшаяся пару десятилетий назад «Плаза» успела стать магнитом для тех нью-йоркцев, которые привыкли жить в роскоши «позолоченного века»^[25] и ценили престижность самого местоположения – на Пятой авеню. Наследники легендарных состояний Гулдов и Вандербильтов стали там постоянными жильцами, заводя знакомства с соседями из мира «новых денег», включая прославившегося своими дрожжами Юлиуса Флейшмана или Джона Уорна Гейтса, чья колючая проволока внесла свою лепту в укрощение Запада. Собственные апартаменты в «Плазе» были лишним козырем, укрепляющим положение в свете, – как в случае с Косденами.

Собственники отеля вбухивали миллионы сверх запланированных расходов, лишь бы их постоянные жильцы «ощущали совершенство», недостижимое «ни в одном другом отеле мира». Их инвестиции в создание атмосферы роскоши вылились в тысячу шестьсот с лишним люстр, сверкающих под потолками, и отделанные золотом столовые приборы в обеденных залах. Рассказывая о главном банкетном зале «Плазы», один из современных летописцев жизни американского бомонда называет его «лучшим в Нью-Йорке местом для светских приемов». Когда Фрэнсису Скотту Фицджеральду понадобилось подобрать шикарный манхэттенский отель для стычки между Томом Бьюкененом и Джеем Гэтсби, выбор был очевиден: где еще может разгореться конфликт между двумя миллионерами, как не в апартаментах «Плазы»?