Центр города лежал в извилистой долине, но новые районы стали распространяться по склонам окружающих ее холмов, подобно неотвратимому приливу, надвигающемуся на берег. Новые жители города представляли собой настоящий винегрет из национальностей: поляки, шотландцы, немцы и шведы; итальянцы вместе с прочими средиземноморскими эмигрантами; франко-канадцы, решившие перебраться южнее; изгнанники-ирландцы, к числу которых принадлежали Бэрри. Они ехали сюда работать на фабриках. Чего только не выпускали дышащие дымом вустерские литейные заводы, прядильные и кожевенные фабрики – от текстиля и обуви до оружия и вагонов! Огромный завод компании «Уошберн энд Моун» считался ведущим американским производителем проволоки, кабеля и изгородей. «Роял Вустер корсет компани» прославилась как один из крупнейших в стране работодателей для женщин. Большинство приезжих ирландцев не имели профессиональных навыков и – как пишет историк Тимоти Мехер в материале об ирландцах в Вустере – гнули хребет «на худших работах», предоставляя мускульную силу, необходимую местным заводам для безостановочного функционирования.

Томас Бэрри, отец Артура, появился на свет в Корке в конце 1850-х. Его родители умерли, когда ему не было и десяти, и он, еще совсем мальчишкой, эмигрировал в Америку. Томас жил в Вустере, где работал водопроводчиком, и осенью 1880 года, когда ему исполнилось двадцать три, женился на двадцатилетней служанке-ирландке Бриджет Уолш. Сохранилась сделанная примерно в то время их студийная фотография. Томас – квадратный подбородок и усы как у моржа – явно чувствует себя не в своей тарелке, сидя в праздничном костюме и глядя в камеру, словно перед ним – незваный гость. Куда более раскованная Бриджет, чьи темные волосы убраны назад и заколоты, открывая тонкие черты лица, в ниспадающем свободном платье с оборками на воротнике и с манжетами непринужденно стоит рядом, ободряюще положив руку на правое плечо мужа.

К 1890 году у семейства Бэрри было уже четверо детей. Они жили в восточной части города, в Вернон-Хилл на Уорд-стрит, 81, – «бедном, непримечательном районе», как позднее напишет о нем автор статьи в нью-йоркской «Дейли Ньюс», цитируя Артура. Томас на тот момент трудился на пивоваренном заводе «Боулер бразерс», известном марками «Матчлесс портер» и «Экстра Сенека лагер». Родившийся 10 декабря 1896 года Артур стал шестым из девяти выживших детей в семье (еще четверо умерли в младенчестве).

По воскресеньям Бэрри посещали храм Пресвятого Сердца, крупную церковь на Кембридж-стрит с впечатляющим арочным витражным окном на фасаде из красного кирпича с белокаменной отделкой. Когда Артур немного подрос, он стал прислуживать в алтаре – наливал вино в чаши для причастия, а затем надевал белый накрахмаленный стихарь поверх черного подрясника, чтобы помогать святому отцу служить мессу. В его задачи, вспоминал он, входило звенеть «благозвучным колокольчиком» перед началом каждого этапа причастия. Позднее он начал петь в хоре. Отец с матерью какое-то время надеялись, что он пойдет в священники. Юных вустерских католиков, которых привлекала подобная жизненная стезя, было столько, что у местной епархии попросту не хватало приходов на всех желающих. Но Артур в их число не входил. «Мне эта идея как-то не глянулась», – сформулировал он.

Его первым учебным заведением была школа № 4 на Миллбери-стрит в пяти минутах ходьбы от дома – кирпичная, с шиферной крышей громада, на чьем фоне юные воспитанники выглядели совсем крошечными. Она открылась всего за пару лет до того, как Артур стал ее учеником, и предназначалась специально для детей местных рабочих.

Где-то ближе к 1905 году Томас Бэрри перешел в другую компанию. «Вустер брюинг корпорейшн» была меньше предыдущей пивоварни, но зато его там вскоре повысили до мастера и он перевез семью в новостройку за углом. Здание на Перри-авеню было одной из многочисленных вустерских трехэтажек, крупных зданий с деревянным каркасом, характерных для промышленных городов Новой Англии тех лет, и клан Бэрри поселился там в одной из квартир, занимавшей все три этажа. В Вустере подобные дома строились на узких участках, но они довольно глубоко вдавались в обратную от улицы сторону, поэтому жилая площадь на каждом этаже была достаточно велика. Эти дома ряд за рядом выстраивались на склоне холма, формой напоминая коробки из-под обуви и, в сочетании с облезающей краской, отнюдь не радовали глаз. Заботясь об имидже города, вустерская торговая палата в итоге откажется от их дальнейшего строительства, заклеймив эти кварталы как «архитектурное уродство» и «пятно на любом ландшафте».

Однако в начале ХХ века Вернон-Хилл считался неплохим местом для семей с детьми, как вспоминал драматург, киносценарист и журналист Самюэль Берман, ровесник Артура, выросший в такой же трехэтажке в полумиле от дома Бэрри. Кроме твоей семьи, в доме живут еще две, вокруг – полно детей, и товарищи по играм находятся без труда. На задних дворах ты мог рвать растущие там яблоки, груши и вишни. На каждом ярусе, спереди и сзади, имелись балконы, жильцы называли их «пьяццами». «Замкнутые люди, склонные к созерцательности, сиживали на задних пьяццах, разглядывая деревья, – писал Берман. – А общительные, любящие городскую жизнь, предпочитали передние пьяццы, откуда хорошо наблюдалось за происходящим на улице». Артур, несомненно, выбирал передний балкон.

«Мы жили прекрасной, дружной семьей», – вспоминал Артур. В вопросах дисциплины родители были «строги, но справедливы». Зарплату отец получал «невысокую, но адекватную». Он попивал – «умеренный алкоголик», как выразился Артур. Конфликты порой случались, но «не выходили за рамки обычного». Из семейных правил крепче всего ему запомнился запрет на ложь. «Мы знали, что если соврать, нас накажут гораздо строже, чем если сказать правду, в чем бы она ни заключалась», – рассказывал Артур в одном из интервью. И заявил, что ни единого разу не соврал родителям.

Это, разумеется, была ложь.

* * *

Неизвестно, на каком по счету чемодане Артур понял, что возит взрывчатку – причем такую, которая может сдетонировать от любого чиха. И он, по его словам, «наслаждался этой интригой», при том что с самого начала чувствовал, что «дело незаконное». Джек стал посылать его в более удаленные места – в Бостон, в штат Нью-Йорк (Олбани, Сиракьюс и Рочестер) и даже еще дальше, в Кливленд. «Это была роскошная жизнь», – вспоминал Артур. В дни доставок родители считали, что он в школе. Если поездка предполагала ночевку в поезде, он врал, что останется спать у друга.

Артур порой попадался на мелких правонарушениях. В сентябре 1910 года – примерно в начале его курьерской работы у Джека, за три месяца до четырнадцатилетия, – его схватили двое патрульных за битье уличных фонарей: развлекался, – согласно их формулировке, – нанося ущерб освещению. Его обвинили в вандализме, оштрафовали на три доллара и ославили в «Вустер Дейли Телеграм». Через пару недель он выплатил еще три доллара за стрельбу из оружия. Что это было за оружие, где он его взял и куда именно стрелял – остается тайной. В апреле 1912 года его снова обвинили в стрельбе, и на этот раз, ввиду повторного правонарушения, штраф вырос до семи долларов. Вустерская полиция считала его «весьма трудным подростком».

Вспоминая, что привело его в столь юном возрасте на криминальную стезю, Артур будет объяснять свое «падение» – как он это называл – тем, что вырос раньше сверстников. Он был крупнее одноклассников и приятелей на улице и выглядел старше на несколько лет. И потому предпочитал компанию великовозрастных подростков и взрослых. В семь он уже попивал пиво и вино, а в пятнадцать начал курить. В шестнадцать увлекся – «сверх меры», по его собственному признанию – игрой в кости и картами. Работая на Лоуэлла Джека, он то и дело сталкивался с разными темными личностями. А в ирландских анклавах, по словам Тимоти Мехера, «преступность цвела пышным цветом», и Вернон-Хилл не был исключением. В 1890-е годы, дабы удовлетворить «настоятельный спрос… на усиленную полицейскую охрану», как сказано в книге по истории вустерской полиции, местным правоохранителям, в дополнение к имеющимся девяноста патрульным, пришлось привлечь тридцать новых полицейских. Примыкавший к Вернон-Хиллу Юнион-Хилл был синонимом, как писал историк Уильям Мейер, бедности, анархии, потасовок и молодежных банд, а газета «Вустер Спай» заклеймила тамошние закоулки, назвав их «углами, за которыми притаились грязь и порок».

В том же году Артур наблюдал за одной парой средних лет, владельцами скобяной лавки, составляя в уме их распорядок дня. Каждый вечер они запирали лавку, а выручку уносили домой. На следующее утро, после открытия банка, они клали деньги на счет. Днем, когда они уходили, Артур несколько раз забирался в дом через незапертое окно. В поисках тайника, где ночью хранились деньги, он бродил из комнаты в комнату, по ходу дела запоминая планировку. Выдвинув один из ящиков стола, он вдруг почуял еле слышный запах бумажных денег, поменявших много рук. Ночью он вернулся через то же окно, вынул из ящика пачку банкнот и выскользнул тем же путем. Его улов составил около сотни долларов, для подростка – огромная сумма. Сегодняшние три тысячи. Жаркое из индейки стоило в ресторане тридцать пять центов, а приличные часы обошлись бы долларов в пять, даже меньше. «Жаль, я уже не помню, – будет открыто удивляться он годы спустя, – как мне хватило наглости забраться в чужой дом и взять деньги».

Терпеливо проведенная подготовка себя окупила. К тому же после того как повозишь туда-сюда взрывчатку, которая может в любой момент разнести тебя на кусочки, подобное проникновение – даже при хозяевах – кажется пустяком. Артур не сомневался, что, проснись хозяева от какого-нибудь нечаянного шума, ему все равно удалось бы уйти. «Преимущество было на моей стороне, – объяснял он, вспоминая ту ночь. – Ведь я-то настороже, а они – спросонья. Я не хуже их знал в доме каждую дверь. Пока они собирались бы с мыслями, я бы уже пробежал полквартала».

Первая квартирная кража увенчалась успехом. Дело было столь тщательно и аккуратно спланировано, восторгалась «Дейли Ньюс» десятилетия спустя, «словно преступник готовил похищение драгоценностей британской короны».

Увидев, что им не под силу контролировать сына или держать его подальше от неприятностей, родители пошли на решительный шаг. Летом 1913 года они обратились в суд, и Артура признали «неподдающимся» в соответствии с законом Массачусетса, который разрешал суду принимать меры для помощи родителям, если те не в состоянии справиться со своевольным, распущенным подростком. Это был вежливый способ причислить Артура к малолетним преступникам. Его могли направить в исправительное заведение, но отпустить с испытательным сроком, обязав вести себя как полагается и оставаться на попечении отца с матерью.

Артур проигнорировал это мягкое решение. Через пару недель в полицию обратилась крайне взбудораженная Бриджет Бэрри: Артур заперся изнутри и не впускает ее в дом. Отправили патрульного арестовать его за нарушение условий испытательного срока. Артур затеял драку, попытался убежать, и его заковали в наручники. При досмотре в карманах обнаружили несколько пачек сигарет, украденных той ночью из табачной лавки. История с потасовкой и арестом попала на первую полосу «Вустер Ивнинг Газет». Ему вместе с двумя юными подельниками предъявили обвинение за взлом лавки и кражу. Дело передали в суд для несовершеннолетних, но местные газеты, похоже, так и не сообщили, чем все закончилось.

В июне 1914 года Артур не явился к вустерскому судье, который должен был рассматривать очередное дело о незаконном проникновении в помещение.

Трудный подросток нашел свое призвание.

* * *

Отправляя Артура в очередную доставку, Лоуэлл Джек отвел его в сторону. Подросток, который перестал слушаться родителей, запомнит тот совет на всю жизнь – совет жулика жулику.