– Всегда будь вежлив, мой мальчик, особенно с полицией, – сказал Джек своему протеже. – Веди себя как джентльмен и будь искренним. Это избавит тебя от массы неудобств, а то и от пары лишних ходок за решетку.

Артур станет вором-джентльменом. Но пройдут годы, прежде чем он проникнется советом Джека и научится вести себя с полицией. Научится держаться подальше от тюрьмы.

Глава 2. «Профессионал»

Массачусетс и Коннектикут. 1914–1917

Артур пулей вылетел с сортировочной станции и понесся к перекрестку. Пустынные улицы окутал густой предрассветный туман, мешающий понять, удалось ли ему оторваться от полицейской погони. Дело было в Питтсфилде, массачусетском городке с тридцатью тысячами жителей, приютившемся среди гор Беркшир-Хилс неподалеку от границы со штатом Нью-Йорк. До Вустера оттуда – сотня миль.

Тем августовским утром 1914 года он возвращался домой из Кливленда после доставки очередной порции нитроглицерина от Лоуэлла Джека. Денег на билет не хватило, и он решил ехать между почтовыми вагонами. В Питтсфилде поезд железной дороги Бостон – Олбани остановился погрузить почту, Артур спрыгнул со сцепки, чтобы размять ноги. И тут он услышал крики.

К нему бежали полицейский и работник станции. Артур ринулся прочь, зигзагами лавируя между вагонами. Выскочив на прилегающую к станции улицу, он остановился на перекрестке, переводя дыхание. На противоположном углу из тумана материализовался еще один полицейский. Артур развернулся и вновь бросился наутек, а патрульный Джон Салливан вынул револьвер и дал предупреждающий выстрел в воздух.

Артур продолжал мчаться, сворачивая на боковые улицы, ныряя в темные переулки. Стараясь удержаться на ногах, он перемахнул через кучу угля Электрической компании Питтсфилда, свернул в очередной переулок и оказался лицом к лицу с полицейским по имени Джон О’Коннор, который примкнул к погоне, услышав выстрелы.

Подтянувшись на ограде, Артур, сопровождаемый двумя предупреждающими выстрелами, спрыгнул в чей-то задний двор, где его и настиг Салливан.

– Следующий выстрел получишь ты, – предостерег полицейский, направив револьвер Артуру в грудь.

Весь взмокший, задыхающийся Артур сдался.

Салливан с О’Коннором отконвоировали его в отделение – оно было совсем рядом, в дряхлеющем мрачном здании с решетками на окнах изнутри, форма окон делала здание похожим на темницу. Он несколько часов просидел на лавке в ожидании еще одного полицейского, занятого расследованием ночной кражи в магазинчике одежды возле станции. Артур подходил под описание человека, которого видели убегающим с места преступления. Значит, его под дулом пистолета арестовали не за то, что он ехал между почтовыми вагонами. Его подозревали в краже со взломом.

* * *

Менее чем за час до тех событий, примерно в четыре утра, патрульный Чарльз Бэрри, обходя свой участок, приметил чью-то фигуру на лестнице, приставленной к задней стене аптечного магазина Брауна. Мужчина пытался открыть окно на верхнем этаже. Патрульный осторожно направился к нему, но нечаянно наступил на доску. Услышав треск, мужчина спрыгнул с лестницы и нырнул на станцию.

Бэрри подозвал других патрульных и описал подозреваемого. Салливан и О’Коннор приступили к осмотру станции и прилегающих улиц. Сквозь туман Салливан разглядел двух мужчин, один из них нес чемодан. Услышав шаги приближающегося полицейского, они бросились в разные стороны. Салливан принялся искать их между вагонами и за ближайшими домами. Тут он увидел молодого человека, подходящего под описание взломщика, и ринулся к нему.

Вернувшись на Уэст-стрит, офицер Бэрри обнаружил, что кто-то, разбив окно, проник в магазин «Бостон баргин стор» в паре шагов от того места, где он заметил человека на лестнице. Пропали наручные часы, дорогой костюм и пара туфель общей стоимостью пятьсот сегодняшних долларов. Вор переоделся в украденное, бросив в магазине свой старый костюм с туфлями.

Бэрри вернулся в отделение. Несмотря на темень и туман, он с уверенностью признал в Артуре человека на лестнице. Тот согласился, что на станции был он, но о краже ему ничего не известно. К тому же одет он не в ворованные вещи, да и руки у него пустые. Но, судя по рассказу Салливана, взломщик действовал с сообщником, который по-прежнему оставался на свободе, удрав с чемоданом и добычей. Артуру предъявили обвинение во взломе, незаконном проникновении и похищении имущества.

В тот день, когда немецкие войска вторглись в Бельгию, дав старт активной фазе Первой мировой, а по Панамскому каналу прошел первый корабль, Артура привели на скамью подсудимых в одном из залов суда округа Беркшир, огромного беломраморного здания без архитектурных излишеств, где за стиль и солидность отвечали немногочисленные итальянские завитушки. Свою вину он отрицал. Репортер из местной газеты по внешнему виду семнадцатилетнего Артура дал ему двадцать пять. Когда подсудимого попросили назваться, он представился Фрэнком Дж. Уэлшем из Бостона. Судья окружного суда Чарльз Хиббард отложил слушание дела и дал полиции несколько дней на проверку, нет ли у Уэлша приводов в полицию или судимостей. Чтобы оставить Артура под стражей, он назначил неподъемный залог – пятьсот долларов, или более тринадцати тысяч в сегодняшних ценах.

Это была первая ночь Артура за решеткой – в спартанской камере два на три метра городской тюрьмы Питтсфилда, массивного кирпичного реликта Гражданской войны. В какую бы сторону ни вытянул он руки, пальцы касались стены. Суда ему пришлось ждать десять дней.

Связавшись с бостонскими властями, питтсфилдские полицейские узнали, что никакого Фрэнка Дж. Уолша не существует. И Артуру пришлось назвать свое подлинное имя и домашний адрес. Также он сознался, что вустерский суд счел его «неподдающимся».

Хотя его поймали на лжи, Артур продолжал настаивать на своей невиновности. Да и дело было слабым. Украденные часы нашли на одной из улиц, по которым он бежал от полицейских, но как доказать, что это он их выбросил? Его слово против показаний полицейского под присягой.

Бэрри был убежден, что на лестнице стоял именно Артур, и судья Хиббард счел его слова достаточным основанием для признания Артура виновным в попытке взлома и незаконного проникновения. Описывая Артура, просящего судью о снисхождении, один журналист – вероятно, тот же, который ошибся насчет его возраста, – отметил, что подсудимый «благовиден» и «опрятно одет», – и в этом образе уже проступает тот франт, который в свое время будет водить за нос миллионеров и особ королевских кровей. Судья, однако, ответил, что попытки Артура ввести следователей в заблуждение исключают возможность смягчения приговора. К тому же юноша, по всей видимости, утратил поддержку родных. Отца, мол, известили об аресте сына, но он так и не объявился. Артур принялся объяснять, что у отца плохо со здоровьем, что он «искалечен ревматизмом» и не в состоянии ехать в питтсфилдский суд.

Судья назначил максимальное наказание – пять лет в реформатории Массачусетса. Тот суровый приговор, как напишет питтсфлдская газета «Беркшир Игл» пару десятилетий спустя, «ознаменовал собой окончание его любительских занятий и дебют в качестве профессионала».

Артур на суде сказал правду. Магазин ограбили еще до того, как его поезд остановился в Питтсфилде. Один из самых выдающихся в истории воров прославится благодаря именно таким преступлениям, но вот конкретно этого преступления он не совершал.

* * *

В реформаторий Артура доставили в наручниках. Массивное здание в городке Конкорд, в двадцати милях к западу от Бостона, выглядело так, словно архитектор пытался скрестить армейские бараки с часовней. Восьмигранная, увенчанная башней центральная ротонда нависала над распростертыми крыльями здания с высокими окнами и камерами внутри. Оформление вновь прибывших проходило с эффективностью заводского конвейера. Сначала Артура взвесили, замерили рост, затем он подписал разрешение администрации вскрывать личную почту и выложил все деньги, которые вернут при освобождении. Волосы ему коротко остригли – «безжалостно обкорнали», как выразился один бывший арестант. Когда он переоделся в тюремную робу, его сфотографировали в профиль и анфас, замерили окружность головы, длину среднего пальца, левой ступни и прочих частей тела, включенных в систему бертильонажа^[6], чтобы его могли идентифицировать, если он повторно нарушит закон. Весьма вероятно, что отпечатки пальцев тоже сняли, поскольку дактилоскопию уже успели провозгласить идентификационной системой будущего. Камера с кирпичными стенами и стальной решеткой-дверью с трудом вмещала кровать, умывальник, туалетное ведро и маленький столик со стулом.

«Конкорду» – как обычно называли реформаторий Массачусетса – на тот момент было почти сорок лет, его создали как альтернативу государственным тюрьмам – исправительное учреждение для несовершеннолетних, для осужденных за мелкие правонарушения и для отбывающих наказание впервые. «Всегда следует иметь в виду коррекцию непослушания параллельно с образованием, адаптированным под особые нужды и способности юношей, – писала о “Конкорде” одна бостонская газета тех времен. – Их поместили туда не столько ради наказания, сколько ради обучения». Они оказались там, как объяснил один судья по делам несовершеннолетних, который отправил в «Конкорд» свою порцию арестантов, поскольку «с ними не справились ни семья, ни школа, ни церковь». Реформаторий считался последним шансом уберечь непокорных подростков от преступной стези.

Артур привык к тамошнему режиму работы профессиональных курсов и учебы. По будням в полседьмого утра его будил раздражающий звук «постылого звонка», по выражению того же бывшего арестанта. В мастерских реформатория изготавливали обувь, одежду, мебель для больниц и других государственных заведений. Там можно было выучиться хоть на гравера или печатника, хоть на каменщика, плотника или водопроводчика. На огороде выращивали овощи к обеду.

В конце рабочего дня реформаторий превращался в подобие закрытой школы-интерната. Обитатели «Конкорда» посещали вечерние уроки – «аспирантуру», как в шутку называли их местные сотрудники, – чтобы подтянуть свое общее образование. «Поощрялось чтение книг из тюремной библиотеки, чья коллекция насчитывала шесть тысяч томов, в том числе духоподъемные произведения о людях, которым довелось бороться за жизнь и выйти победителями», – отмечал капеллан Роберт Уокер. Приглашенные специалисты читали лекции на самые разные темы – пчеловодство, угледобыча, прогулки по Норвегии, жизнь в далекой Сибири. Десятки заключенных примыкали к кружкам, которые собирались дважды в месяц для обсуждения столь серьезных материй, как этика, литература, трезвый образ жизни. Подопечные совместно с персоналом выпускали еженедельную газету на шестнадцати страницах, где публиковались стихи и проза заключенных, а также колонка «Новости внешнего мира». Спортивные и военные секции развивали физическую форму и воспитывали дисциплину.

Но под поверхностью проглядывала темная, суровая реальность. Некоторые узники «Конкорда» исправлению не поддавались, «гордились своими криминальными наклонностями» – по словам одного из местных законодателей – и «при любой возможности развращали других». Кроме Артура, там содержалось около семисот человек в возрасте от пятнадцати до тридцати шести. Большинство из них, как и он, сидели за кражу или незаконное проникновение, но некоторые получили сроки за разбой, грабеж, изнасилование или поджог, и никаких мер, чтобы организовать содержание юных и восприимчивых отдельно от искушенных и неисправимых, не принималось.