Лея подносит ему лампу, и тогда он, чуть оттянув щёку девочки пальцем, всё понимает:

– Но, слава Богу, дело тут простое. Молочный зуб ещё не выпал, и взрослому расти мешает. Сейчас мы это разрешим, мне лишь за инструментами сходить придётся, – говорит он, продолжая заглядывать в синий от леденца рот ребёнка.

– Правда? – радуется мамаша. – Вы всё сделаете?

– Попробую, – отвечает молодой человек и уходит. Возвращается со своим ларцом, из которого достаёт небольшие щипцы.

– А анестезия?! – воскликнула Мория.

– Я полагаю, в ней нужды не будет, – заверил девочку шиноби. – Прошу вас рот открыть.

– Смотри там, не вырви мне лишних зубов, эскулап, – предупредил юношу ребёнок и раскрыл пошире рот.

А дело оказалось простым, едва он смог уцепится за молочный зуб, как тот едва ли не сам отвалился.

– Всё, дело сделано, – сказал Ратибор, кладя зуб себе на руку. – И вот она, причина беспокойств.

– А не больно было, – сообщила Мория, пробуя языком новый зуб.

– Вот, это ваше, – шиноби отдал зуб девочке и повернулся ко всем остальным. – А мне пора уже, не следует хозяев донимать излишним пребываньем.

«Всё равно ничего за такую безделицу они не заплатят. Кровные очень не любят платить гоям. Очень».

– Мамаша, – почти взвизгнула после его слов Нира, – он уходит!

И потом они слаженно, в один голос с Нуит, словно репетировали это, воскликнули вместе:

– А как же мы?

Мать кивнула им: да-да, я помню, помню, – и с улыбкой благосклонности обратилась к молодому человеку:

– Дорогой шиноби, а не могли бы вы посмотреть и Ниру с Нуит?

– Ну, если речь опять пойдёт про зубы… – начал было он, но женщина его остановила:

– Нет, не про зубы, у нас тут другая беда.

– Чирей нас одолевает! – сразу сообщила ему Нуит.

– Под мышкой, – добавила Нира.

– Уже неделю изводит, – продолжила Нуит. – такая подлость, играть нам нет никакой возможности с ним.

– Они так мучаются, – вздохнула их мать. – Может, посмотрите?

– М-м… Болезнь всех жителей болот, – кивал понимающе Ратибор. – Где хляби ядом местности отравят, там и фурункулы всегда. Обычное то дело. Ну что ж, такая хворь мне по плечу, извольте показать.

Нира с Нуит, ни секунды не мешкая и не проявляя никакого стеснения, сняли с себя блузку и подняли левую руку.

– Вот он, – сказала Нуит.

– Играть мешает, – повторила Нира.

«А может, и заплатят… хоть что-нибудь. Тут дело уже посерьёзнее, чем зуб. Но сам про деньги я бесед не заведу».

– Они у нас на пианино тренькают весь день, – сообщила Мория. – Одолели уже, из-за их игры у нас барсулени отказываются пороситься. Звери пребывают в чёрной меланхолии из-за ихнего нескончаемого Шопена.

– Заткнись… – прикрикнула на неё Нира. А Нуит добавила весьма вовремя и впопад: – Обезьяна!

Свиньин при том заметил, что выходит у этих голов всё на удивление слаженно. Он даже подивился тому.

«Не иначе, у них, кроме физиологической связи между их головами, есть ещё и ментальная! Удивительная конструкция».

Но пока он размышлял о всяких тонких материях, Нира-Нуит, оставшись в одной нижней рубахе, уже стояли возле него, подняв руку и демонстрируя ему свою подмышку; повернув к шиноби обе головы, они спросили: – Ну, что скажете?

Да, это был знатный фурункул, крупный, глубокий и безусловно болезненный. И тогда Ратибор встал и попробовал лоб одной из голов, у Нуит; он сразу понял, что температура в их организме нормальная, но, понимая, что вторая может обидеться, попробовал лоб и у Ниры.

Глава 7

– Ну, эскулап, что скажешь? – интересовалась Мория, крутясь рядом с ним. Она уже почти прикончила свой леденец, и весь её рот был синий. – Большой прыщ?

– Беда не в том, что он велик, а в том, что он глубок. Сам быстро не прорвётся, – отвечал ей Свиньин, трогая воспалённые ткани вокруг фурункула.

– Ой, – воскликнула Нира.

– Больно! – тут же следом отозвалась Нуит.

«М-м… Как любопытно; а значит, что сигналы болевые приходят к ним почти одновременно».

– Вскрывать думаешь? – лезла под руку Мория, она хотела видеть всё, что делает молодой человек.

– Придётся, сам он не созреет долго, – отвечал ей Ратибор.

– А нож у тебя есть медицинский? – не отставал ребёнок.

– Есть, – она, конечно, ему мешала, отвлекала, но он был терпелив. – Он называется ланцет.

– Анестезия? Есть у тебя?

– В наличии, я сам её готовил.

– Яд пиявки?

И тут шиноби взглянул на неё с неподдельным интересом. Девочка была и вправду необыкновенно… любознательна. И безусловно сообразительна.

– Да, яд пиявки, – согласился он и достал нужный пузырёк.

– Ой, – начала причитать Нира, – сейчас больно, наверное, будет.

– Мы так плохо переносим боль, – захныкала Нуит.

– Мы просто не созданы для этого жестокого мира, – продолжала причитать Нира, глядя с ужасом, как юный шиноби макает иглу в склянку с анестетиком.

– Почувствуете только лишь укол, – пообещал им молодой человек и тут же воткнул иглу.

– А-а!.. – заорала Нуит.

– А-а!.. – поддержала её Нира. – Мы не перенесём этого.

– О Господи, – поморщилась старшая сестра. – Какие ж дуры.

– Лея! – одёрнула её мать.

– Всё, нам надо подождать секунд пятнадцать; как анестетик заморозит ткани – приступим к делу, – пояснил шиноби, пряча иглу и скляночку с тёмной жидкостью в свой ларец. – Мне будут надобны бинты иль чистый материал.

– У нас всё приготовлено, мы всё заранее принесли, – сообщила ему младшая из дочерей и сама достала из сундучка в углу моток светлой ткани. – Вот! А иголка с ниткой у тебя есть?

– Здесь не нужны они, – отвечал Ратибор, беря в руки хирургический инструмент. – Такой разрез я зашивать не стану. Он будет мал, затянется он быстро.

– Ну что он там копается? – интересуется Нира, которой ничего не видно. – Когда начнёт же? Я больше не могу уже…

– Уже режет, кажется… – отвечает ей Нуит.

– Режет, режет… – заверяет сестёр младшая. – Всё, взрезал…

– Фу, – морщится старшая. – Какая мерзость.

– Лея! – снова осаживает её мать.

– Мамаша! – снова вопит Нуит. – Чего она? Пусть отстанет.

– Она нас донимает снова! – хнычет Нира.

– Лея! Уйди отсюда, – злится мать. – Или не лезь.

– Всё, – заканчивает Ратибор. – Дренаж тут будет лишний, но зашивать разрез не стоит. Всё скоро кончится, в три дня, даст Бог, благополучно. Теперь нужна вода мне.

Он приклеил кусочек ткани к разрезу, но не плотно, скорее чтобы рана не пачкала одежду.

– Вода! – восклицает Мория, открывает дверь комнаты и кричит в коридор. – Монька, Монька, ты где?! Господину лекарю вода нужна!

И теперь в её голосе слышалось уважение к «господину лекарю». Глядя, как Ратибор заканчивает дело, девочка сказала ему:

– Я тоже пойду в доктора.

На что её мамаша сделала круглые глаза: что ты несёшь, чадо? И, уловив посыл матери, шиноби произнёс:

– Я б не советовал, их часто бьют.

– За что? – удивилась Мория. Её глаза широко раскрылись. – Врачи людям приносят пользу.

– Ну, если знают как. Всё чаще бьют их за некомпетентность, и за врачебные ошибки тоже. За жадность часто бьют. Я слышал, что одного врача, что не имел диплома, в болоте утопили. Наутро же, когда пришли, нашли один скелет бедняги, его кальмары за ночь обглодали, – рассказал ей шиноби.

– Я получу диплом, – заверила девочка.

– Я в этом не уверен, и к тому же, бить будут не в диплом, а в бубен, – продолжал отговаривать её шиноби.

А мать ребёнка согласно кивала: угу, так всё и есть. И потом добавила:

– Ну и нужно тебе это дурное занятие?