Эжени опять открывает свой блокнот и находит страницу со звездным небом. Она поворачивает страницу так, чтобы Герцу было лучше видно.

– У вас есть возможность ответить мне, соответствует ли чему-нибудь эта звездная карта?

Герц не возражает взглянуть еще раз, морщит лоб, листает блокнот, изучает еще пару рисунков.

– Поразительно! Откуда вы все это взяли?

– Из собственной головы.

– Как-то не верится…

– Мне нужна ваша помощь в оценке этих «видений».

Рафаэль Герц задерживает внимание на нескольких рисунках.

– Вы медиум?

– Нет, с чего вы взяли?

Теперь он подолгу рассматривает каждый рисунок, потом принимает решение.

– Хорошо, пойдемте.

Рафаэль ведет Эжени по коридорам, приглашает ее в тесный узкий кабинет, усаживается за свой рабочий стол и включает ноутбук с волшебной программой. На экране написано: «5W copyright Raphaël Hertz».

Он фотографирует на смартфон все страницы блокнота Эжени и вводит фотографии в программу. Потом перебирает их на экране, добирается до звездного неба.

– Прямо глаза на лоб! Откуда, говорите, у вас эта звездная карта?

– Из сновидения. Такое вот подробное сновидение. Потому мне и понадобилась ваша экспертиза.

Рафаэль Герц заменяет серые точки на белом фоне белыми на черном, потом так и сяк препарирует изображение, пока оно не превращается в небо.

– Местоположение созвездий, звезд и планет на вашем рисунке позволяет определить место и эпоху… – комментирует он вслух.

Эжени замечает, что чем четче небо на мониторе, тем сильнее интерес Рафаэля.

– Ну, так что? – торопит она его.

Преподаватель отвечает не сразу. Он продолжает свои вычисления.

– Можно уже попробовать ответить на вопрос «где», – слышит наконец Эжени. – Я нашел широту и долготу.

Он вводит данные в программу Google Earth и манипулирует с масштабом, пока не появляется карта конкретной территории.

– Где это? – спрашивает Эжени с дрожью в голосе.

– В Израиле. – Он еще увеличивает масштаб. – К югу от города Хайфа.

Продолжая наращивать масштаб, он получает реальный рельеф в человеческий рост, чтобы приблизиться к изучаемому участку – скале рядом с возделанным полем.

– Это оно! – вскрикивает Эжени. – Оно самое! – Можно подумать, что она узнала местность.

– Это гроты Нахаль Меарот на горе Кармель.

– Увеличьте еще, умоляю!

На экране склон горы со множеством отверстий.

– Говорю вам, это здесь! – Она указывает на треугольный вход в одну из пещер.

Рафаэль читает комментарий своей программы.

– Эта пещера называется Эль-Табун, что значит в переводе с иврита «пещера с печью».

Он показывает окрестности, имеющие много сходства с рисунками Эжени, особенно похожи холмы.

– Это непростая пещера… – бормочет Рафаэль и открывает одну за другой страницы в Интернете. – Она принадлежит к охраняемым объектам Всемирного наследия ЮНЕСКО. Археологи раскопали там внутри яму, накрытую большим камнем, в яме были человеческие останки. Считается, что это один из древнейших объектов, если не вообще первый, со следами первых захоронений.

Эжени не может оторвать взгляд от фотографии на экране: на ней лежащие на земле в форме человеческого тела кости.

Мама Пус.

От избытка чувств у нее сжимается горло. Рафаэль читает дальше:

– Радиоизотопное датирование этого женского скелета показало его возраст: сто двадцать тысяч лет до нашей эры.

– Сто двадцать тысяч!.. – шепотом отзывается девушка, загипнотизированная мерцающим экраном.

Боже правый… Никто не знает, что происходило в такой далекой древности. Разве возможно, чтобы простая медитация позволила мне увидеть… это? И не просто увидеть – пережить! Я помню вкус инжирного листа с жареным мясом, которым меня угостила мама за ужином накануне своей гибели. Помню запах костра и пота соплеменников. Жужжание комаров и мух и то помню, не говоря о зуде у себя в волосах и о покалывании в пораненных ногах…

– Вот и ответ на второй вопрос – «КОГДА»! – провозглашает преподаватель.

Он читает подпись к фотографии и продолжает:

– В пещеру Эль-Табун гомо сапиенс не заглядывали сто двадцать тысяч лет назад. Эта женщина, которую вы нарисовали, судя по ее развитым надбровным дугам, скошенному лбу, массивной голове, квадратной челюсти без подбородка, высоким скулам, ручищам с увеличенными большими пальцами и широким ступням, принадлежала к… неандертальцам.

Рафаэль Герц выводит на экран хронологическую таблицу:

Зарождение жизни на Земле: 4 миллиарда лет назад.

Появление животных: 500 миллионов лет назад.

Появление гоминидов: 8 миллионов лет назад.

Появление человека: 2,5 млн лет назад.

Появление Homo neanderthalensis: 500 тыс. лет назад.

Появление Homo sapiens: 300 тыс. лет назад.

Он поднимает голову:

– Часто забывают, что в древнейшем из найденных захоронений погребен не гомо сапиенс, а неандерталец.

Человек в синих очках перелистывает на мониторе компьютера фотографии пещеры Эль-Табун. Эжени поглощена своими мыслями.

Так вот почему номер на двери в коридоре моих прошлых жизней оказался отрицательным: положительные номера соответствовали бы жизням гомо сапиенс, а отрицательные номера в глубине – это мои первые жизни, когда я еще даже не принадлежала к разумному виду…

– Первое захоронение – это не просто так… – продолжает Рафаэль, завороженный скелетом неандертальской женщины. – Это зарождение духовности.

Знал бы он, что это колдун, отец Пус, придумал похоронить свою жену, насмотревшись на слонов… Не исключено, что эти толстокожие гораздо чувствительнее и умнее, чем принято думать.

И если бы одно это! Мизинец рассказывал, как его мать, моя «бабка», первой приручила огонь, подобрав зажженную молнией ветку. Причем он рассказывал об этом, сидя у костра!

Я стала свидетельницей начала человеческой истории – начала рассказа. Это уже не предыстория, а самая что ни на есть История.

Одно меня удивляет: мои соплеменники-неандертальцы, чьим основным языком был язык жестов, владели, оказывается, и нормальным языком, который я полностью понимала! Не потому ли это, что при регрессии ты начинаешь говорить на языке того, в кого вселяешься? Или причина в том, что ты автоматически понимаешь звучащую вокруг речь, как будто это коммуникация душ?

– Вы так и не раскрыли, что вас вдохновило на такие рисунки, – напоминает ей Рафаэль уже более настойчиво.

Немного помявшись, Эжени отвечает:

– Я же говорю, это был сон… Исключительно четкие, подробные грезы наяву. Потрясающе подробные!

Преподаватель вскакивает и принимается расхаживать по своему узкому кабинету.

– Немыслимо! Невозможно, чтобы во сне, каким бы реальным он ни казался, появилось столько подробностей о местности и о такой отдаленной эпохе, о которой ровным счетом ничего не известно! Сто двадцать тысяч лет назад! Окаменелости – вот и все, что дошло до нас оттуда!

Эжени чувствует, что больше не владеет ситуацией, и хочет сбежать, чтобы избежать дальнейших объяснений. Она сует свой блокнот в рюкзак, но Рафаэль ловит ее за руку.

– Нет, постойте!

Она вырывается и бегом покидает кабинет Герца.

17.

Николя ждет ее в кафе «Робеспьер» один, занят игровым автоматом, стоящим в углу. Она спешит к нему.

– Поговорила с Герцем? – спрашивает он.

– По-моему, ты ему нагрубил, – говорит она вместо ответа.

Николя целует ее и безразлично фыркает.

– Наоборот, я высказал то, что думали все. Мы не компьютерщики, мы историки и политики.

Игровой автомат пышно оформлен, на нем надпись «ИГРА ВСЕЙ ЖИЗНИ».

– Сыграем? – предлагает ей Николя.

– С удовольствием.

Он забрасывает в аппарат монету, раздается веселая мелодия.

– Валяй. Ты начинаешь, Эжени.

Она толкает рукоятку, на наклонное поле выкатывается серебристый шарик. Она азартно тыкает в красные кнопки, приводя в действие два рычага, бьющие по шарику, чтобы он поражал светящиеся разноцветные мишени. Поле разделено на две части, «Ад» и «Рай». Эжени промахивается шариком по пластмассовому чертику, тот мерзко скрежещет, чтобы ее взбесить, ей удается поразить мишени в «Раю», отчего включается хор металлических ангелочков.

Шарик Эжени отскакивает от светящихся грибов на бортике, катится по инерции вверх, толкает вращающиеся дверцы, скачет по лузам, добирается до створок, за которыми сияет «Рай».

Но Эжени промахивается по шарику, он проваливается в дыру посередине, откуда его уже не извлечь. Появляется надпись, лицо черта загорается, он гадко хохочет.

«ИГРА ОКОНЧЕНА».

Появляется вторая надпись, ее сопровождает веселенькая музыка.

«ТОТ ЖЕ ИГРОК. НОВАЯ ПОПЫТКА».

Эжени запускает новый шарик, но он сразу застревает, не может катиться ни туда, ни сюда. Николя от души пинает автомат, отчего шарик, покачнувшись не туда, все же катится в нужную сторону.

– Когда дела плохи, можно прибегнуть к насилию, хуже не будет. Можно и смухлевать, – он подмигивает.

Она выигрывает еще несколько очков, но потом ее шарик все равно проваливается в центральную дыру.

«ИГРА ОКОНЧЕНА. ТОТ ЖЕ ИГРОК, НОВАЯ ПОПЫТКА».

В пусковое устройство закатывается третий, последний шарик. Эжени собирается с духом, сжимает челюсти. Щелчок пружины, шарик летит в верхнюю часть поля, но там застревает. Она пинает автомат ногой, но в этот раз шарик попадает прямиком в черную дыру посередине.

«ИГРА ОКОНЧЕНА. КОНЕЦ ИГРЫ».

– Удача капризна, – комментирует Николя и смотрит на часы. – Ну вот, пора начинать собрание.

В заднем помещении, под портретом Сталина в мундире, их ждет группа студентов.

Николя закуривает сигару и обращается к Луи:

– Готов записывать?

И сразу начинает:

– Не будем забывать, что мы – последние борцы, последние защитники бедных, угнетенных, неугодных капиталистическому буржуазному обществу. Мы, члены ячейки Сорбонны, отстаиваем дело эксплуатируемых рабочих, женщин, которым недоплачивают, отвергаемых обществом эмигрантов. Последний пункт важен, мы должны усиленно вербовать сторонников в пригородах. Они – новые современные рабы. Те, кто развозит заказы на велосипедах и на мотороллерах, водители такси, санитары из больниц и домов престарелых, охранники и ремонтники, все, кто болтается на подхвате, кто прозябает на нищенскую подачку. Короче, те, кто вкалывает неофициально, порой без документов, жертвы повседневного расизма, без которых стране не прожить. Они те, кто причисляется обществом к людям второго сорта и от всего отмахивается, хотя имеет право голоса. Мы должны внушить им, что мы – их единственные защитники и что помочь нам прийти к власти – их единственная надежда стать полноценными гражданами. Их видимо-невидимо! Развитие политической истории этой страны дует им в паруса. Они – наше будущее.

Все согласны с оратором.

– Ты хорошо записал все, что я говорил, Луи?

– В мельчайших подробностях, Нико.

Николя выдыхает густое облако сигарного дыма. Лола кашляет. Воняет табаком. Чтобы защититься от вони – а может, из солидарности, – некоторые закуривают сигареты.

– Идем дальше. Я получил директивы от нашей депутатки в Национальном собрании Виолэн Гароди.

Он достает письмо и громко зачитывает:

– «Скоро мы получим официальную поддержку от Гиены. Присутствие в наших рядах этого талантливейшего и очень популярного исполнителя расширит нашу молодежную аудиторию, особенно в пригородах. Он станет нашим официальным талисманом».

Все хлопают и проявляют энтузиазм по случаю присоединения к их делу такой знаменитости.

– Обожаю его песенки! – кричит Морган и декламирует строчки из хита рэпера «Убейте их всех».

– Я тоже, – подает голос Луи.

Николя с улыбкой продолжает: