– Пока нет. Возможно, с поиском соответствующих документов возникнут проблемы из-за пожара, уничтожившего административное крыло лыжной базы, где хранилась документация Общества лыжников, относящаяся к периоду шестидесятых-семидесятых годов.

– Этот сапог, в который была обута жертва… – нерешительно начала Юсра, сосредоточенно грызя карандаш. – На мой взгляд, он относится, скорее, к семидесятым. В те времена сапоги на платформе носили буквально все – начиная от школьниц и заканчивая рок-певцами.

Дункан подошел поближе к стенду и встал, внимательно разглядывая фотографии часовни.

– Дренажный насос… он ведь работает от электричества? – спросил он наконец.

– Разумеется, – кивнул Тэнк. – И что нам это дает?

– А вот что… – Дункан показал на ранние снимки. – Эти фото сделаны ночью. На них хорошо видно, что часовня освещена только свечами.

– Это не означает, что там не было электричества, – возразила Мелисса. – Свечи создают романтическую атмосферу, и они могли…

– Верно, – согласился Дункан. – Но вот другие снимки. Судя по ним, с начала восьмидесятых в часовне уже было электрическое освещение. – Он постучал по одному из снимков кончиком пальца. – Я почти уверен, что бетонный пол и водяной насос появились, когда в часовню провели электричество. Ну или чуть позже. Без надежного подключения к электросети дренажный насос бесполезен.

– Прихожане могли использовать генератор, – сказала Мелисса.

– Могли. Но если бы я был азартным человеком, я бы побился об заклад, что нашу Джейн Доу зарыли в подвале до того, как в начале восьмидесятых были сделаны эти фото.

– Итак, – прервала Джейн. – Давайте начнем с поиска участников Христианского общества лыжников. Быть может, кто-то из них хранит записи, из которых можно узнать, когда именно часовню подключили к энергоснабжению и когда забетонировали подвал и поставили насос. В случае удачи мы можем хоть немного сузить временной интервал, в который было произведено захоронение. Нужно также связаться с руководством лыжного курорта – у них могли сохраниться какие-то документы с интересующей нас информацией. В частности, я хочу знать, кто осуществлял бетонные работы в подвале. Кроме того, Фред Дювалье сказал мне, что раньше на лыжной базе работал ночным сторожем некто по имени, предположительно, Гуго Глюклих. Его контактные данные также могут быть у руководства базы. И еще…

Засигналил ее телефон, и Джейн бросила быстрый взгляд на экран. Звонила доктор Элла Квинн, и Джейн подняла вверх ладонь в знак того, что ей нужно принять этот вызов.

– Мунро слушает.

– Сержант? Говорит Элла Квинн. Мы забрали тело в лабораторию.

Джейн почувствовала прилив адреналина.

– Хорошо. Выезжаю.

Она дала отбой и повернулась к своим людям.

– Нашу Джейн Доу перевезли в лабораторию Криминалистического института Сеймур-хиллз, – сказала она. – Я сейчас еду туда. Дункан, ты со мной. Поедем каждый в своей машине, чтобы не зависеть друг от друга. Мелисса, займись Обществом лыжников и сведениями, касающимися часовни. Тэнк, на тебе руководство курортом. Постарайся выяснить у них, где искать этого Глюклиха. Ну а ты, Юсра, начинай работу с базами данных пропавших без вести.

– Вы хоть представляете, сколько там имен в этих базах? Каждый год в стране пропадает несколько тысяч человек, а мне придется просмотреть данные за несколько десятилетий. Да проще отыскать иголку в стоге сена! Я…

Она резко замолчала, и в рабочем зале воцарилась напряженная тишина. Все взгляды были устремлены на Джейн.

– Я представляю, – спокойно сказала та.

– Извините, шеф.

– Начни с середины шестидесятых, – распорядилась Джейн. – Я позвоню, если появится какая-то информация, которая позволит уточнить период поиска.

Она немного помолчала, по очереди глядя в глаза каждому члену своей команды.

– Ну, за дело. Давайте поскорее узнаем настоящее имя нашей Джейн Доу, найдем родных и вернем ее домой, потому что кто-то, быть может, до сих пор ее ждет.

Фейт

Возвращаясь домой с занятий инь-йогой^[13], Фейт Блекберн включила в машине радио, чтобы послушать новости. Йогу она терпеть не могла, но это было все же лучше, чем пилатес и потогонные кардиотренировки. Физические упражнения прописал ей врач. Он сказал, что Фейт нужно следить за собой как следует, иначе ее ждет беда.

В этом году ей исполнилось пятьдесят шесть. Несколько десятилетий она провела, сгорбившись перед компьютером, и это не могло не сказаться на ее здоровье. Потом была пандемия (что само по себе стало довольно сильным стрессом), работа на удаленке и развод с грубым, привыкшим распускать руки мужем (с последующей продажей их общей квартиры). Когда же пандемия закончилась и все работники начали понемногу возвращаться с удаленки в офисы, Фейт неожиданно уволили, и ей пришлось, как ни унизительно это было, переехать к пожилым родителям в дом, где прошло ее детство. Теперь Фейт страдала от избыточного веса, который отравлял ей жизнь. Кровяное давление у нее то и дело подскакивало до потолка, а выглядела она чуть не на двадцать лет старше, чем было на самом деле. Какого черта, не раз думала Фейт, окружающие советуют ей зарегистрироваться на сайте знакомств? У них что, совсем нет глаз? Да ей и за тысячу лет не найти себе партнера. Не теперь. Она уже отработанный материал.

Воспользовавшись знакомым съездом с шоссе, Фейт поехала по сравнительно свободным улочкам Северного Ванкувера, где в самом конце тупиковой Линден-стрит, на границе парка и леса, стоял дом ее родителей.

Диктор внезапно объявил о выпуске срочных новостей, и Фейт, заинтересовавшись, сделала звук погромче.

«…Человеческие останки, найденные в неглубокой могиле под старой часовней на горе Хемлок, скорее всего, принадлежат молодой женщине. Об этой страшной находке впервые сообщила вчера вечером корреспондентка КТКС-ТВ Анжела Шелдрик. На данный момент известно, что останки были извлечены из земли группой криминалистов-антропологов из Криминалистического института при Университете Сеймур-хиллз. Расследование возглавляет детектив отдела по расследованию убийств Королевской канадской конной полиции. До сих пор, однако, ни полиция, ни коронерская служба не опубликовали никакого официального заявления, касающегося личности жертвы, которая остается неизвестной. По сведениям источника, близкого к расследованию, на ноге погибшей женщины был высокий сапог на платформе».

Сердце Фейт рванулось и замерло, а грудь стиснуло с такой силой, что она едва могла дышать. Казалось, ее придавило к земле тяжелой наковальней. Напрягая все силы, Фейт ткнула пальцем в клавишу «Выкл.». В салоне сразу стало тихо, и она крепче стиснула руль внезапно вспотевшими ладонями.

Нечто подобное она испытывала всякий раз, когда где-нибудь находили неопознанное тело, и неважно, где это было – здесь, в Британской Колумбии, в соседних провинциях, в Канаде или по другую сторону границы, в Штатах. Стоило сообщению об очередной находке прозвучать по радио, мать Фейт срывалась в штопор и снова начинала пить. А пить ей было, мягко говоря, не полезно. С тех пор как в начале сентября семьдесят шестого года старшая сестра Фейт неожиданно исчезла неизвестно куда, прошло без малого пятьдесят лет, и все это время – каждый день каждого проходящего года – ее мать тосковала, и мучилась, и ждала, что ее дочь найдется. Ее нервы были расшатаны десятилетиями бесплодного ожидания, сосуды никуда не годились, печень пошаливала, да и возраст давал о себе знать. Теперь малейшее потрясение могло стать для нее фатальным. К счастью, на отца Фейт подобные новости больше не действовали – так, во всяком случае, ей казалось. После инсульта у него развился синдром изоляции (некоторые врачи, впрочем, диагностировали бодрствующую кому, но Фейт так и не смогла взять в толк, в чем тут разница), и он почти перестал реагировать на внешние раздражители, а прогрессирующее старческое слабоумие понемногу разрывало и без того призрачную связь с окружающей действительностью. Отцу Фейт почти завидовала. Ей и самой хотелось ничего не чувствовать, не замечать, а главное – ни о чем не думать.

Когда пропала ее старшая сестра, Фейт было всего девять, но этот случай изменил все – ее детство, юность, взрослую жизнь. Изменил кардинально и навсегда, и такие новости, как сегодняшнее сообщение по радио, могли только разбередить старые раны и сделать острее боль потери, определившей жизнь их маленькой семьи после исчезновения сестры, обрекшего их на неопределенность, незавершенность, неразрешимость, неизвестность. Как ни назови – таков их жребий, от которого не избавиться никакими силами. И даже сегодняшние новости не сулили облегчения. Напротив, они могли сделать их положение еще хуже, еще безнадежней. Хотя куда уж хуже…

Больше всего Фейт не нравилось упоминание о женском сапоге на танкетке. Именно такие сапоги были на ее сестре в день исчезновения. Она купила их за считаные дни до начала учебного года на деньги, которые принесла ей подработка в пончиковой на Марин-драйв.

Свернув на Линден-стрит, Фейт медленно ехала к своему дому, молясь, чтобы мать пропустила это сообщение. Заехав на подъездную дорожку, она остановила машину и, выключив мотор, долго смотрела на крошечный, жалкий домишко, остро нуждавшийся в ремонте, покраске, уходе; казалось, он так и остался в семидесятых, тогда как все вокруг изменилось, обновилось, стало другим.

«Нужно с этим покончить, – подумала Фейт. – Но как?!»

Она выбралась из машины и, стараясь производить как можно меньше шума, вошла в дом. В прихожей поставила на пол свою сумку с одеждой для йоги, сняла куртку и повесила на крючок, потом стащила с ног кроссовки. В одних носках Фейт прошла в гостиную. Отец, как обычно, спал в кресле перед телевизором: из открытого рта доносится тихий храп, в уголках губ скопилась блестящая, вязкая слюна. Здесь все спокойно, и Фейт направилась в кухню, где мать пекла кексы. При ее появлении та подняла голову. Вид у нее был усталым.

– Привет, детка. Как прошло занятие?

– Хорошо, – солгала Фейт. – Как у тебя дела? Все в порядке?

«Ты видела новости?» – вот что подразумевали ее слова.

– Твой отец сегодня чувствует себя хуже. Кроме того, он ошпарил руку, когда открыл в ванной кран с горячей водой вместо холодной. Я смазала ему кожу мазью от ожогов и дала аспирин. Теперь он спит.

Хорошо, они ничего не видели. Пока. А потом, быть может, все как-нибудь обойдется – смертельная пуля пролетит мимо, и они не пострадают.

– Я сейчас спущусь к себе – мне нужно проверить электронную почту и принять душ. А потом помогу тебе вымыть посуду, ладно?

– Спасибо, милая.

Мать слабо улыбнулась и добавила:

– Все-таки хорошо, что ты вернулась к нам.

Через силу ответив на ее улыбку, Фейт поцеловала мать в сухую, словно пергаментную щеку. Выйдя из кухни, она решительно пошла к себе, но у лестницы в подвал заколебалась. Не в силах справиться с искушением, Фейт беззвучно двинулась дальше по коридору, в конце которого была дверь в комнату сестры.

Тот, кто никогда не терял близких, вряд ли понял бы мать Фейт, которая превратила спальню пропавшей дочери в музей, памятник прошлому, святилище. Все здесь оставалось точно таким же, как в роковом сентябре семьдесят шестого. Казалось, комната терпеливо ждет возвращения молодой девушки, которая бесследно пропала сорок семь лет тому назад.