– А вы, Виталий, только ради денег работаете? – вмешалась я. Хотелось попробовать на зуб этого философа, поскольку как шашлычник он меня вполне устроил. – Как же высокая миссия – нести людям свет просвещения?

– Ой, Алиса, Прометей принес людям огонь, и потом орел клевал его печень тридцать тысяч лет. А мне моя печенка дорога, – словно в насмешку над собой, Виталий тут же выпил еще одну рюмку водки. Борисыч, как верный паж, поддержал и тут же наполнил снова.

– Вот зачем люди ходят на экскурсии? – Веталь задал вопрос и тут же сам на него ответил: – Чтобы тешить свое самое низшее мещанское чувство – соответствие стандартам. Стандартам, которые установили давным-давно совсем другие герои. Искусство и историю творили гениальные безумцы, а наши туристы жаждут нормальности. Они слушают о величайших демиургах прошлого, а думают об отбивной в ближайшей харчевне. И хорошо, чтобы там в свое время отужинал тоже некто великий.

Большое искусство уподобляется абонементу в закрытый гольф-клуб. Понимать – необязательно. Гораздо важнее ощутить соответствие, причастность. И желательно в удобное время. «Анжелочка, вы видели Колизей?» – «Конечно, как же можно быть в Риме и не увидеть Колизей?».

Виталий попытался по ролям разыграть этот диалог. И в этом кривлянии, как в зеркале, отразилось его довольно быстро захмелевшее выражение.

Увлеченный своей пламенной речью философ тут же выпил еще и продолжил:

– В американском метро в час пик играл бездомный скрипач. Он великолепно исполнял Баха и Шуберта. Без оваций и цветов. За час ему в футляр накидали лишь около тридцати долларов. Почти никто не остановился, чтобы послушать виртуозную игру… – Виталий многозначительно поднял палец вверх. – Это был выдающийся скрипач Джошуа Белл. Он держал в руках инструмент Страдивари стоимостью около четырех миллионов долларов. А накануне у него был концерт в Вашингтоне. Аншлаг. Четыреста долларов билет в первых рядах. А тут вот вам, бесплатно. И никому не надо… Если на шедевр не поместить ценник, никто и не поймет его величия. Поэтому для меня абсолютная ценность – деньги. На них всегда все правильно и честно написано. – Он немного зловеще рассмеялся.

Интеллигентный образ темнел в моих глазах, как серебро. Для меня – музейного работника – его слова были плевком в самое мое глубинное нутро.

– Да, вокруг достаточно невежества, суеты, поверхностности, зацикленности на себе… Но тяга к искусству, к прекрасному – это воздух, которым дышит наша цивилизация. Даже если порой в ответ мы слышим только кашель. Искусство – это грубая веревочная лестница для ленивой души, а не волшебная таблетка… – сказав эти слова, я тут же поняла, какую ошибку совершила. «Баба Наташа» ворвалась в спор, как доктор Айболит, похоронив философский диспут под грудой рассказов о полезных для здоровья лекарствах.

Застолье покатилось по своему привычному маршруту: рассказы про детей, мужей и кошек, рыбалку, баню, баб с обложек… Дальше компания разбрелась по интересам – кого-то закружила Терпсихора, кто-то сразу прыгнул в объятия Морфея.

В какой-то момент мы оказались втроем у камина с Веталем и скептической Юлей, которая питала некий интерес к потухшему философу.

– Знаешь, Виталька, я так далеко, как ты, в суть вещей не заглядываю. Но искусство делает меня лучше. – Она выпила вина и как бы невзначай положила руку ему на плечо.

Веталь вяло кивнул, уронив голову и показывая тем самым, что тема, как и сам приятный вечер, исчерпаны.

Мне стало скучно. Захотелось сбежать куда-нибудь. Я взглянула на телефонные часы – цифры недавно отбили десять вечера. В мозгу, как бешеная лиса, носилась мысль – задание от Ирусика «Проверочное слово». Я нервно опустошила бокал вина, открыла мессенджер и тут же отправила сообщение. Вадиму. «Привет. Можешь меня забрать? Алиса в Краснолесье».

Отложила телефон и затаила дыхание. Мне было не по себе. Просить мужчину приехать за мной куда-то за тридевять земель в ночи… А если не ответит? Как же глупо я буду выглядеть завтра. А вдруг он занят? Во всех смыслах – чем-то или кем-то. Вот и выясним заодно – в этом и заключался расчет Ирусика.

Экран телефона загорелся. Я подождала минуту и посмотрела сообщение. От Вадима: «Скинь гео. Буду через 2 часа».

Я выдохнула и словно растворилась в нежном теле дивана. Часы пролетели почти незаметно под болтовню Юли, сопение Веталя и молчание подкидывающего дровишки в камин Максима.

– Ребят, спасибо за компанию. Мне пора, – засобиралась я, получив долгожданное сообщение. Юля сделала удивленные глаза, но спорить не стала, видимо обнаружив внезапные плюсы в моем исчезновении. Молчун пошел меня проводить.

– Сыч кричит. К дождю, – сказал мне Максим на прощание.

Я села в машину Вадима, и мы стремительно выехали на трассу. Несколько минут двигались молча. Получив награду в виде «рыцаря на черном коне», я теперь не знала, как ей правильно распорядиться.

– Что отмечали? – спросил Вадим, прервав тягостное молчание.

– Конец активного туристического сезона, – слегка запинаясь, выговорила я, – теперь до весны работы почти не будет.

Я озвучила это безо всякой задней мысли, но пьяненький акцент, дьявол его побери, внес несколько просительных нот.

– Будет тебе работа, – как всегда, категорично произнес Вадим, – в Штадтхалле есть теплое местечко. Мой друг, замминистра культуры, похлопочет.

«Наверное, это неправильно», – подумала я, но мысль тут же захлебнулась во внезапно обрушившемся на лобовое стекло ливне.

Глава 5
Принципы создания бородатых анекдотов

– Алиса, скажи что-нибудь на футбольном?

– Ну что, Серенький? Кто с мячом к нам придет, тот от мяча и… – Я попыталась взять сына за руку, но он аккуратно улизнул от прикосновения. И в то же время еле заметно улыбнулся. Наверное, впервые за последнее время.

Переезд в Калининград, мой внезапный роман с Вадимом, новая работа в областном музее усилили турбулентность в наших отношениях. Желание стабилизировать совместный полет толкнуло меня на самый циничный путь к этому маленькому (но уже такому мужскому) сердцу. Через футбол.

Непутевые родители делают так во всех американских фильмах.

Поэтому в то октябрьское воскресное утро, вместо того чтобы нежиться в постели, я имитировала болельщицу на окружных школьных соревнованиях по мини-футболу.

Сразу признаюсь, отношения с этим видом спорта у меня как-то не заладились. (Алиса, а какие отношения у тебя вообще заладились?) И все благодаря бывшему полумужу и страстному болельщику, который являлся олицетворением мяча, летящего в аут.

Накануне я записала советы Ирусика, как должен вести себя правоверный фанат на матче. Несложно: не тупить в телефон, драться с болельщиками команды соперника (надеюсь, не пригодится) и радостно вскакивать с места, кричать и хлопать, когда наши забили гол. Одна загвоздка – как понять, какие ворота наши? Это вам не постимпрессионисты, тут с ходу не разберешься.

В первой же игре пришлось изрядно попотеть. Опасаясь пропустить что-то важное, я подскакивала с лавочки каждый раз, когда мальчишки сбивались в кучу и дрыгали ногами, исполняя круазе и фуэте. Впрочем, первые соперники больше напоминали выставку скульптур, между которыми умело шныряла команда моего сына. Только Серенький забил половину из восьми голов. Я была поражена, насколько технично он обращается с мячом. Это так странно – вдруг узнавать, что твой угрюмый сын в чем-то чертовски хорош.

Во время второго и третьего матча появилась возможность немного отдохнуть. Число голов и ударов по воротам сократилось, но оппоненты все равно рассыпались под мощными атаками наших нападающих: Серенького и его одноклассника – крупного вихрастого пацана, которого я окрестила про себя почему-то Дзюба. Этот верзила действовал не так эффектно, как мое чадо, зато эффективно. Его стиль больше напоминал игру в регби. Рук в его игре было заметно больше, чем ног. Дзюба подобно тарану врезался в клубок футболистов, превращая их в бублик. Один соперник-мальчуган, отутюженный таким образом, даже отправился на замену. Будь я его мамашей, вероятно, полезла бы в драку. Впрочем, благодаря этому методу наша команда вышла в финал.

Здесь-то и произошло нечто ужасное, что я долго не могла осмыслить.

Финальный матч развивался напряженно, вязко. Мяч словно лишили свободы передвижения по полю и заточили в угловую камеру, где «надзиратели» отрабатывали его ногами. Ребята заметно нервничали. Их лица покрылись пунцовой крошкой, пот, как с горки, катился по волосам за шиворот. Основное время игры закончилось вничью. Судья принял решение играть до первого гола. Команда сына поддавливала соперника, и я почти не сомневалась в скорой победе. Но тут вихрастый товарищ снова кого-то уронил у ворот противника – арбитр наконец назначил штрафной.

Я не успела понять, что происходит: несколько ловких пасов, и чужой нападающий уже в зоне наших ребят. На пути у него только мой сын и Дзюба, которого не так-то и легко обойти – больно уж крупная особь наросла. Еще секунда, и вихрастый Дзю рухнул, как подкошенный ковыль, а Серенький сделал шаг в сторону, освобождая противнику коридор для прохода. Чужой игрок нырнул в эту щель, и уже через мгновение зал взорвался бешеным криком – го-о-о-о-ол!

По инерции я вскочила на ноги, но тут же закрыла лицо руками, осознав, что Дзюба отлетел в сторону после мощного толчка моего сына.

Дальше, как в замедленной съемке, только кадры перед глазами: команда соперника качает на руках победителя, Дзюба орет на моего сына, хватая его за руки, Серенький молча отмахивается и уходит в раздевалку, тренер нашей команды с перепуганным лицом убегает, прикладывая к уху телефон.

Забегая вперед, скажу: эти соревнования имели важнейшее значение для директора школы, поскольку влияли на его карьерные перспективы.

Дорога домой стала для нас тягостным испытанием. Мы шли и молчали. Единственное, что нас объединяло, – необъяснимое желание шагать в такт, будто мы два синхронизированных устройства.

– Ты отлично играл сегодня, – попыталась я подлизаться к сыну, но он мгновенно раскусил меня, одарив довольно снисходительным взглядом.

Решила зайти с другой стороны:

– Я правда не понимаю, зачем ты толкнул своего приятеля?

– Вижу, что не понимаешь… – как нечто само собой разумеющееся констатировал мальчик.

Дома мы разошлись по разным комнатам и несколько часов сидели как в заточении. Ощущения – потерянная почва под ногами. Необходимость – срочно найти опору. У меня появилась мысль.

Я приоткрыла дверь в комнату сына.

– Ты знаешь, я тут подумала…

– Да-да, мама, конечно, иди. Коллекционеру привет! – кивнул он, словно прочитав мои мысли.

Ощутив неловкость, я не придумала ничего лучше, чем глупо улыбнуться и закрыть дверь в его комнату.

Я люблю музеи: их мудрую, несколько высокомерную тишину, широкие пространства, наполненные спаривающимися друг с другом сюжетами экспонатов, выставленных здесь в разное время. Люблю узкие рабочие каморки и закоулки хранилищ, где заточенные внутрь произведений страсти мастеров причудливо пляшут на стенах. Подобно тайному любовнику, ежедневно пробираюсь я в эти залы, чтобы насытиться негой искусства и с закатом солнца улизнуть через балкон.

Но я не представляю – как в музее жить?

Вадим чужд этих предрассудков. Он потребляет жизнь во всем ее многообразии: пьет чай из костяного фарфора позапрошлого века, подает фрукты на антикварном блюде на винтажный стол редких древесных пород.

Изгиб дутой ножки стола упирался мне в бедро и создавал неудобства, Вадим же восседал в полнейшей гармонии, отклячив левое колено максимально далеко от правого.

– Из этих чашек страшно пить. Вдруг разобью. Что тогда будет? – осторожно спросила я.

– Будет сервиз не на шесть, а на пять персон, – спокойно ответил Вадим.

Он будто почувствовал, что я нуждаюсь в безусловном принятии, даже если выяснится, что все косяки мира со времен кайнозойской эры – дело моих рук.