Неделю спустя тайна была раскрыта. Моего отца снова «продали», но на этот раз его жена. Она нашла ему замену – мастера из деревообрабатывающей мастерской по имени Боб, подрабатывающего в межсезонье плотником. Методист из нашей школы порекомендовала его маме, когда прошлым летом папа затеял ремонт нашей кухни.

В итоге я все же получила то, о чем мечтала, хотя переехала к папе в Атланту лишь через девять месяцев. Мама осталась в Детройте с мужчиной, которого любила больше, чем моего отца. И больше, чем меня.

* * *

И после этого я должна быть с ней милой и дружелюбной? Я вздыхаю. Дороти не знает и половины правды. Вся история известна лишь четверым, и одного из них уже нет в живых.

Я пыталась рассказать свою историю Майклу, надеясь на его сочувствие. Это было на нашем третьем свидании, после чудесного ужина в «Арно». Мы сидели в моей гостиной и пили «Пиммс». Он поведал мне подробности об аварии, приведшей к трагической гибели его жены, и мы оба плакали. Раньше я никому не рассказывала свою историю, но в тот вечер мне было рядом с ним так комфортно, что я решилась. Я начала с самого начала, но закончила на том же месте, где всегда, умолчав о ночном происшествии с Бобом.

– Я переехала в Атланту вместе с папой. Первые два года я виделась с мамой раз в месяц, всегда на нейтральной территории – обычно в Чикаго. Папа не разрешал мне навещать ее дома, да мне этого особо и не хотелось. Он всегда старался меня защитить, и это вызывало восхищение. Когда мы жили с мамой, я не была близка с отцом. Мы с ней были неразлучны, а папа был где-то на левом поле, в прямом и переносном смысле. Редко бывая дома, он был то ли в пути, то ли на тренировке, но чаще всего в баре. – (Майкл вскинул брови.) – Да, отец любил повеселиться, любил виски.

Я опустила глаза, стыдясь того, что пытаюсь скрыть правду о человеке, которого без натяжки можно было бы назвать алкоголиком. Мой голос срывается, и я замолкаю на несколько минут, собираясь с духом, чтобы продолжить.

– Вот так. После окончания школы я с ней не виделась и не разговаривала. Но теперь я в порядке, все хорошо. Не понимаю, с чего вдруг я разревелась.

– Это тяжело. – Майкл обнимает меня за плечи и притягивает к себе. – Не думай об этом, милая. Твоя мама просто запуталась. Если бы она только знала, какое сокровище потеряла.

Он поцеловал меня в макушку, и этот заботливый, почти отеческий жест затронул уголок моей души. Но у меня в голове все еще звучала прощальная фраза Джексона, с которым мы расстались год назад. Неудивительно, что ты так легко меня отпустила, Ханна. Мы никогда по-настоящему и не были вместе. Эти слова разрывали мне сердце. Впервые в моей жизни кто-то попытался разрушить стену, которую я столь тщательно возводила, чтобы оградить свои чувства.

А сейчас, сидя рядом с Майклом, я, толком не подумав, выпалила:

– Он… ее друг Боб… он трогал меня. Мама мне не поверила. Вот почему я уехала из Мичигана. А мама осталась с ним…

Ужас на лице Майкла заставил меня замолчать.

– Я хочу дать тебе совет, Ханна. Некоторые свои секреты лучше не раскрывать. Как публичные фигуры, мы должны думать о своем имидже.

Я в замешательстве взглянула на него:

– Имидже?

– Просто я хочу сказать, что у тебя имидж приятной девушки, живущей по соседству. Хорошие манеры, безупречное прошлое. Таков твой образ. И не стоит давать повод думать, что этот образ ненастоящий.

Ханна, нам было приятно узнать, что Вы приняли наше предложение. Вся наша команда в восторге от Вашей идеи. Шоу с участием Фионы Ноулз идеально отвечает нашим интересам, а Ваша собственная история придаст всему нужные акценты.

Моя ассистентка Бренда Старк вскоре с Вами свяжется. Она запланировала собеседование на 7 апреля.

С нетерпением жду встречи.

Джеймс

– Черт! – вскрикиваю я, глядя на экран ноутбука. – Меня сейчас стошнит.

Джейд постукивает пальцем по кисточке с пудрой, осыпая мой полиэтиленовый халат кремовыми хлопьями.

– В чем дело?

Я открываю документ на своем компьютере:

– Смотри, Джейд. Помнишь то предложение, которое меня попросили написать для WCHI? Похоже, оно им понравилось. Но знаешь, я многое там придумала. Я не признаюсь им, что прошло два года, прежде чем я отправила свой камень Фионе. А моя мать… В своем предложении я пишу, что моя мать придет на шоу. Это ложь. Я не посылала ей камень. Эту часть я тоже придумала.

Джейд похлопывает меня по плечу:

– Эй, успокойся! Это всего лишь идея, так ведь? Может, ничего и не снимут.

Я вскидываю руки:

– Кто знает? Но мне как-то не по себе. Что, если меня спросят? Я ужасная лгунья!

– Тогда отправь ей камень.

– Маме? Нет, нет! Я не могу ни с того ни с сего послать ей камень. Я не видела ее много лет.

Джейд хмурится, глядя на меня в зеркало:

– Можешь. Если захочешь. – Она берет баллончик с лаком для волос и встряхивает его. – Но меня это не волнует. Врать я не умею: надеюсь, эта работа тебе не достанется.

– Не достанется какая работа?

В дверях появляется Клаудия, одетая в платье-футляр сливового цвета. На ее плечи ниспадают кудри, напоминающие о кукле Барби, которая у меня была в детстве.

– О, привет, – киваю я. – Эта работа в…

– Нигде, – перебивает меня Джейд. – Что тебе надо, Клаудия?

Она подходит к моему креслу:

– У меня сегодня в утреннем эфире такая глупая тема: средство от комаров с лучшим запахом. – Клаудия протягивает нам два пузырька. – Хочу услышать ваше мнение, дамы.

Она сует в лицо Джейд одну бутылочку, потом вторую, с распылителем.

– Первая, – говорит Джейд и отворачивается.

Похоже, она даже не понюхала, просто хочет избавиться от Клаудии.

– А тебе, Ханна?

Я ставлю ноутбук на стол и беру первый пузырек:

– Неплохо.

Потом она подносит к моему носу пузырек с распылителем. Я нюхаю:

– Гм… Не чувствую запаха.

– Да вот же.

Последнее, что я вижу, – это палец Клаудии, нажимающий на насадку. Потом мне в глаза словно впиваются тысячи иголок.

– Ой! Вот черт! – Плотно зажмурив глаза, я закрываю их ладонями.

– Ох, прости, пожалуйста, Ханна!

– О черт! Ой-ой-ой! Глаза горят!

– Иди сюда! – командует Джейд. – Надо промыть глаза.

Я слышу тревогу в ее голосе, но не могу поднять веки. Джейд подводит меня к раковине и ополаскивает мне лицо. Но глаза отказываются открываться, по щекам сами собой текут слезы.

– Мне так жаль, – снова и снова повторяет Клаудия.

– Все в порядке, – говорю я, склоняясь над раковиной и тяжело дыша. – Не беспокойся.

Из другого конца комнаты доносятся приближающиеся шаги. Судя по торопливой походке, это Стюарт.

– Что здесь у вас происходит, черт побери?! О боже! Что с тобой, Фарр?

– Клаудия брызнула… – начинает Джейд, но я перебиваю ее:

– Мне в глаза попало средство от комаров.

– Чудненько. У тебя через десять минут эфир. – (Я чувствую его рядом, представляя себе, как он наклоняется над раковиной и таращится на меня.) – Господи Исусе! Ну и физиономия! Страшилище какое-то!

– Благодарю, Стюарт.

Я могу только догадываться, как выгляжу с красными, воспаленными глазами и мокрыми щеками, измазанными макияжем. Но надо ли было об этом говорить?

– Ладно, меняю программу, – заявляет Стюарт. – Клаудия, тебе надо включиться. Будешь вести передачу по крайней мере до того момента, пока она не станет похожа на человека.

Я поднимаю голову и слепо оглядываюсь по сторонам:

– Погодите. Нет, я…

– Конечно, – раздается голос Клаудии. – Рада помочь.

– Дайте мне пару минут, – прошу я, пытаясь поднять веки пальцами.

– Умеешь работать в команде, Клаудия, – говорит Стюарт, я слышу, как его лоферы поскрипывают где-то у двери. – Фарр, у тебя сегодня выходной. И в следующий раз не будь такой беспечной.

– Об этом не волнуйтесь, – скривившись, произносит Джейд. – И, Стюарт, не забудьте прихватить с собой эту дрянь.

Я слышу, как Клаудия, задохнувшись, пытается что-то сказать.

– Джейд! – укоряю я подругу за грубость.

В комнате повисает напряженное молчание, через секунду прерванное Джейд.

– Этот спрей от комаров, – сообщает она, передавая флакон Стюарту.

Дверь закрывается, и мы остаемся одни.

– Какая подлая стерва! – не выдерживает Джейд.

– Перестань! – Я прикладываю к глазам салфетку. – Ты же не думаешь, что она сделала это специально?

– Солнышко, тебе известно такое слово «ма-ни-пу-ли-ро-вать»?

Глава 7

Две недели спустя, в среду утром, я прибываю в аэропорт О’Хара. На мне темно-синий костюм и туфли на высоком каблуке, через плечо перекинута дорожная сумка. Меня встречает крепкий парень лет двадцати с табличкой «Ханна Фарр/WCHI».

Мы выходим из терминала на улицу, и меня едва не сбивает с ног порыв холодного ветра.

– Я думала, у вас уже весна, – говорю я, поднимая воротник плаща.

– Добро пожаловать в Чикаго. – Он кладет мою сумку в багажник «кадиллака». – На прошлой неделе было около шестидесяти градусов, а этой ночью – шестнадцать^[2].

Мы едем по шоссе I-90 в главный офис WCHI на Логан-сквер. Я засовываю ладони между колен, надеясь согреть их, а заодно и успокоиться перед предстоящим собеседованием. Зачем только мне взбрело в голову придумать эту историю с прощением?

С заднего сиденья я смотрю в окно на затянутое тучами небо, с которого на блестящий асфальт сыплется мокрый снег. Мы проезжаем пригород с его кирпичными домами и отдельно стоящими гаражами. Неожиданно я вспоминаю Джека.

Как глупо! Джек живет в центре города, а не на окраине. Находясь сейчас в Чикаго, я невольно задумываюсь о том, какой могла бы быть наша жизнь, если бы он не предал меня. Возможно, я осталась бы с ним, поддавшись его мольбам, и мы жили бы в одном из этих уютных домиков. Была бы я сейчас счастливее, если бы не придала значения его интрижке с той девицей? Нет. Отношения, построенные на недоверии, долго не продержатся.

Пытаясь отвлечься, я достаю телефон и набираю номер единственного человека, который может по мне скучать.

– Привет, Дороти, это я.

– О Ханна, как я рада тебя слышать! Представляешь, сегодня утром я получила еще один мешочек с Камнями прощения! От Патрика Салливана… Ты ведь его знаешь, у него такой низкий голос? От него всегда пахнет так, будто он только что вышел из парикмахерской.

Я улыбаюсь, слушая описания Дороти. Они всегда связаны с запахами и звуками, а не с визуальными образами.

– Да, я знаю Патрика. Он прислал тебе камень?

– Прислал. Просил прощения за годы забвения, как он выразился. Видишь ли, мы с ним давно знакомы. Он коренной новоорлеанец, как и я. У нас был роман, еще в Тулейнском университете. И тут вдруг я узнаю, что он получил стипендию на обучение в Тринити-колледже в Дублине. Мы расстались вполне мирно, но я никак не могла понять, почему он столь внезапно разорвал отношения. Мне казалось, мы любим друг друга.

– И он попросил прощения?

– Да. Все эти годы бедняга нес на себе тяжкий груз. Видишь ли, мы оба собирались подать заявку на престижную стипендию Тринити-колледжа. Мы мечтали вместе поехать в Ирландию, провести там лето, изучая поэзию и гуляя по живописным окрестностям, а потом вернуться домой. Мы вместе часами писали эссе для поступления. Господи, мусорная корзина была доверху заполнена испорченными листками! Вечером перед финальным сроком подачи мы с Пэдди сидели в столовке и вслух читали друг другу свои эссе. Когда он читал свое, я едва не расплакалась.

– Было так трогательно?

– Нет, было ужасно. Я не сомневалась, что его ни за что не примут. Ночью я не сомкнула глаз. Я была уверена, что получу стипендию, поскольку и оценки, и эссе у меня были хорошие. Но мне не хотелось ехать без Пэдди. К тому же я подумала, что он сильно расстроится, если я получу стипендию, а он – нет. Наутро я приняла решение и не стала подавать заявку.

– И он спокойно к этому отнесся?