Вновь пройдя через холл, я поднялась по слегка поскрипывающим ступеням широкой лестницы на второй этаж. Когда я добралась до верхней ступеньки, эта своеобразная сигнализация начала меня слегка раздражать. Видимо, Белорецкий был не из тех хозяев, которые дотошно следят за состоянием дома.

На втором этаже находилось несколько помещений, в том числе небольшая гостиная-читальня, оборудованная узкими стеллажами с книгами. Взглянув на корешки, я убедилась, что всем видам литературы Белорецкий предпочитал фантастику и детективы. Кроме гостиной на этаже оказалась бильярдная, где я также не обнаружила чего-либо достойного внимания частного сыщика. Наконец я очутилась в спальне, посреди которой главенствовала широкая двуспальная кровать, аккуратно застеленная темно-лиловым покрывалом. Помещение, в котором недавно разыгралась трагедия, сейчас выглядело довольно безмятежно. На прикроватном столике лампа с темно-бежевым стеклянным абажуром успела покрыться едва заметным слоем пыли, на цветном коврике – кожаные домашние туфли. Я невольно принюхалась, ожидая уловить запах дыма, однако ощутила лишь слабый аромат моющего средства. Открыв дверь в глубине спальни, я убедилась, что за ней скрывается самая обычная ванная комната с небольшой ванной, душем и санузлом. На бортике ванны в ряд выстроились флаконы с гелем и шампунем, вся сантехника была начищена до блеска. Ванная выглядела не вполне современно, но как-то по-особенному уютно и консервативно. Как, впрочем, и сама спальня. Вероятно, вкусу хозяина соответствовал именно этот стиль. Или же Белорецкий и вовсе не заботился о каком-либо стиле, обустраивая собственное пространство так, как было удобно лично ему.

Закрыв дверь в ванную, я обошла спальню в поисках сейфа. Однако в спальне, как и во всем особняке, не оказалось ничего похожего на надежное хранилище денег и важных документов. Вероятно, вся деловая жизнь Белорецкого была сосредоточена в Тарасове. Тогда вполне логично предположить, что и сейф со сбережениями и упомянутыми Лиховцевой акциями он предпочитал держать под рукой, то есть в своей тарасовской квартире. Значит ли это, что его убийство никак не связано с этой самой деловой стороной? Если это действительно убийство…

Из общего убранства помещения выпадала лишь одна удивившая меня деталь. Узкая кованая лестница, над которой располагалось нечто вроде люка. Конечно, я сразу поняла, что это дверь, ведущая на чердак. Но сама идея расположить выход на чердак, а оттуда, возможно, и на крышу, показалась мне, мягко говоря, довольно своеобразной.

Естественно, я не смогла удержаться от искушения обследовать все, что скрывалось за этой столь неудобно расположенной дверцей. Вновь воспользовавшись связкой своих отмычек, я кое-как просочилась из спальни в чердачное помещение. К моему разочарованию, оно оказалось хотя и довольно просторным, но практически пустым. А я-то надеялась увидеть залежи пыльных сундуков, как в старых заброшенных домах из фильмов о кладоискателях. Однако из мебели здесь находилась лишь длинная садовая скамья с изогнутой спинкой, а само помещение оказалось довольно светлым благодаря узким вытянутым оконцам по всему периметру. Все это совсем не походило на старый заброшенный чердак. Зато в углу под потолком, над небольшой металлической лестницей, находилась еще одна откидная дверь несколько большего размера, чем предыдущая, причем явно ведущая на крышу.

Я, в который уже раз за время своего дерзкого набега на чужую дачу воспользовавшись отмычкой, с превеликой осторожностью приоткрыла дверь. Мне надо было учитывать, что, выйдя на крышу, я рискую оказаться на всеобщем обозрении, то есть на виду у отдыхавших на своих верандах и приусадебных участках владельцев соседних коттеджей. В отворенную дверь вместе со свежим ветром хлынул поток яркого солнечного света.

Я, присев на корточки, буквально выползла за дверь, искренне надеясь, что дачники в данный момент найдут себе куда более интересное занятие, чем глазеть, что это там происходит на крыше строения номер двадцать три по улице Цветочной. Соблюдая все возможные меры предосторожности, я убедилась, что нахожусь в импровизированном солярии, а в нескольких метрах от меня возвышается каминная труба. Оглядевшись, я заметила лестничные поручни. Лестница располагалась на стене, противоположной фасаду особняка.

Соблюдая все меры предосторожности, чтобы остаться незамеченной для возможного наблюдателя, я приблизилась к месту крепления лестницы и посмотрела вниз. Так и есть, лестница спускалась до самой земли. Значит, на крышу можно было попасть двумя способами – как снаружи, так и непосредственно из дома. Взяв это обстоятельство на заметку, я вернулась.

Решив, что собрала исчерпывающую информацию об устройстве особняка, я проделала путь в спальню в обратном порядке, не забывая попутно закрывать двери. Вновь оказавшись на узенькой лестнице под люком, я заметила, что возле кровати со стороны, противоположной столику, что-то едва заметно поблескивает. Как будто кем-то оброненный крошечный кусочек фольги.

Моментально очутившись на полу, я наклонилась над заинтересовавшей меня находкой. То, что я приняла за обрывок блестящей оберточной бумаги, оказалось изящной серебряной сережкой. С небольшого крепления свешивались четыре тонкие цепочки, в просторечии называемые висюльками, каждая из которых заканчивалась крошечным розоватым камушком. Украшение выглядело стильно и очень мило. Такие серьги вполне подойдут к вечернему образу «на выход», впрочем, также будут уместны и в офисе, невызывающие и в меру нарядные.

Я решила, что оброненное украшение, по всей вероятности, могло принадлежать моей клиентке. Надо будет спросить при случае, а заодно и вернуть.

Аккуратно уложив сережку в пакетик, я спрятала находку в рюкзачке. Нет, вернуть драгоценность всегда успеется, а пока мне бы не хотелось растревожить Веронику Георгиевну тяжелыми переживаниями. Все-таки обстоятельства, при которых она потеряла украшение, вряд ли можно назвать приятными.

Придя к выводу, что в особняке Белорецкого мне больше нечем поживиться в плане информации, я потихоньку выбралась наружу, надежно заперев обе двери, и вновь перемахнула через забор. Только теперь я обогнула коттедж с тыла, очутившись на параллельной улице с громким названием Сосновый бульвар. Собственно, бульваром эту территорию можно было назвать лишь отчасти, поскольку именно эта улица условно отделяла весь поселок от внешнего пространства. То есть, попросту говоря, была первой улицей с западной стороны жилого массива. Зато сосновым его можно было назвать в полной мере, поскольку вдоль неширокой асфальтированной дорожки высились несколькими стройными рядами молодые сосны. И сейчас, поздним летним утром, аромат нагретой смолистой коры и хвои буквально завораживал.

Я с наслаждением вдохнула напоенный сосновым запахом воздух, любуясь поблескивающими янтарными капельками на коричневато-оранжевых стволах. Вот теперь я в полной мере оценила прелесть этого места, его покой, тишину, размеренность, загадочную смерть… Тьфу ты! Вот ведь навеяло!

Сердито тряхнув головой, я усилием воли заставила себя сосредоточиться на том, что в эту часть поселка меня привели отнюдь не красоты хвойных лесов. В коттедже под номером восемнадцать по Сосновому бульвару проживал Эдуард Аркадьевич Солодилов, принимавший самое деятельное участие в похоронах Белорецкого.

Подходя к нужному строению, я испытала некоторое замешательство, вспомнив, что не заготовила какой-либо внятной легенды. Хотя с некоторых пор я прекратила изображать из себя потенциальных покупательниц, клиенток и социальных работников, поскольку мои собеседники не проявляли особого беспокойства, узнав, что я частный детектив. Кто-то смотрел на меня с легким интересом, а кому-то и вовсе был безразличен мой род занятий. Профессия частного детектива перестала быть экзотикой, и я уповала на то, что и Солодилов спокойно пойдет со мной на контакт, не усмотрев в моем желании обсудить гибель его соседа ничего подозрительного.

К моей несказанной радости, Эдуард Аркадьевич как раз выходил за пределы своего землевладения и при моем приближении посмотрел на меня с веселым любопытством. Невесть почему я сразу распознала в этом невысоком и плотном мужчине лет шестидесяти с довольно пышной и полностью седой шевелюрой господина Солодилова, с которым жаждала побеседовать со вчерашнего вечера. Ничего сверхъестественного за моей уверенностью не скрывалось – ровесник Белорецкого, выходящий из коттеджа номер восемнадцать, держался уверенно и вполне по-хозяйски. Кем же еще он мог быть, как не владельцем означенного строения и по совместительству нужным мне свидетелем.

– Вы ко мне, барышня? – осведомился между тем мужчина.

– Если вы Эдуард Аркадьевич Солодилов, то к вам, – ответствовала я с улыбкой, которая в моем арсенале числилась под кодовым названием располагающей.

Во взгляде моего собеседника появилась едва заметная настороженность, которую он умело скрыл за ответной улыбкой.

– Он самый. С кем имею честь?

Я представилась по всей форме, не забыв продемонстрировать свое удостоверение.

– Частный детектив, – задумчиво протянул Солодилов и тут же сообщил: – А я вот моцион собрался совершить, а заодно и наведаться в поселковый магазинчик. Дачный, как мы здесь его величаем. Или вы предпочитаете побеседовать в доме?

Он сделал было приглашающий жест, указав рукой на калитку, из которой только что вышел, но я поспешила возразить:

– Нет-нет, с удовольствием с вами прогуляюсь, у меня всего несколько вопросов, если вы, конечно, не возражаете.

Солодилов с видимым облегчением улыбнулся.

– Что ж, тогда прошу.

Мы не спеша направились в сторону автобусной остановки, возле которой я действительно заметила длинное одноэтажное строение, еще когда выходила из такси. Вероятно, это и был тот самый магазин.

– Что привело в наши края частного детектива? – Эдуард Аркадьевич перехватил инициативу в беседе, и за его шутливой манерой держаться отчетливо чувствовалась напряженность. Мой визит почему-то его беспокоил, и я решила во что бы то ни стало выяснить причину этой тревоги.

– Простая формальность, Эдуард Аркадьевич, – заверила я своего собеседника, сопроводив свои слова беспечной улыбкой. – Вы ведь были близким другом и соседом Артемия Витальевича Белорецкого?

– Ах вот оно что… – Солодилов вздохнул, слегка нахмурившись. – Соседом – да, а вот другом – постольку-поскольку.

– Вы с ним не ладили? – уточнила я.

Услышав этот вопрос, Солодилов чуть ли не отшатнулся, мне даже показалось, что он того гляди бросится бежать.

– Я?! – возмущенно воскликнул он. – Ну что вы, с Темой все ладили, вернее, он со всеми. Но Тема, он ведь никого близко к себе не подпускал. Понимаете, о чем я?

В ответ я многозначительно кивнула, и моего внезапно разгорячившегося собеседника это явно успокоило. Хотя и не совсем.

– А почему вы этим интересуетесь? – Солодилов внезапно заподозрил, что мои расспросы могут оказаться для него небезопасными. – Тема умер, задохнулся в дыму. Стопроцентный несчастный случай.

Произнеся эту тираду, Солодилов выразительно пожал плечами, давая понять, что дело выеденного яйца не стоит.

Я решила подпустить трагического пафоса:

– Близкие Артемия Витальевича захотели узнать о последних минутах его жизни. Им важно убедиться, что он ушел в мир иной без страданий. Вы ведь нашли… нашли Артемия Витальевича?

Мои сентиментальные разглагольствования не выдерживали никакой критики, но если Солодилов и догадался, что я привираю, то ничем этого не обнаружил. Во всяком случае, пока.