Не знаю, правда ли то, что Пи Бу – лучший наездник Ебэя, но в одном он точно не солгал: здесь мы изрядно страдаем. Вот уже несколько ночей меня мучают головные боли такой силы, что невозможно спать, а в груди без конца давит. Пи Бу сказал, что это еще пустяки. Тогда какой же худший вариант? Я сомневаюсь, что так уж много людей «с низин» побывали в этом диком и холодном Ебэе и что Пи Бу многих повидал. За больше месяца пути мы не видели ни одной порядочной дороги. По правде сказать, даже у моих воинственных солдат нет большой охоты покорять эти убогие земли вдоль берегов Сяоцзинь, где живут лишь неотесанные пастухи.

Я оглядел конвой, который тщательно охраняли более сотни отборных ебэйских воинов. Они оберегали волшебное бронзовое зеркало. Именно из-за него мы притащились в это бесплодное захолустье. Мимо Юйшу^[12], мимо Сяяна^[13] – наше войско маршировало к этому треклятому плоскогорью! Именно из-за этого зеркала Великая Чао, только почувствовавшая вкус мирной жизни, отправила миллион семьсот тысяч солдат к подножью плато, где уже ждал сам его величество во главе легендарной семитысячной кавалерии Ланьи^[14]. Предвестник процветания снова растворился в будущем, и неужто все из-за этого зеркала?

Среди солдат поговаривали, что у императора есть три волшебных бронзовых зеркала. В одном можно увидеть любой уголок мира, и его величество всегда носит его с собой. Другое зеркало показывает, как начинаются битвы и войны. Говорят, когда его величество взошел на трон, он приказал разбить и сжечь это зеркало, сделав подношение духам, – чтобы впредь не поднялось ни одного меча. В третьем же можно увидеть самую красивую девушку Девяти царств, стоит лишь пожелать. В начале войны оно было утеряно в водах Цзяньшуй^[15]. Но после обретения власти Император бросил огромные силы подданных на то, чтобы это зеркало все же достали со дна реки. В наших отрядах ходили слухи, что из трех волшебных зеркал мы перевозим именно его.

– Это и впрямь оно? – спросил меня Янь Шэцзянь.

Я понятия не имел.

Когда его величество передавал мне зеркало, он завернул его в красную парчу и сказал:

– Юйань! Парчу можно будет снять только тогда, когда найдешь того, кого оно показывает. Поторопитесь.

– Но кто же отражается в нем? – спросил я.

– Хочешь сам посмотреть? – сказал его величество, пристально глядя мне в глаза. – Давай посмотри, и узнаешь.

– Прошу простить меня! – Я шлепнулся на пол в поклоне, а по спине заструились капли холодного пота. – Этот подчиненный не смеет и думать о подобном!

Император слабо улыбнулся.

– Твой вопрос вполне справедлив, за что же ты извиняешься?

– Раз таков приказ вашего величества, этот подчиненный поймет, кому передать зеркало, лишь когда придет время. Я служу вам уже одиннадцать лет, и мне никогда не приходилось сомневаться в приказах вашего величества, ваши замыслы всегда венчались успехом. И сейчас… и сейчас… – Я задыхался и стал бить лбом землю с такой частотой, с какой умелый повар опускает нож при нарезке овощей.

– Довольно, Юйань. – Император подошел ко мне и положил руку на мой разбитый в кровь лоб. – Знаешь, почему я поручаю это задание именно тебе?

– Этот подчиненный не ведает. – Рука его величества все еще лежала на моей голове, и я не смел ее опустить. Никакая сила на свете не смогла бы заставить меня опустить голову в такой момент!

– Вокруг меня много советников и министров, и все они мастерски красноречивы. Могущественные колдуны^[16] способны даже оживлять мертвецов. Что уж говорить о генералах. Среди всех возможных героев пяти рас ты, Се Юйань, всего лишь какой-то командир Ланьи, так, ничего особенного. – Он убрал руку. – А что касается преданности, – тут его величество громко рассмеялся, – даже если я пойду с войной на весь мир и погублю бесчисленное количество жизней, все равно найдутся тысячи человек, жаждущие сражаться за меня!

Окна в тронном зале задрожали от его громогласного смеха.

– Ты служишь мне всего одиннадцать лет, и тебя не было среди воинов, которые сражались на моей стороне в войне за трон. Но если не сможешь выполнить это задание, то не сможет больше никто во всех Девяти царствах. – Внезапно он опустил голову и посмотрел прямо мне в глаза. – Юйань, во всей Поднебесной, на всех ее бесчисленных просторах, после меня есть только один настоящий герой – и это ты.

Мою грудь внезапно будто сковало льдом, а зубы застучали, словно от холода, – я не мог вымолвить ни слова.

– Чего ты боишься? – Император снова улыбнулся. – Ты всегда отважно сражался за меня, не жалея своей жизни. Семь тысяч Ланьи под твоим руководством стали непобедимы. Пять раз ты закрывал меня от летящих стрел и звенящих мечей, отчего твое тело теперь исполосовано шрамами. Ты определенно не боишься смерти, так что же страшит тебя сейчас?

– Я… я… – Я услышал, как дрожит мой голос, глубоко вздохнул и попытался выровнять дыхание. – Этот подчиненный недостоин.

– Не бойся, я никогда больше не буду сомневаться в тебе.

Затуманенным взглядом я увидел, как выражение лица императора стало холоднее.

– Фундамент моего государства пока еще зыбок, и молниеносного решения этой проблемы нет, так как же мне удержать эту величайшую в истории империю? В народе говорят, что я жесток и беспощаден, – думаешь, я не знаю? Ха! Что они понимают!

– Невежественный люд не способен постичь всю мудрость вашего величества, – искренне выпалил я.

Император ненадолго задержал на мне взгляд и лишь спустя несколько мгновений продолжил:

– Юйань, будь сейчас кто-то другой на твоем месте, я бы посчитал его слова неприкрытой лестью, а за такое следует лишать должностей и наделов. Но ты… – Он вздохнул. – Что бы я тебе ни приказал, ты никогда меня не разочаровывал. Ты беспрекословно веришь мне, я знаю. Поверь и этим словам о том, что кроме меня ты единственный герой во всех Девяти царствах.

– Этот подчиненный все понял. – Я вновь согнулся в благодарном поклоне.

– Ступай! Когда увидишь ее, ты, конечно, поймешь, что перед тобой самая красивая женщина в мире. Привези ее ко мне.

Я не стал бы лгать Янь Шэцзяну – после одиннадцати лет отчаянных сражений бок о бок никто в мире не понимал его лучше меня.

– Правда не знаю, – ответил я честно, – даже не думал об этом как следует.

– Но… – Погрузившись в мысли, он пощипывал себя за бороду.

Я знаю, что всем в отряде этот вопрос был очень любопытен. Они никогда не были так близки к тайнам императорского двора. Тем более во время нашего утомительного путешествия сложно было найти какое-то развлечение помимо праздных размышлений обо всем на свете.

– Однажды мастер из приказа астрономии по фамилии Цзе сказал мне, – вспомнил я и медленно произнес: – Все знают, что у его величества есть три волшебных зеркала, но для чего ему столько?

– Мастер Цзе Хайтянь? – Глаза Янь Шэцзяня округлились. – Тот самый Цзе Хайтянь, которого казнили, а после выставили его голову на шесте перед воротами императорского дворца? Неужели он действительно сам сказал это тебе? Когда?

– За день до того, как расстался со своей головой, – равнодушно ответил я.

На лице Янь Шэцзяня вихрем сменяли друг друга самые разные эмоции, и лишь через некоторое время он собрался с мыслями:

– Но что же мастер имел в виду?

– Возможно, что у его величества на самом деле нет этих зеркал, а может быть, что его величеству вообще нет надобности ими пользоваться…

– Или он имел в виду, что на самом деле это все одно и то же зеркало, – с умным видом предположил Янь Шэцзянь.

– Не знаю. Никогда не думал об этом.

Есть такие вопросы, над которыми чем меньше думаешь, тем лучше. Меньше забот. В любом случае все в жизни происходит тогда, когда приходит нужное для этого время.

В последующие дни Янь Шэцзянь с весьма торжественным видом ни на шаг не отходил от нашего каравана.

Вчера вечером мы прибыли в Байма. Здесь находится Золотой шатер – резиденция Цихай Чжэньюя^[17], вождя племени Ванмо. Девушка, которую приказал найти император, должна быть здесь. Ванмо – одно из семи племен кочевников Ебэйского плоскогорья; за последнее десятилетие их силы невероятно возросли, и теперь Цихай Чжэньюя негласно считают ханом всех кочевников.

Официальная причина визита – посещение родни его величества. За время нашего долгого, тяжелого путешествия по пустыне солдаты, которые знали истинную цель нашей миссии, стали сомневаться в ней. Действительно, как может в этой сухой, безжизненный пустыне расцвести красивейший из цветов? Но стоило въехать в Байма, я понял, почему мы здесь. Все девушки этого поселения как на подбор были дивной красоты.

Солдаты моего подразделения – отважные, сильные воины, и я никогда не позволял себе дурно с ними обращаться. Самые лучшие вина, самые быстрые лошади, самые острые мечи, самые прекрасные женщины – куда бы мы ни приехали, всего этого у них было хоть отбавляй. Гуйгун, наш отряд лучших из лучших, имеют особый приоритет в выборе военных трофеев – против этого никто из военной элиты никогда не выступал. Но вчера, увидев этих девушек с белоснежной кожей и голубыми, как небо, глазами, разливающих вино, некоторые из солдат от потрясения пороняли на землю свои шлемы, словно зеленые юнцы. Неудивительно, что, по словам этих варваров Ванмо, они уже сто лет непрерывно воюют с соседями! Небось не только от того, что лучше живут, а еще потому, что все вокруг на их женщин слюни пускают, а?

Хан Цихай Чжэньюй – действительно выдающийся человек, я понял это сразу, как только увидел его. Ему за сорок – вероятно, он почти ровесник его величества; но лицо хана несет на себе глубокий отпечаток бесчисленных пережитых им невзгод, а вся его голова седая. Но глаза… Да, эти блеклые серо-голубые глаза уже нельзя было назвать лучезарными. Однако в их взгляде заключались невыразимая сила и мудрость. Следуя за императором, я побывал в самых разных уголках мира и встречал немало невероятных людей и прочих созданий, но никогда так не терялся в чьем-то взгляде. За исключением, конечно, его величества, но я ни разу не осмелился долго выдерживать его взгляд.

Позже Янь Шэцзянь сказал мне, что Цихай Чжэньюй, должно быть, настоящий смельчак. Вот дурень, только и знает, что мечом махать. Чего сейчас вообще стоит смелость? Среди наших вояк хоть отбавляй храбрецов, которые сломя голову побегут на великанов куафу^[18] с топорами или под лавину стрел из арбалетов свирепых хэло^[19]. Ну и что с ними после этого происходит? Боюсь, от большинства даже костей не остается – и те стираются в пыль. Отчаянные сорвиголовы – всего лишь гончие, подстегивающие остальных. Но в целом их наличие или отсутствие редко сказываются на общем результате. Конечно, я не могу сказать этого Янь Шэцзяню – он мне как брат; при этом он сам такой же безбашенный смельчак и часто бывает полезен на поле боя.

Что касается Цихай Чжэньюя… он был настоящим героем. Почему-то в голову мне пришло именно это слово, и я вспомнил наш разговор с его величеством. Ему незачем было так меня хвалить.