– Какой ещё консультации? – раздражение проступило сквозь его спокойный фасад.

– С адвокатом. На которую я опаздываю, кстати.

Он внезапно схватил меня за запястье: не больно, но достаточно крепко, чтобы я не могла вырваться:

– Лена, это обычная формальность. Просто подпиши сейчас, и мы закроем вопрос.

– Отпусти, – я смотрела ему прямо в глаза. – Ты делаешь мне больно.

Это была ложь – он держал достаточно сильно лишь для удержания, но не для боли. Но на мгновение в его взгляде мелькнул испуг. Он тут же разжал пальцы.

– Извини, – пробормотал он. – Я просто… это важно для компании. У нас сроки горят.

– Тогда тем более нужно внимательно всё проверить, – я встала, демонстративно растирая запястье. – Я вернусь к вечеру и дам тебе ответ.

Он смотрел на меня с нечитаемым выражением:

– К вечеру я улечу в Сингапур. Конференция, помнишь? Я говорил об этом месяц назад.

Я не помнила. Или действительно была настолько поглощена своими проектами, что пропустила это мимо ушей?

– Значит, решим вопрос, когда вернёшься, – я взяла сумку и направилась к выходу.

– Лена, – его голос остановил меня в дверях, – давай не будем делать глупостей. Оба.

Это прозвучало как предупреждение. Или угроза.

– Хорошего полёта, Алексей.

В такси по дороге к адвокату я решила посмотреть документы. Странно, но с каждой минутой фокусироваться становилось всё труднее, буквы начали расплываться перед глазами. Плохой сон и ранний подъём дали о себе знать отвратительными ощущениями во всём организме.

Впрочем, даже в таком состоянии я видела, что с бумагами что-то не так. Не просто стандартное соглашение о доверительном управлении – там были пункты о праве подписи, о единоличном принятии решений «в случае недееспособности» одной из сторон.

Недееспособность. Само это слово вызвало тревогу. Почему он использовал именно эту формулировку? И почему так настаивал на немедленном подписании?

К моменту прибытия к офису адвоката головокружение чуть отступило, взгляд прояснился. Я даже выдохнула с облегчением.

Кира Львовна приняла меня в своём строгом, но уютном кабинете с видом на реку. Увидев меня, она участливо спросила:

– Елена Михайловна, вы хорошо себя чувствуете? Вы очень бледны.

– Просто устала, – я попыталась улыбнуться, но вышло плохо. – Тяжёлая ночь.

– Может, воды? – она встала, чтобы подойти к графину.

– Да, пожалуйста, – поблагодарила её я.

Как только я утолила жуткую жажду, принялась за рассказ. Юрист выслушала мою историю, не перебивая, изредка делая пометки в блокноте. Даже в моём затуманенном состоянии я заметила, как её взгляд всё чаще останавливается на моём лице с профессиональной настороженностью.

– Значит, вы подозреваете, что муж пытается обманом получить контроль над вашими активами? – уточнила она, когда я закончила.

– Да. Эти документы… – я достала папку. – С ними что-то не так.

Она взяла бумаги и начала просматривать их, хмурясь всё сильнее с каждой страницей:

– Это не просто доверительное управление, Елена Михайловна. Это фактически передача всех прав на компанию вашему супругу в случае, если вы будете признаны недееспособной. Причём решение о недееспособности может быть принято через упрощённую процедуру – по медицинскому заключению, без судебного разбирательства.

– Что?! – меня словно окатили ледяной водой. – Но это же незаконно!

– В том-то и дело, что формально всё в рамках закона, – она сняла очки. – Есть лазейка для случаев острой необходимости – например, при тяжёлой болезни, когда решения нужно принимать быстро. Но обычно такие соглашения заключаются с серьёзными оговорками и гарантиями.

– Которых здесь нет?

– Именно. Фактически это дарственная с отложенным сроком вступления в силу, – она отложила документы. – Вы чуть не подписали себе приговор, Елена Михайловна.

Я откинулась в кресле, пытаясь осознать масштаб предательства:

– Но зачем ему это? У нас равные доли в бизнесе, мы всегда принимали решения совместно.

Кира Львовна внимательно посмотрела на меня:

– У вашего мужа есть финансовые проблемы? Долги? Может быть, он планирует крупную сделку, которую вы не одобрили бы?

Я задумалась. В последние месяцы Лёша действительно часто говорил о каком-то крупном инвесторе, заинтересованном в наших центрах. Я мельком слышала о предложении выкупа, но деталей не знала – это была его сфера ответственности.

– Возможно, – я потёрла виски, вновь запульсировавших от боли. – Он упоминал какого-то сингапурского инвестора…

– Вот и ответ, – она убрала документы в папку. – Моя рекомендация: немедленно подавайте заявление о разводе и требуйте заморозки всех совместных активов до окончания судебного разбирательства. Иначе рискуете остаться ни с чем.

– А что с этой доверенностью? – я кивнула на папку.

– Она недействительна без вашей подписи. Но будьте осторожны, учитывая готовность вашего мужа к подлогу, он может попытаться получить её любым способом.

– Любым?

– Елена Михайловна, я не хочу вас пугать, но будьте предельно внимательны. Не принимайте никаких лекарств от него, не оставайтесь с ним наедине, а лучше всего не оставайтесь в доме одна.

Я, почувствовав дрожь страха, медленно встала:

– Спасибо вам, Кира Львовна. Я всё обдумаю.

– Звоните в любое время. И помните: в таких ситуациях главное действовать быстро и решительно.

Глава 3

Прежде чем отправиться домой, я заехала в клинику и сдала кровь на анализ, срок готовности три рабочих дня. Были у меня подозрения, стоило зафиксировать и убедиться, что мне не померещилось.

Закончив с этим, вернулась домой. Странное состояние – смесь ярости, страха и какой-то необъяснимой решимости не прошло. В моей сумке лежали документы, которые Алексей так хотел, чтобы я подписала, и копии заявления, которое я оставила у адвоката. Первый залп в войне, которой я не желала, но избежать которой уже не могла.

Квартира встретила меня тишиной. Алексей действительно уехал – его чемодана не было, шкаф в спальне зиял полупустыми полками. Сложно было поверить, что всего сутки назад моя жизнь была другой. Целой. Пусть и трещавшей по швам, но всё же моей жизнью.

Я прошла на кухню, машинально поставила чайник. Углубление в стене, образованное от удара бутылкой, молчаливо упрекало меня за несдержанность. На столе лежала записка, написанная аккуратным почерком мужа: "Вернусь через неделю. Подумай о моём предложении. Ради Таи".

Тая! Я схватила телефон – несколько пропущенных от дочери.

Набрала её номер, послышались длинные гудки, но никто не отвечал. Через минуту пришло сообщение: "Мама, у меня начались занятия онлайн, не могу говорить. Я осталась у бабушки. Папа сказал, тебе нужно побыть одной. Это правда? Люблю, целую".

Я стиснула телефон. Даже с дочерью он умудрился манипулировать, выставляя меня нестабильной, нуждающейся в одиночестве.

Начала печатать ответ: "Милая, мне не нужно быть одной. Наоборот, я очень хочу тебя видеть. Приезжай домой".

Но отправить не успела – в дверь позвонили. На пороге стояла Мария, в льняном светлом костюме, с бутылкой вина и пакетом еды из нашего любимого итальянского ресторана.

– Не прогонишь? – она попыталась улыбнуться, но вышло натянуто.

Часть меня хотела захлопнуть дверь перед её лицом. Но другая часть – та, что требовала ответов – взяла верх.

– Входи, – я отступила, пропуская её внутрь.

Мария прошла на кухню с такой непринуждённостью, словно не она вчера стонала в объятиях моего мужа в нашей спальне. Я наблюдала, как она расставляет контейнеры с едой на столе, открывает ящики в поисках штопора, достаёт бокалы – всё так знакомо, так привычно. Мы делали это сотни раз – собирались на моей кухне, открывали вино, болтали о работе, о детях, о жизни.

– Ты, наверное, не ела весь день, – она говорила тихо, избегая смотреть мне в глаза. – Я принесла твои любимые равиоли с рикоттой и шпинатом.

– Почему ты здесь, Маша? – я скрестила руки на груди. – Зачем этот спектакль?

Она наконец подняла глаза – покрасневшие, с тенями усталости:

– Это не спектакль, Лена. Я пришла… извиниться. Объясниться. Не знаю, – она беспомощно развела руками. – Просто не могла оставить всё как есть.

– Извиниться за то, что спала с моим мужем? Или за то, что всё это время лгала мне в лицо? – моя ярость была холодной, контролируемой.

– За всё, – она опустилась на стул. – Ты не представляешь, как я себя ненавижу.

– Не представляю, – согласилась я.