Колчанов это отметил: «Брезгует, курва». Водка подействовала, и Андрея Яковлевича отпустило.

– Какими судьбами? – спросил он.

– Да вот… Хотим у вас в деревне домик купить. Потянуло с годами, знаете ли, к природе.

– Это хорошо. – Колчанов посмотрел на бутылку и подумал: «И чего это тянет носатых к нашей природе?» – Значит, решили у нас, так сказать, обосноваться?

– Мы слышали, – высунулась баба, – что у вас тут можно домик купить недорого.

– Может, и недорого можно, – неопределенно ответил Колчанов. – Смотря у кого покупать… Ты налил бы, хозяин, еще, чтоб я подумал.

Мужик налил.

– Мне больше не надо. – Его баба прикрыла стаканчик ладонью.

– Хорошая водка, – похвалил Колчанов. – Где брали?

– В Москве.

– А… В Москве продукты хорошие… А люди – говно… Я вас-то, конечно, не имею в виду. Вы-то, я вижу, не такие… А так… сколько я в Москву езжу – говно там люди.

Мужик вздохнул:

– Почему-то складывается такое мнение в регионах.

– Конечно. – Колчанов прищурился и, не вынимая пачки, достал из кармана беломорину. – Какое уж тут мнение может складываться, коли люди говно. Зажрались там… Ты не обижайся, Адамыч… Ты, я вижу, из других. – Колчанов еще раз обошел машину. – Как засела-то! – Он присел на корточки. – Без трактора не обойтись… Ну, повезло вам, москвичи, что на меня нарвались! А то б сидели до вечера в грязи… Я, короче, поеду за трактором… К моему другу Мишке. Он мне трактор, конечно, даст… Но я ему за это буду должен… – Колчанов помялся, – бутылку. Такие расценки.

– Нет проблем. – Мужик открыл багажник, вытащил бутылку и протянул Колчанову.

– Вы-то понимаете. – Андрей Яковлевич сунул ее в карман. – Я бы с вас ничего не взял. Я всю жизнь прожил – ни хера не нажил. Потому что такой бескорыстный я есть человек. Вот и живу весь в говне… Налей, Адамыч, на ход ноги, чтоб мне побыстрее педали крутить.

5

Мишка Коновалов пьяный спал на крыльце. Он помогал соседям выкапывать картошку, и его отблагодарили.

Трактор стоял рядом. Колчанов обрадовался – можно взять трактор и не делиться с Мишкой. Он спрятал велосипед в кустах, огляделся и спрятал там же бутылку, зарыл ее в листья. Сел на трактор и погнал вытаскивать евреев.

6

Москвичи сидели в машине и пили из термоса.

– А вот и я. – Андрей Яковлевич выпрыгнул из трактора. – Колчанов не подведет! Сказал – сделал!

– Хотите кофе? – предложила баба.

– Не-е. – Он замахал руками. – У меня от него сердце барахлит. Ничего пить не будем, пока не вытащим!

Зацепили тросом машину и вытянули из грязи на сухое место.

– Спасибо громадное! – Георгий Адамович приложил к груди руки. – Не знаем, что бы мы без вас и делали!

– Да фули. – Андрей Яковлевич вытер рукавом лоб. – Ну вот… одни работают, а другие награды получают, сидя дома. Мишка, вон, только разрешил трактор взять, и бутылка уже его. За что?! Трактор – общественный, горючее – тоже! А я туда на лисапеде… там уговаривай его… Кстати, не хотел за бутылку давать, жид! Грит: гони две! Еле уломал. – Андрей Яковлевич вздохнул. – А я – туда на лисапеде, обратно на тракторе! Теперь назад трактор сдавать, оттуда опять на лисапеде, а мне не по дороге ни хрена… И по делам я упоздал. – Колчанов вздохнул.

Адамыч намек понял и вытащил из багажника бутылку.

– Это вам.

– Это что?.. Да что ты, Адамыч! Я ж не к этому говорил-то! – Андрей Яковлевич взял бутылку и потряс ею. – Я ж за справедливость. Справедливости, говорю, нету. Вот я про что… Но коли ты от души, возьму, чтоб не обидеть хорошего человека, потому что из Москвы в основном говно едет, вам не чета.

Он убрал бутылку и хотел уже было отправиться, но тут баба спросила:

– Андрей Яковлевич, так вы не знаете, кто у вас тут дома продает?

Колчанов поскреб висок, у него созрел план. После гибели сына остался пустой дом, в котором сын отдыхал летом с семьей. Там уже несколько лет никто не жил. Присматривать за домом было недосуг, и он потихоньку приходил в негодность. Текла крыша. Труба частично обвалилась. Треснула потолочная балка. Да и деревенские архаровцы постарались – порастырили что могли. Честно говоря, Андрей Яковлевич и сам в точности не знал, в каком состоянии теперь дом, потому что забыл, когда был в нем последний раз. Хорошо бы продать его евреям. Если не купят, то, по крайности, раскрутить их на угощение. Со всех сторон расклад удачный. А уж продать евреям развалюху – дело богоугодное… А если не получится, он водочки-то их попьет, а потом и скажет: «Катитесь отсюда к едрене матери! Не стану я память о сыне за тринадцать сребреников продавать! Вы, евреи, Христа распяли, и за это вам – хер!»

– Как не знаю? Конечно знаю! Я и продаю, – сказал Колчанов.

– Правда?

– Ну, йоп! Колчанов жизнь прожил – никому не соврал! Продаю, конечно. Первосортный… Пятистенок. Печка, чулан, веранда, хоздвор огромный. Сад фруктовый не в рот, извините, какой! Только маленько запущенный. Но это поправимо. Сорняков повыдергать и моркови посадить… Погреб глубокий. Зимой картошку будете складать. Сверху люка я шинель всегда кладу для тепла.

– Вас нам, – сказала Раиса, – наверное, Бог послал.

– А кто ж еще? – согласился Колчанов. – Он самый…

7

Поехали смотреть дом. Колчанов приготовился к поединку. Но супругам, на удивление, дом понравился. Тогда Андрей Яковлевич заломил немыслимую цену. Думал, они начнут торговаться и он уступит вполовину. Но и тут евреи неприятно его удивили, согласившись с ценой без базара. За это Колчанов стал их уважать еще меньше и предложил купить втридорога оставшиеся в сарае дрова, которые все давно сгнили. Те, не глядя, взяли и дрова. Мало того, захотели оформить куплю прямо сейчас, чтобы лишний раз не ездить.

Поехали в правление. Там Андрей Яковлевич немного поволновался. Бухгалтера не оказалось на месте, и Колчанов боялся, что сделка сорвется из-за ерунды. Но все обошлось. Какие нужно документы подписали. Андрей Яковлевич пересчитал деньги.

В тот вечер Колчанов обмывал с новыми хозяевами проданный дом, а утром они укатили в Москву. Андрей Яковлевич запил и не просыхал, пока не кончились деньги. А когда протрезвел, очень обиделся. «Правильно говорят, еврейские деньги счастья не приносят. Продал сынов дом батька-иуда!» Поэтому, когда евреи приехали жить, Колчанов принял их холодно. Уж очень ему было обидно за себя и за русских вообще.

8

Приехав, Дегенгарды стали обустраиваться основательно. Первым делом выстроили высокий забор. С деревенскими же общались вежливо, но в дом не приглашали. А если кто приходил по какому делу (а дела в деревне известные – денег занять или опохмелиться), то разговаривали у ворот.

Это деревенским, само собой, не нравилось. Во-первых, им было любопытно – чем городские там занимаются, во-вторых, обидно, что чужаки завели свои порядки в их деревне. Все ждали, когда же дачники наконец поедут в город, чтобы залезть и посмотреть. Но, как назло, вдвоем они не уезжали.

Общество решило, что евреи купили дом, чтобы пить там кровь христианских младенцев, которых они привозят из Москвы в багажнике. В деревне младенцы пока не пропадали. Лиза Галошина, которая долго работала в столице, рассказывала, как это сейчас делается. Берут сирот из детдома, оформляют за границу бездетным иностранцам, а сами детей увозят в глухие места и там пьют их кровь, а внутренние органы продают в Вымираты султанам из Махрейна, чтоб те меняли свою старую, засранную коньяком печенку на новую. Скорее всего, евреи и себе поменяли все внутренние органы, для пенсионеров они выглядели подозрительно, как молодожены из санатория.

Временами из их трубы шел какой-то очень уж черный дым. Решили, что евреи сжигают трупы младенцев, из которых высосали кровь.

Мишка Коновалов рассказывал деревенским про своего родственника, который работал на мясокомбинате, пил свежую бычью кровь, от нее чувствуешь себя капитально и хрен стоит, как у быка.

Петька же Углов предложил залезть на крышу и взять пробы дыма из трубы для экспертизы, чтобы отвезти их куда следует и проверить. Но никто не знал, как это сделать и куда везти потом пробы.

А дед Семен рассказывал, будто ночью, проходя мимо колчановской синагоги, он видел на заборе семейство чертей с большими носами. Дед Семен вывел, что дачники и есть черти из Москвы, которые развалили колхозы и довели всю Россию до упадка, а теперь добрались до них, чтобы нафуярить и тут.

Колчанова шпыняли за то, что он продал дом нелюдям, от которых теперь страдает вся деревня. Андрей Яковлевич только огрызался – он и сам был не рад.

Наконец на стихийном собрании решили послать к москвичам Мишку Коновалова, чтобы он заявил им ультиматум: либо они ведут себя как положено, либо уматывают отсюдова к свиньям собачьим в Израиль. С Коноваловым отправились несколько человек. По дороге Мишка размахивал палкой и кричал, что научит уважать русский народ. У дома все спрятались в кустах, а Мишка перекрестился, постучал палкой по воротам и крикнул:

– Открывай!

Ворота открылись. Мишка прошел внутрь. Через полчаса он вышел пьяный в дымину и без палки. На вопросы не отвечал, говорить не мог. На следующий день ничего не помнил. Помнил только, как ему налили и он выпил. А дальше – как отрезано.

Деревенские в очередной раз осудили звериное нутро сионизмов за то, что они спаивают русский народ.

За это им на заборе нарисовали череп-кости и написали внизу:

Х… и П…

И вот евреев убили.

9

Проезжая утром мимо нехорошего дома, Мишка увидел, что ворота распахнуты. Он остановился и пошел посмотреть. Заглянул во двор. Прошел внутрь. В доме Мишка нашел тела застреленных москвичей, кучу мензурок, какие-то химикаты и старинную книгу с нерусскими буквами. Побежал за мужиками.

Вызвали милицию из Моршанска. Приехало двое – сержант и капитан. Капитан осмотрел трупы и пришел к такому предварительному выводу: дачники застрелены. Их кто-то застрелил.

Трупы увезли. Дом заколотили и опечатали.

На следующий день из Моршанска приехал сын Борьки Сарапаева Ванька, который работал там милиционером, и рассказал, что трупы дачников из морга исчезли вместе с санитаром.

Похоже, убийцы заметали следы. Тут мнения разделились. Одни говорили, что евреи прислали какому-то султану испорченные органы и за это султан подослал к ним моджахеда из Вашингтона. Другие считали, что они не поделили деньги с московскими продажными чиновниками, с помощью которых забирали детей из детских домов. А Семен Абатуров сказал, что это «чистая метахизика», но не объяснил, что он имеет в виду.

10

Звезда Рэдмах засияла на небе, когда из пещеры вышел обнаженный, костлявый, седой бородатый человек и пошел по древней тропе к вершине горы, опираясь на палку. Он шел твердо и уверенно. Казалось, что земля постанывает у него под ногами.

И кролик, и белка, и пятнистый олень, прибежавшие посмотреть, кто тут ходит, в ужасе кинулись прочь.

– Гибель и мор! Гибель и мор! – кричали звери, каждый по-своему.

И одинокий волк вышел навстречу. Но когда глаза его встретились с глазами человека, волк заскулил жалобно и, поджав хвост, подполз к нему и принялся лизать мокрым языком руки незнакомца.

И взошел человек на вершину горы, и сел на камень. И возвел очи к звезде Рэдмах, и сказал:

– Я ГОТОВ, О ВЕЛИКАЯ МАТЕРЬ ЗВЕЗД И ПРОСТРАНСТВ! Я ГОТОВ ПРИНЯТЬ ТВОЮ СИЛУ И ТВОЕ ПОСЛАНИЕ, КОТОРЫЕ ЗАВЕРШАТ ЧЕРЕДУ МОИХ ПЕРЕРОЖДЕНИЙ!

И грохот потряс землю. И с горы посыпались камни. И завыл волк, сидевший рядом.

И луч красного света вышел из звезды и коснулся груди человека. И сияние молний окутало его. А палка в руке вспыхнула и сгорела.

И когда все кончилось, человек сказал:

– БЛАГОДАРЮ ТЕБЯ, О ВЕЛИКАЯ ЗВЕЗДА РЭДМАХ!

И спустился он с камня, и положил руку на волка, и сказал: