Не люблю, когда мое трогают, а эта кукла моя. Уборщица, работница – один хер, но она моя уже.

Я помню, как заваливаюсь к себе в кабинет, открываю бутылку виски и добротно нажираюсь. Мне нужно успокоиться, иначе малая получит по шапке за свой очередной закидон, за то, что снова против меня пошла и опять нажила нам проблем.

И все бы ничего, если бы через пару часов кукла сама не приперлась ко мне. Ночью. Одна. Когда уже никого в клубе не было и я уже выжрал половину бутылки.

Сложно понять, на хера она пришла, ах да, поблагодарить меня. Снова.

Помню, Ангел смотрела на меня этими… глазищами своими зелеными. Невинными, чистыми, огромными, и, черт возьми, там не было ни грамма косметики, но ее ресницы, точно веера кукольные, хлопали, когда эта девочка прямо глазела на меня.

Она с благодарностью приперлась, тогда как я смотрел на нее и хотел трахнуть. Определенно хотел и сдерживался уже как только мог, однако я уже тогда нажрался, и мои тормоза дали слабину.

В висках пульсирует. Что было потом… не помню. Кажется, я выгнал ее. Ангел ревела или нет? Хрен ее знает, но с какого-то ляда мне кажется, что я ее у двери зажимал. И целовал. В губы.

Черт, голова не варит уже, может, и не приходила она вовсе, а я просто с бодуна размечтался? Кажется, да, наверное. Не приперлась бы эта принцесса одна ко мне в кабинет, да еще ночью, видя, что я пьян.

Она хоть немного-то должна думать, так ведь?

Да и тронуть Ангела я не посмел бы. Себе бы руки отгрыз, но не коснулся. Малая же она, ну куда там, что трогать-то? Кожа да кости, глазища в пол-лица.

Успокаиваю себя, да вот только все равно какой-то бес сидит, не дает успокоиться. Выйдя за дверь кабинета, я замечаю валяющуюся фигурку ангела под дверью и понимаю, что нет. Ни хуя это не сон.

Была Ангел тут вчера, и я точно ее целовал. В губы. Как она отреагировала, не помню, вроде не ревела, спокойная была, хотя черт ее знает. Может, все же и ревела, отбивалась, а может, я и хуже чего сделал. Твою мать.

Эта мелкая плохо влияет на меня. Неправильно.

Я не знаю, какой черт меня дернул полезть к ней. Ангел как мед для меня, только слаще. Я смотреть спокойно на эту девочку не могу. У меня, блядь, встает сразу, но и трогать эту принцессу нельзя. Охуеть просто.

После вчерашнего Ангел приходит в клуб уже на следующий день, и я тут же жалею, что сам приперся. Девочка просто светится, сияет, искрится прямо. Такая красивая, нарядная, будто праздник какой. Волосы свои длинные распустила, неумело накрасила глаза, которые горели ярким огоньком.

Тогда я уже знаю, что полез к ней этой ночью, и, конечно, жалею. Эта девочка уже успела что-то себе напридумывать, тогда как между нами ничего быть не может. Я прямо ей говорю это, на что ее еще недавно горящие глаза сразу тухнут.

Ангел губы свои поджимает, и я замечаю, что ее глаза быстро наполняются слезами. Она опускает голову и молча выходит.

Я не вижу ее больше в тот вечер и, честно говоря, не хочу, потому что знаю, что сорвусь и наделаю делов, а портить эту невинную девочку мне вовсе не хочется.

В эту ночь я звоню Марине и трахаю ее как дикарь, до ее слез и криков, представляя Ангела на ее месте. Она извивалась подо мной, тогда как я закрывал глаза и точно видел эту девочку, которую нельзя.

– Ненормальный! Мне же больно!

– Вон пошла.

Как только кончаю, выхожу из ее тела и застегиваю брюки, я выгоняю Марину. Мне даже трахать ее не интересно больше, даже если представлять на ее месте другую. Все равно не то. Суррогат какой-то. Пресный.

Она явно подставила Ангела, а значит, ей не место рядом со мной и не место в моем клубе. У меня все построено на доверии, и Марина уже лишилась его так же, как и Серый.

Из мыслей вырывает звонок. Хаммер.

– Да.

– Бакир, хуйня дело! Поставка сорвалась.

– Что? Леха, ты уверен? Что случилось?

– Ментов тут целое море. Вагоны опечатали сразу. Ни хера не получится.

Сжимаю зубы. Сука. Последние месяцы подготовки летят в урну вместе с огромными потерями денег залога.

– Блядь, как?

– Не знаю. Похоже, кто-то сдал. Нас уже ждали ищейки Архипова. Товар изъяли, как только мы приехали.

Сжимаю телефон, усмехаясь.

Мы эту поставку готовили четыре месяца и никогда не говорили о ней вне стен клуба, а это значит, что где-то здесь у нас живет крыса, и, когда я найду ее, пристрелю, как паршивую собаку.

Глава 25

После того нашего разговора с Бакировым я завершаю работу и едва добираюсь домой. Зайдя в квартиру, сразу перерываю свой гардероб и обувь. Я выкидываю все, что мне кажется каким-то старым, детским или не стоящим внимания мужчины. Я хочу быть взрослой, хочу, чтобы Михаил Александрович видел меня взрослой и воспринимал как женщину, а не как девочку-подростка.

Во мне прямо кипит обида, хотя на что я наделялась? Бакирову вон нравятся яркие женщины, как Марина, а не такие мыши, как я, отчего почему-то снова хочется реветь, но я стараюсь быть сильной.

На следующий день я с опаской иду в клуб. Мне и хочется увидеть Михаила Александровича, и одновременно с этим нет. Не знаю почему, но стыдно в глаза ему смотреть. Это получается, что я вроде как навязаться ему хотела, а ему даже не понравился тот поцелуй, и вообще не хотел он меня целовать, может, даже ему было противно.

В этот день Бакирова я не вижу, как и через неделю. От Анатолия случайно слышу, что Михаил Александрович уехал и, когда будет, неизвестно. Марины, кстати, после того вечера тоже нет, и Алена говорит, что она уехала к матери и больше здесь не работает. Никаких причин никто не называет, а я и не спрашиваю. Если бы не Марина, я бы тогда не попала в такую жуткую ситуацию с тем Ахмедом, хотя, с другой стороны, тогда бы и Бакиров меня не поцеловал.

Я же принимаю решение измениться и следую ему все это время. Свою форму уборщицы я дома перешиваю в более удобный костюм по размеру. Больше он не висит на мне как тряпка, а подчеркивает худые ноги и тонкую талию. На обычной одежде тоже больше не экономлю, как и на обуви. Анатолий платит мне зарплату, и я впервые в жизни начинаю одеваться как девушка. У меня появляются красивые платья и кофты, блузки, короткие юбки, аккуратная обувь.

Сама того не замечая, за эти месяцы я словно подрастаю, и с какого-то перепугу на меня еще сильнее начинают обращать внимание как на уроках, так и в клубе. Несколько мальчиков даже предлагают встречаться, но я отказываю. Мне никто не интересен, кроме того, кому я не нужна, а еще я активно тренируюсь. Сама, дома. Пока работаю, смотрю за движениями танцовщиц на тренировках, а приходя домой, копирую их. Поначалу не получалось так же двигаться, но я упрямо повторяла движения, пока уже тело не начинало ныть от боли.

Так я тренировалась по несколько часов каждый день и начала замечать, что у меня получается двигаться так же красиво и сексуально, привлекательно, как у танцовщиц из клуба.

Не знаю, что это, но меня не отпускает. Я делаю это вовсе не ради себя. Я хочу доказать Бакирову, что он ошибался тогда и я тоже, тоже красивая девушка, которая может нравиться если не ему, то другим мужчинам точно.

И как бы я ни обижалась за те слова на Михаила Александровича, я замечаю, что все равно выглядываю его в клубе, но его нет все оставшееся лето и осень. Он появляется резко только перед Новым годом, и то, лишь бросив на меня короткий взгляд, сразу идет к Анатолию.

Я же от неожиданности снова теряюсь. Столько месяцев прошло, думала, уже отболело, но нет. Как только снова увидела Михаила Александровича, опять думаю о нем, хотя, кажется, он обо мне уже и думать давно забыл.

С этого дня Бакиров иногда снова появляется в клубе, но мы не общаемся. Даже не здороваемся. Если честно, я его побаиваюсь, он так строго смотрит на меня, будто хочет съесть, и я больше не рискую к нему лезть ни к пьяному, ни к трезвому. К трезвому особенно.

Кажется, я ему стала еще больше не нравиться, поскольку Бакиров, когда видит меня, почему-то зубы сжимает и уходит. Ну или я убегаю. Не хочу мозолить ему глаза, раз уж ему так сильно неприятно мое присутствие.

Так мы доживаем до конца весны, у меня наконец заканчивается учеба, и я активно готовлюсь к поступлению дальше, практически каждый день посещая курсы.

Все это время мы не разговариваем, но, если честно, мне очень хочется иногда поговорить с Михаилом Александровичем, но мне стыдно. Не хочу навязываться ему, знаю, я ему и близко не ровня, что он тогда понятно мне пояснил.

Я же стараюсь быть сильной, разрываюсь между подготовительными курсами и работой. Еще и тренируюсь дома, поэтому времени всегда в обрез. Мне уже восемнадцать, и я серьезно настроена поступать учиться на врача, как только сдам экзамены, порой просто падая на кровать без сил.

Одно только радует. Алена и Хаммер. Они как голубки и уже стали предметом насмешек Фила. Сначала Алена клевала Хаммера, прогоняла, жаловалась даже на него, но он упорно приходил к ней каждый вечер, и теперь они часто вместе. За руки держатся, Алена прямо расцвела вся, раньше строгая такая была, а теперь как девчонка стала, смеется заливисто, и я рада за нее, правда. Как и за Люду с Анатолием. У них там вообще, кажись, любовь до гроба и дело идет к свадьбе.

Мы с Людой иногда говорим. Она очень умная женщина и нравится мне, вот только все равно рядом с ними я чувствую себя зажато. Это их заведение, и сколько бы раз Анатолий ни приглашал меня к ним за стол, я отказываюсь. Они все тут как одна пусть и странная, но все же семья, а я… до сих пор полотерка.

В какой-то момент я понимаю, что готова и не буду больше ждать. Скоро будут экзамены, поэтому или сейчас, или никогда. Я выбираю сейчас. Я докажу Бакирову, что уже не маленькая.

***

– Нет. Иди к Бакирову или к Тохе. Я не принимаю таких решений.

– Ну пожалуйста, мне очень надо! – уже десять минут уговариваю Алену взять меня в состав девочек-танцовщиц, но она упорно качает головой.

– Лина, ну какая из тебя танцовщица? Ты хоть одно движение знаешь? Да и маленькая ты. Мы не работаем с подростками. Сюда мужики какие приходят, видела? Не дай бог кто тронет тебя, я потом без головы останусь.

– Мне уже восемнадцать! Я уже взрослая и я умею двигаться! Вот, посмотрите!

Делаю несколько движений. Я отрабатывала их всю осень и зиму, пока Бакирова не было, и теперь любой танец девочек могу повторить в точности.

Я не знаю, зачем это делаю, хотя нет, вру. Я как раз таки знаю. Для него. Чтобы ОН увидел и… и дальше не знаю. Просто чтобы Михаил Александрович посмотрел на меня как на женщину, а не как на серого подростка.

– Нет, девочка. Я не могу тебя взять без разрешения Михаила Александровича или Тохи. Они берут танцовщиц, они же платят.

– Мне не надо платить! – выпаливаю, хватаясь за последнюю соломинку. – Совсем. Все, что заработаете на мне, себе забирайте! Мне не надо денег.

Алена смотрит на меня как на дурочку, но мне все равно. Мне надо это. Очень. Все это время Бакиров даже не смотрит на меня, а я не могу уже.

Пусть хоть на сцене на меня посмотрит, ну неужели я такая уродина? Не верю. В зеркале-то красивая я, видно же, да и мальчики в последнее время липнут ко мне, будто я медом вся обмазалась с головы до пят. Ну что со мной не так, не пойму уже.

– Зачем это тебе?

– Я хочу… танцевать хочу, очень!

– Как только Бакиров тебя увидит на сцене, он мне голову оторвет, а тебя выгонит! Понимаешь это, Лина? Он за тебя меня в асфальт закатает и пойдет дальше!

– Он не поймет, что это я… Пожалуйста, Алена!

Алена мается, но все же кивает утвердительно.

– Ладно, черт с тобой, раз уж так хочешь, хотя я не понимаю зачем. У тебя хорошая зарплата, ты тут и так впахиваешь, а еще и танцы сверху. Сгоришь ведь тут.

– Не сгорю, честно! У меня море энергии!