– Макс, – ответил я, тоже вежливо улыбнувшись для приличия.

– Слушай, Макс, а ты что, переезжаешь сюда к нам? – она увидела на моем плече спортивную сумку. Слушай, а ты можешь мне полочку прибить? А то совсем уже отваливается.

– Ирка, отстань! – шикнул на неё Шульгин. – Он просто в гости зашёл.

– А что, уже по-соседски попросить нельзя? – Ирина возмущённо дернула плечом.

Дверь в комнату, наконец, распахнулась, и мы вошли внутрь.

– Это и есть та, которая отца ищет? – спросил я.

Шульгин кивнул, усмехнулся уголком рта:

– Она самая. Работает медсестрой в поликлинике МВД. Девка, конечно, симпатичная, но слишком падкая на мужиков. Впрочем, не на всех подряд. ППСник или кинолог ей не канает. А вот ты… Смотри, держи ухо востро.

– Так и я не генерал. Ты сам говорил, простой служивый ей не интересен.

Шульгин остановился, глянул оценивающе, усмехнулся:

– Ну, ты уже ей приглянулся. Она в мужике сразу стержень видит. Ты на свои погоны не смотри – всем понятно, скоро сменятся. Да и она непростая. Молодая девка, но прожжённая насквозь. Хотя добрая. Этим некоторые и пользуются, – сказал Шульгин и усмехнулся, словно вспомнил что-то особенно приятное.

– И ты пользовался? – я с иронией глянул на него.

– Всякое бывало… Ну, давай смотреть, где тут у нас что.

Он двинулся вглубь комнаты, жестом предложив идти за ним. Комната оказалась довольно просторной по общаговским меркам.

– Вот шкаф, здесь бельё постельное лежит, – он распахнул дверцу и ткнул рукой в аккуратно сложенные стопки простыней и пододеяльников. – Не бабушкино, не пугайся, нормальное всё, новое.

– Успокоил, – хмыкнул я.

– Дальше, – он указал на противоположную стену, где стоял диван, накрытый дымчатым пледом. – Там диван сложенный, можешь не раскладывать, места и так хватит. Если бабу притащишь – тогда уж разложишь.

Я кивнул, глянув на диван, и уже мысленно отметил – жить можно. Но взгляд тут же зацепился за странный агрегат, стоявший в углу, на низком комоде. Проигрыватель виниловых пластинок, каких уже не встретишь. Тяжелый деревянный корпус цвета тёмного ореха, с лёгкой паутиной мелких царапин на лакированной поверхности. Крышка поднята вверх, массивная, потёртая по краям. В центре – литой диск с чёрным прорезиненным матом, рядом длинный алюминиевый тонарм с тонкой иглой, блеснувшей в свете от окошка. На корпусе справа выстроились ряды хромированных переключателей и аккуратных ползунков. На передней панели чуть заметно поблёскивал небольшой серебристый логотип фирмы Technics.

– А вот это что за бандура? – я шагнул ближе и с любопытством уставился на чудо ретро-техники.

Шульгин сразу насупился, как кот, который не любит, чтобы его миску трогали чужие руки.

– Это виниловый проигрыватель, – проговорил он подчеркнуто медленно, даже с оттенком гордости в голосе. – Только руками не трогай, ясно?

– А он вообще рабочий? Или так, пыль собирает?

– Раритет! – Шульгин даже шагнул ближе, расправил плечи и заботливо поправил крышку аппарата. – Моя страсть, коллекционирую винил, слушаю. Особо редкие вещи есть, между прочим. Здесь всё оставил, чтобы батя реально думал, что в общаге живу. Так-то бы я его на свою хату давно забрал.

– Ха! – не скрывая улыбки, воскликнул я. – Честно говоря, думал, у тебя одно хобби – в караоке тёлок снимать.

– Да иди ты… – махнул рукой он. – Ты лучше глянь вот сюда.

Над проигрывателем на стене висела полка, забитая до отказа виниловыми пластинками. Я шагнул ближе, бегло прошёлся взглядом:

«ABBA», «Modern Talking», «Depeche Mode», «Queen», «Pink Floyd», «Dire Straits»…

– Ни фига у тебя наборчик, – протянул я с уважением. – А пластинки-то реально те, старые?

Шульгин снисходительно усмехнулся и сложил руки на груди, гордо приподняв подбородок.

– Старые? Это тебе не пластмассовый ширпотреб из «Ашана». Это всё редкие издания, коллекционные, оригиналы семидесятых-восьмидесятых. «Queen» вообще британский оригинал восемьдесят первого года, а «The Wall» от «Pink Floyd» – семьдесят девятый год, классика, редкость, за которую коллекционеры глотки рвут.

Я осторожно, с нескрываемым интересом вытащил одну из пластинок. Обложка «The Wall» слегка потёрта на сгибах, но видно, что хозяин её любил и берег.

– Что, реально слушаешь, да? – я глянул на него.

– Ну, а ты думал? – он обиженно поджал губы. – Там же звук живой, совсем другой. Вот только вы, молодняк, этого не цените. Тебе вот что-нибудь типа Джигана или Басты подавай, да?

– Не угадал, – усмехнулся я. – Но хобби твое – ништяк.

Шульгин довольно кивнул, аккуратно поправил пластинку, вернув её на место.

– Смотри, не лазай тут без меня, ладно? Я тебе потом, если захочешь, сам чего-нибудь поставлю. Просветишься немного культурно, а то совсем дикий, Макс, чесслово.

Я протянул руку и осторожно вытащил из стопки одну из пластинок. Обложка белая, потертая на сгибах, в углу едва различимый тиснёный серийный номер, буквы на корешке мелко, чётко напечатаны: «The Beatles – The Beatles».

– Знаменитый «Белый альбом» британского коллектива 1968 года, – гордо проговорил Шульгин.

Что-то кольнуло в груди, я нахмурился, разглядывая потёртую белую поверхность и номер. Где-то уже видел такую – такую же потёртую, чуть пожелтевшую по краям. Отчётливо вспомнился мошенник. Мужик-барыга, которого мы прижали за махинации с антиквариатом. Тогда, в девяностые, я изъял эту пластинку у него при обыске, а в протокол не включили. Прощёлкали почему-то. Потом она долго лежала дома, пылилась на полке среди книг, как ненужный хлам.

– Слушай, а ведь у меня точно такая же была, – задумчиво сказал я.

– Да ну, не может быть! – рассмеялся Шульгин, словно над глупой шуткой. – У тебя? Это ж редкое британское издание, серийный номер видишь? У нас в России их по пальцам пересчитать можно!

Я только усмехнулся про себя и молча кивнул, бережно ставя пластинку на место.

Глава 3

Когда Шульгин, наконец, смотался, я неторопливо прошёлся по комнате, разглядывая, что тут и как устроено. Достал из сумки вещи, аккуратно разложил их по полкам шкафа. Всё уместилось без труда, даже ещё место осталось.

Закончив, я расправил плечи, оглянулся и потянул дверцу новенького компактного холодильника. “Бирюса” приятно удивила: внутри оказалось полно свежих продуктов: колбасы, сыры, консервы и даже несколько бутылок холодного пива. Коля, похоже, всерьёз следил за тем, чтобы жилплощадь имела обитаемый вид – регулярно привозил продукты, а просрочку выбрасывал.

Прошло минут десять с момента, как мажор уехал, и я уже собирался расположиться на диване с бутылочкой пива, когда в дверь резко постучали. Я замер, инстинктивно напрягшись – гостей здесь точно не ждал.

Подхватив пистолет, сунул его за ремень сзади, прикрыв рубашкой. Подошёл к двери, щёлкнул замком и резко распахнул её.

На пороге стоял… генерал. Невысокий, пузатый, седой. В форме МЧС. Генерал-майор внутренней службы в форменной одежде цвета морской волны, с аккуратными рядами значков и наградных планок на груди и в фуражке.

Взгляд у гостя тяжёлый, суровый, недовольный сразу всем происходящим. Такой взгляд мог быть только у человека, привыкшего командовать и точно знающего, что его распоряжения выполняются беспрекословно. Он осмотрел меня с подозрением.

– Ты кто такой? – недовольно проворчал служивый, чуть приподнимаясь на носках и заглядывая поверх моего плеча в комнату, будто искал там что-то, принадлежащее лично ему.

– А ты кто? – вопросом на вопрос ответил я спокойно, но достаточно твёрдо, чтобы пресечь его начальственную наглость на самом пороге.

Генерал насупился, взгляд его стал ещё более хмурым, недовольным, и он с раздражением выдал:

– А где Колясик?

И в эту секунду я, наконец, разглядел на его груди нашивку, характерную для военных и МЧСников. Чётко вышито золотистыми буквами на синей ткани: «Шульгин Н.А.»

Твою дивизию! Это же папаша Колясика, мажорчика нашего, генералом оказался. Ну, разговоры какие-то ходили, все тыкали пальцем в потолок, но точного звания или должности я не знал. И теперь смотрел на него, не скрывая удивления. В памяти тут же всплыли старые выпуски теленовостей, когда-то случайно увиденные Максимкой по телевизору. Точно, генерал-майор внутренней службы Шульгин… начальник главного управления МЧС России по нашей области.

Честно говоря, я всегда думал, что отец у нашего мажорчика – крутой бизнесмен или чиновник, набитый деньгами и связями, а тут вдруг генерал, да ещё и МЧС. Генерал, на зарплату которого такие гулянки, какие устраивает Коля, точно не потянешь. Похоже, не совсем чист на руку папаша-то у него.

Хотя, конечно, выводы делать было ещё рано. Разберёмся по ходу, что это за генерал и откуда у его сыночка такие почти безграничные финансовые возможности.

– А вы что же, его отец? – уже спокойнее спросил я и сделал шаг назад, освобождая проход. – Проходите, товарищ генерал.

Генерал, всё ещё недовольно хмурясь, медленно вошёл в комнату, внимательно оглядываясь по сторонам, будто надеялся обнаружить что-то компрометирующее.

– Служишь? – проворчал он подозрительно, словно считал меня прохвостом.

– Помаленьку… В штабе. Я друг и коллега вашего сына, Максим, – невозмутимо пояснил я и уже дружелюбно улыбнулся. – Мы вот с Колей пивка собирались попить, посидеть культурно.

Я шагнул к холодильнику и демонстративно распахнул его, засветив гостю содержимое – янтарные бутылки, аккуратно выставленные рядами.

– Пивка, значит? – генерал иронично повёл бровью, явно не поверив. – Колясик мой обычно по клубам шастает, коктейли всякие потягивает, мохито-хуито… А тут вдруг пивко, да ещё и в общаге? Ну-ну…

– Люди меняются, – невозмутимо парировал я.

– Люди, может, и меняются, а вот мой сынок вряд ли, – он недоверчиво прищурился. – Давай уже правду говори, где он? Тут ведь не живёт ни черта. Так?

Он-то, конечно, попёр буром. Но на понт меня не возьмешь.

– Ещё как живёт! – упорно гнул я свою линию. – В душе он сейчас, сполоснётся и придёт.

– Да? – генерал внимательно и с подозрением глянул на меня. – Ну, тогда подождём, коли так.

Пока мы с ним препирались, я уже каким-то чудом успел нащупать в кармане телефон и набрать сообщение Шульгину в мессенджере.

«Быром назад! Твой батон пришёл! Я сказал, что ты в душе!!!»

Даже три восклицательных знака успел в конце влепить. И всё почти не глядя. Спасибо рефлексам Максимки, умеет со смартфоном обращаться.

⁂

Через несколько минут, пока мы с гостем нехотя обменивались репликами ни о чём – погода, общага, сын-раздолбай, – дверь распахнулась. На пороге появился Шульгин-младший: мокрые волосы взъерошены, вафельный халат кое-как завязан поясом, на босу ногу – сланцы натянуты со скрипом, на шее болтается полотенце легкомысленной расцветки.

– О, батя, привет! – Николай явно переигрывал удивление, делая большие глаза. – Ты чего это нагрянул без звонка? Я тебя не ждал совсем. Мог бы и звякнуть.

Николай Алексеевич нахмурился, окинул сына тяжёлым, подозрительным взглядом, будто проверял на прочность его легенду: мокрые волосы, халат, полотенце. Вроде бы, всё сходится. Подозрения почти улетучились, но опытный генеральский взгляд зацепился за сланцы на ногах отпрыска.

– Это что ещё такое, Николай Николаевич? – спросил он, указывая на его ноги.

– Чего? – Шульгин-младший опустил взгляд на пол, пожимая плечами, мол, «моя твоя не понимай».

– Почему тапки у тебя… розовые?

Коля непроизвольно поджал пальцы на ногах. Я мельком посмотрел вниз и сразу понял: мало того, что сланцы были пронзительно розовые, так ещё и явно маленького размера. Ясное дело – женские.

– Да сейчас так модно, отец, – невозмутимо парировал Николай, будто обсуждал не обувь на мужике, а цвет салфеток в ресторане.