Последний герой. Том 3 (страница 9)
– Да, Макс, я тут. Хотел перекопать, закопать поглубже этих уродов. Знаешь, неспокойно мне было. Чуял, блин, сердцем, что не просто так всё это. Тогда мы же наспех зарыли их этой маленькой лопаткой. Мало ли – собаки какие разгребут или ещё что случится. Короче, я взял нормальный инструмент, приехал на место и давай копать. А Дирижёра там нет, представляешь? Вместо него лежит совершенно другой человек, с дыркой в гортани.
– Пулевое? – спросил я.
– Нет, – Руслан помолчал секунду. – Будто осиновый кол ему в горло загнали. Как вампиру, только не в сердце, а в глотку. Бред полный, чертовщина какая-то.
Я медленно провёл рукой по лицу, пытаясь хоть немного привести в порядок мысли и понять, что могло вообще произойти с трупом Савченко.
– Ладно, – проговорил я. – Уходи оттуда. Немедленно…
– А с трупами-то сейчас что делать? – спросил он, словно я был главным специалистом по сокрытию криминальных трупов.
– Да ничего уже не сделаешь. Если там уже кто-то после нас копался, то какая разница? Зарой обратно, как было, не усложняй ситуацию. И главное – к себе на хату ни ногой. Я тоже сменил место жительства. Ты ведь на даче сейчас живёшь?
– Да, пока на даче, – подтвердил Грач.
– Вот туда сейчас. Будем думать дальше, как быть.
– Все одно, ума не приложу, куда Савченко-то подевался? – тихо бормотал Руслан. – Кому мог понадобиться его проклятый труп? Может… может, он всё-таки жив?
– Да ну нахер, – выдохнул я зло. – Я лично ему башку прострелил, ты сам видел. Пуля вошла ему точно в глаз. Живых после такого не бывает.
– Ну не знаю, братан… – протянул он растерянно, и я почти физически ощутил, как он пожал плечами там, на том конце трубки. – Может, он этот… как его? Франкенштейн?
Глава 6
В первую ночь на новом месте спалось, прямо скажем, неважно. Общежитие – не самое подходящее место для тихой и размеренной жизни. Звукоизоляция – будто живёшь в картонной обувной коробке. Слышно буквально всё.
Рано утром меня уже поднял чей-то громкий топот, хлопанье дверьми, звуки сливного бачка и приглушённые разговоры. Я давно отвык от таких условий и сначала никак не мог снова заснуть. Но, пересилив себя, всё-таки задремал.
Проснулся во второй раз резко, мгновенно вскочив с кровати. Меня разбудил громкий женский вскрик, точнее даже – визг. Рука инстинктивно выдернула пистолет из-под подушки. Я недоумевающе огляделся вокруг. В комнате никого, дверь заперта.
Но звук явно доносился откуда-то сбоку, будто прямо из стены.
Я прислушался. И тут снова раздался приглушённый крик, причем знакомый. Источник я обнаружил почти сразу – старая электророзетка на стене, почти насквозь пробивающая стену, словно маленький микрофон, ну или скорее динамик. Оттуда и раздавался шум, а значит, орала моя соседка. Кто там у нас за стенкой? Правильно – Ирка, медсестра.
Потом послышался низкий мужской голос и звуки явного скандала. Голос грубый, хрипловатый, будто с похмелья или сам по себе джигурдовый:
– Ты чего орёшь-то, дура? На уши всех соседей поднимешь!
Интересно…
Насколько я понял, Ирка жила только с детьми – откуда там с утра вдруг взялся мужик? Я глянул на часы: время – девять. Вздохнув, быстро соскочил с кровати и натянул трико и футболку, на ходу обшаривая глазами пол в поисках тапок. Тапок не нашёл. Да и хрен с ними – сгрёб с полки форменные туфли из чёрной кожи и сунулся в них на босу ногу.
В таком маргинально-бомжеватом виде я и направился навестить соседку. Всё-таки её призывы о помощи через электророзетку звучали как-то уж слишком убедительно.
За Иркиной дверью явно происходило что-то нехорошее – звуки были приглушенными и одновременно возбужденными, словно мужик домогался до Ирки, и не слишком мирным способом. Я сразу же попробовал открыть дверь, но та была предусмотрительно заперта изнутри.
Тогда я постучал костяшками пальцев: сначала негромко, хотя и настойчиво.
Реакции ноль. Затем резко и громко – три коротких удара и три увесистых хлопка ладонью. Бух-бух-бух, бам-бам-бам. Звук гулко отозвался в коридоре эхом.
За дверью тут же наступила напряжённая тишина, будто я прервал что-то очень важное и секретное. Потом неуверенно и немного испуганно отозвалась Ирка:
– Кто там?
– Это я, почтальон Печкин! – бодро ответил я, стараясь, чтобы голос звучал непринуждённо и даже с оттенком добродушной насмешки. Важно создать впечатление, будто я просто решил зайти к соседке поболтать, а вовсе не собираюсь врываться к ней и спасать от какой-то угрозы.
Сам же я при этом приложил ухо к замочной скважине. Двери в общаге были дешёвые, тонкие, с огромными зазорами и хлипкими замками, через них прекрасно доносился любой звук. Я отчетливо слышал каждое слово, сказанное за дверью.
– Это ещё кто? – недовольно спросил мужской голос, хриплый и грубоватый.
– Откуда я знаю! – раздражённо бросила Ирка.
– Слышь, ты дверь не открывай! – грубо буркнул ей мужик. – Сиди тихо!
– Ай! Пусти, больно же! – снова вскрикнула она.
По звуку было понятно, что Ирка попыталась двинуться к двери, но мужик резко схватил её за руку, оттащил обратно. Я поморщился и снова загрохотал кулаком в дверь – уже настойчиво, без шуток и лишних пауз. Громко, с металлическими нотками в голосе, произнёс:
– Открываем дверь, граждане! У нас жалоба на шум от соседей! Будем разбираться, открываем быстро!
На этот раз голос звучал сухо и резко, как положено для представителя власти, пришедшего навести порядок.
Мужик присмирел. Им ничего не оставалось, как открыть мне дверь. Ирка щёлкнула замком и приоткрыла створку. Я быстро переступил порог, внимательно осмотревшись.
Комната выглядела так, будто по ней прошёл маленький, но ураган. На столе перевёрнутая кружка, лужица чая, полиэтиленовый пакет, порванный, лежит на полу, какая-то детская игрушка валяется у порога. Сама Ирка отсупила в глубь комнаты, растерянная, заплаканная, спешно вытирая мокрое от слёз лицо.
– Макс? Это ты? – пробормотала она, явно не ожидая меня здесь увидеть.
На диване вольготно расположился мужик лет сорока, невысокий, но коренастый и крепкий, словно вырубленный из цельного дубового чурбака. Усы были похожи на проволочную щётку, которой чистят ржавые трубы. Мужик с недоумением и явной неприязнью уставился на меня. Во взгляде его читалось неприкрытое раздражение, недовольство и немой вопрос: «Какого хрена ты сюда приперся, пацан? Тебе больше заняться нечем?»