– А давай сегодня после закрытия? Я с тобой пройдусь до вашего дома.

– Так Наташка не живёт с нами. – глянул Колька на меня уже слегка озадаченно. – Она уже год почти хату снимает на Комарова.

– Ну и супер. Давай, таскай свое железо и сходим после закрытия. – я хлопнул его по плечу и сразу отошёл, заговорив с мелкой из группы Зимы, чтобы избежать расспросов и пояснений.

 Закрыв зал,  мы втроем с Колькой и Зимой прошлись до его дома. Друг хоть и молчал мрачно, но вроде был спокоен. Глянул только искоса на темные окна Варьки, мотнул башкой и пошел в подъезд, махнув нам клешней. Походу попускает друга или это у него временно затишье и ещё рванет так, что охренеем все?  Ладно, будет видно, выгребем из всего. Всегда выгребали. Вместе.

 Съёмная хата Натахи оказалась в самом начале улицы Комарова, считай за границами нашего района, так что мы с Колькой проехались на трамвае, чтобы не топать туда целый час.

 Перед дверью Максаков неожиданно замялся, не спеша жать на звонок и бросая на меня подозрительные косяки.

– Ты чего? – чуть толкнул я его плечом.

– Крапива, я тебя уважаю и все такое. Ты ровный пацан и вообще… но Натаха сестра моя и… – он запнулся, покраснел, нахмурился и решительно закончил. – Короче, все же знают какой ты в отношении девушек.

 А-а-а, ну понятно. Репутация она такая. Дружба дружбой, но вряд ли кто из наших парней рад будет, если я добавлю их сестер к списку своих побед.

– Не парься, катить к твоей сестре вообще планов не имею. – заверил его я. – Она мне только в качестве источника информации нужна.

– Угу, ты-то сам не будешь… – проворчал Колька, и таки нажал кнопку звонка.  – Ладно, взрослые все люди.

 Дверь быстро распахнулась и появилась Натаха в цветастом халате с запахом и пушистых тапках.

– Антон? – вытаращилась она на меня как будто и не заметив стоящего рядом брата. – Ты… ко мне?

– Привет, Натаха! – махнул я рукой. – Как самочувствие после вчерашнего? Полторашка до дома хоть проводил?

– А? – моргнула девушка.

 Без вчерашней боевой окраски, с простым хвостиком выглядела она бледноватой.

– Натаха, отомри. Чаю нам хоть нальешь? – вмешался Колька, хмурясь все больше.

– Чаю? —встрепенулась Наташка. – Да-да, конечно. Вы заходите, я сейчас быстро…

– Стопэ! Мне чаю не надо, только спросить по-быстрому и я ушел. – остановил я уже рванувшую вглубь коридора девушку.

– Наташ, где живёт Алиса?

 Максакова замерла, будто в стену врезалась. Медленно повернулась и выражение ее лица изменилось радикально. Уголки рта опустились, глаза прищурила, прям неприятным чем-то от нее повеяло сразу.

– Так ты ко мне только из-за  Федосеевой пришел? – процедила она зло. – Что дорого обошлись услуги или деньги взяла и продинамила?

– Слышь, Натаха, ты за базаром то следи! – напрягся я, еще ничего не понимая, но задницей чуя какое-то дерьмо. – Какие на хрен деньги и услуги?

– А, то есть с тобой она задаром переспала? Значит правду говорила, что выходной у нее был и оттягивалась для души. – все более презрительнее цедила Наташка. – Профессионалкам тоже ведь нужно иногда для удовольствия, а не только за деньги.

– Чё несёшь? – повысил я голос.

– Так она тебе ничего не сказа-а-ала, Антош? – потянула Наташка так злорадно-довольно, что аж противно стало. – Или вам вовсе поговорить было некогда? Валютная проститутка у нас Алисонька.

– Чего?!

– Что “чего”? Валютная она проститутка, путана. “Интердевочку” смотрел? Вот Алиска такая и есть. С иностранцами треться за валюту, а не наши деревянные, мечтает, что один ее как-нибудь замуж за бугор увезет.

– Брехня!

 Че за чушь? Да какая из нее … Не то, чтобы я таких дамочек прям знал лично, но все же… Нет! Быть не может!

– Да с чего бы мне врать? – пожала плечами Максакова. – Она сама мне рассказала.

– Гонишь!

– Нисколечко. Порядочные девушки разве так на мужиков кидаются, как она на тебя? Сам подумай. И к венерологу сходи, мало ли чего от такой намотать мо…

– Дура ты брехливая, Максакова. – оборвал я ее ядовитую болтовню. – Адрес мне ее скажи.

– Понятия я не имею где она сейчас живёт. – с еще большим откровенным злорадством заявила Наташка, упирая руки в бока. – Я сразу сказала, что мы в алкомаркете встретились, она там бухло выбирала как раз для загула сво…

– Где этот магазин? – перебил ее я.

– Не помню! – вызывающе выпятила она подбородок.

– Максакова! – рявкнул я угрожающе.

 Пугать баб – последнее дело, но она прям довела.

– На углу Комарова и Чапаева. – выплюнула тоном “да подавись” Максакова. – Все, выметайтесь теперь, мне на работу завтра рано!

 Спорить я смысла не видел, все равно ничего больше полезного не скажет. Так, ну и где у нас в городе иностранцы пасутся?

Глава 7

– Алиса, ты заболела? – стремительно войдя в комнату мать нахмурилась, вперившись в меня раздраженным взглядом. – Почему не позвонила тогда?

 Натуральная блондинка без единого волоска седины,  высокая, изящная, с аристократичными чертами, ещё совсем не тронутыми морщинами, разве совсем чуть в уголках глаз. С идеальной светлой кожей, которую мать тщательно оберегала от солнечных лучей и “плебейского”, по ее же словам, насыщенного загара, которым любили щеголять жены и подруги мужчин их круга, хвастаясь отдыхом на экзотических островах в дорогущих отелях.

 “Роскошная женщина”, вот как ее частенько называли, провожая похотливо-восхищенными или завистливо-ненавидящими взглядами. Моя мать, в которую я не пошла ни рожей, ни кожей, ни фигурой, ни характером. И ещё – моя заклятая соперница.

 Мелькнула мысль притвориться больной, голова ведь болела и морозило слегка, но между мной и мамой и так лжи наворочено горы, не хочу усугублять.

– Я здорова, просто пытаюсь поспать.

– В одиннадцать утра в понедельник? – первоначальный взвинченный тон в голосе родительницы мигом вернулся. – Тогда, когда ты уже три часа как должна быть на парах?

 Я промолчала, перевернулась на спину и уставилась в потолок, готовясь как обычно выслушать весь список упрёков.

 Странное дело, все вокруг, вплоть до прислуги в доме, всегда были уверены, что моя мать – идеальный пример выдержанности, хороших манер и аристократической невозмутимости. И только я с самого детства, сколько себя помню, знала ее совершенно другую сторону. Вечно презрительно-недовольную, перманентно раздражённую, похоже, от самого факта моего существования, срывающуюся на оскорбления и крик, как только мы оказывались наедине.

– С какой стати ты себе позволяешь прогуливать занятия? Ты хоть представляешь, в какую сумму нам обошлось твое поступление? А теперь нам звонит Карпов, заявляет, что ты уже вторую неделю прогуливаешь без уважительной причины, а мы с отцом ещё и краснеть за тебя должны?

– Роберт мне не отец. – не выдержав, буркнула я и села на кровати.

– Ты опять за старое? Да сколько же можно оставаться настолько неблагодарной вздорной девчонкой? Ты же не подросток уже! Роберт столько о тебе заботиться, столько времени всегда уделял, беспокоиться постоянно. – о, да-а-а, времени раньше он для меня и правда не жалел и заботился очень тщательно, особенно о том, чтобы научить получать удовольствие самой и доставлять его ему. –  Ты могла бы быть более благодарной, не переломилась бы называть его папой и вести себя более уважительно.

 Папой? Серьезно? Это уже прям откровенным извращенством попахивает.

– Не думаю, что такое было бы уместно. – усмехнулась я с горечью.

– Чего ты ухмыляешься?! – завелась ещё сильнее мать. –  Считаешь, что это нормально вести себя настолько нахально?

– Нет, мам, не считаю. – покачала головой, продолжая невесело улыбаться. – Ничего нормального со мной в принципе не происходит последнее время. Ни-че-го.

– И что это значит?  Что за странная реакция? Ты вообще адекватна? А ну-ка покажи мне свои руки!

– О, Господи, ма-а-м! – закатила я глаза, но она стремительно подошла ко мне, схватила за запястья и грубо потянула, придирчиво осмотрев сгибы рук на предмет следов от инъекций, но этим не удовольствовались и приказала: – В глаза мне посмотри!

– Да не колюсь я и ничего не принимаю! – разозлившись, я выдернула у нее свои кисти, оцарапавшись ее ухоженными ногтями и вытаращилась в лицо, давая увидеть что все с моими зрачками в порядке.

– А несёт от тебя чем? Это что, перегар? – отшатнулась мама, презрительно сморщив нос.

 Ну да, наверное несёт, душ то я приняла, а зубы почистить уже было влом.

– Так вот почему ты прогуливаешь? Пьянствуешь тут ночами, может ещё и мужиков водишь?

 И тут она узрела наконец сервированный на две персоны стол, помчалась на кухню и вернулась, обличающе потрясая бутылкой вина.

– Вот для чего, значит убедила нас с отцом разрешить тебе жить отдельно? Гулянки-пьянки  устраивать, мужиков таскать, позорить нас?

 “ Ну вообще-то одного конкретного мужика, твоего” чуть не вырвалось у меня. Отселить меня в нашу старую квартиру было идеей Роберта, чтобы проще нам было встречаться как раз, не рискуя спалиться. Ведь с момента моего отселения мать приезжала только дважды. В день переезда три месяца назад, которому также предшествовала наша очередная эпичная ссора и сейчас.

– Роберт мне не отец. – вместо этого упрямо повторила я. – И напоминаю, мама, что мне уже почти двадцать и я имею полное право и алкоголь пить, и спать с кем угодно без твоего позволения.

– Ах ты дрянь! О правах ты заговорила? – красивое лицо исказилось, становясь уродливой маской чистого гнева и презрения. –  А ты не забыла, что живёшь в моей квартире и на мои же деньги?

 Квартира действительно была ее, оставшаяся от деда с бабушкой, в которой мы с ней и жили до ее знакомства с Робертом.

– Ну допустим, деньги-то в основном Роберта. – огрызнулась я. – Ты-то спец как их потратить, а не заработать.

– Потому что  я его жена. – спасибо, что напомнила. – Законная, так что это деньги наши. Наши, то есть мои и его! А ты ещё пока ни копейки за свою жизнь не заработала, чтобы права качать, хамка. Пока я тебя, бездельницу, содержу и предоставляю жилье, будь любезна делать то, что я тебе говорю и вести себя уважительно! Немедленно собирайся, приводи себя в порядок, я отвезу тебя в институт. Будешь учиться и дальше, где велено и получать полезную в будущем профессию.

– Ни черта подобного! – взорвалась и я. – Я никогда не хотела учиться на юридическом, мне это все поперек горла и я не собираюсь больше никогда ходить на эти чёртовы занятия! На кой мне это?

– За языком и тоном следи, ты с матерью родной говоришь!

– Да плевать мне! – крикнула я и тут же схлопотала жгучую пощечину. Ручка у матери хоть и изящная на вид, но била она меня всегда от души, что называется, так что аж в шее что-то хрустнуло, так голову мотнуло.

– Плевать? Плевать тебе, да? – перешла с крика на ядовитое шипение, говорящее о крайней степени бешенства родительница. – Вся в своего мерзавца папашу.

– Да и замечательно! – процедила я, прижав ладонь к пылающей щеке. – Не дай Бог быть на тебя похожей.

 Кто мой отец мне узнать так и не случилось, несмотря на то, что мать не упускала возможности тыкать меня в его якобы порочность и бесполезность при любом удобном случае, то бишь, при каждом конфликте. В свидетельстве о рождении у меня в графе отец – прочерк, отчество у меня в честь деда – Александровна. Тайные поиски в других документах матери так же никаких результатов не дали. Ни старой фотографии, ни писем, ничего, никаких следов, даже намека на имя. Попытки расспросить же я прекратила ещё в детстве, каждый раз это оборачивалось вспышкой гнева матери и наказанием.