Я ошарашено стоял в прихожей, промахиваясь петлей вешалки мимо крючка, наконец, поглядел на куртку, какого черта она не цепляется? Попал, и куртка заняло свое место рядом с другой одеждой.

–Вы разденетесь? – спросил я, помня, что с психами спорить опасно. Хочет он быть из будущего – пусть будет.

– У меня под спецовкой… в общем, почти ничего… я могу, конечно, раздеться… – Зорин не выглядел смущенным, – мне пришлось стащить спецовку в домике рабочих. Только… – он расстегнул пуговицы на куртке, и я увидел тонкую похожую на капрон или спандекс серую оболочку, словно трико облегающую его тело. Термобелье? Зорин пояснил: – Это феррограт – защитная ткань. Спасает от травм, но совсем не греет, сволочь. Ступни не закрыть, иначе пот будет хлюпать. И спецовка эта тоже – не греет. И никаких свитеров у рабочих не оказалось. Так что, все как в старой прибаутке: «Хозяйка, дай напиться, а то так есть хочется, что переночевать негде».

Увидав мое изумление, он замахал руками:

– Это шутка, я не собираюсь у вас ночевать! – он поглядел на электронное табло телевизора в режиме «стендбай», по экрану которого плавало оранжевое «время», – через шесть часов я исчезну, и для этого мне надо будет снова пойти к тем коттеджам, потому что окно переноса появится там.

Слава Богу, он меня будет мытарить своим общением только шесть часов. Впрочем, не так уж и мытарит. Зачем я нагнетаю?

Я указал Зорину место в кресле или на диване, сам занялся приготовлением чая.

– Может быть кофе?

– Попозже, – не отказался, но и не согласился гость, – если я вас вдруг утомлю своим рассказом. Но мне кажется, что это вряд ли.

Я смотрел на его накачанное рельефное тело, под тканью, закрывавшей и шею на треть. Я не видел текстуры ткани, будто она краска.

– А из чего этот феррограт? – спросил я, чтобы о чем-то говорить, и пошел ставить чайник, залез в буфет за печеньем и вареньем, а из холодильника извлек тарелку с нарезанной еще с завтрака ветчиной и горку кусков белого хлеба.

– Это комбинированный графен с биополимерами, – ответил Зорин, – прекрасно защищает от травм, как бы сказать – держит удары и даже нож, но для сохранения эластичности ему нужна температура тела, иначе твердеет, а я становлюсь словно в панцире. Есть вот такие костюмы, тонкие, а есть мощные – киберсьюты, они сил добавляют, тренируют и контролируют состояние.

– А в будущем работникам скорой все еще нужно защищаться от агрессивных дураков? – я не оборачивался, засыпая в заварочный чайник разные сорта и добавляя свежие листья смородины и лимонника. Почему-то я решил, что он все время ходит в этой серой шкуре.

– А куда ж они денутся? – Зорин подошел и присел у камина, – можно я его разожгу, ужасно люблю вот так сидеть у огня. У меня на даче тоже есть камин, только цены на дрова кусаются. А у вас как?

Я указал на вязанку березовых поленьев в ящике, сбоку от камина.

– Вот эта кучка стоит пятьсот рублей на заправке, но я договорился с обрезчиками электросетей и они время от времени мне завозят несколько бревен подешевле, а я уж сам пилю и колю.

– Здо́рово, – вздохнул Зорин, – у нас с этим строго. Засекут летом дым из трубы – штраф, мангал во дворе – штраф, а если костер? Могут на полмесяца посадить на общественные работы. Открытый огонь – табу. Пожарный дрон постоянно висит над поселком.

– А как же обогреваться? – удивился я, накрывая на стол, – на электричестве разориться можно. Газ – пока подключишь, тоже – разоришься. До поселка тянут бесплатно, а к каждому дому подвести, да котел подключить – в копеечку влетает.

– С этим все также, зимой топить можно, но многие предпочитают обогреваться газом, а я себе в подвале термоядерный реактор поставил, вот он мне и дом греет и электричества дает с запасом. Десять мегаватт.

Я чуть не выронил чайник. Вот это фантазия у моего гостя! Память подкинула сразу образ установки Токамак, занимающей огромный зал в анга́ре. Верить психу? Я посмотрел на лицо Зорина. Тот перехватил сомнение на моем лице. Да как тут не сомневаться, если недавно китайцы как подпиг доложили, что им удалось продержать плазменный шнур в установке сорок секунд!

– Не термояд привычный, коллега, – он принял чашку, – а холодный синтез. Слышали о таком? В двадцатом веке был физик – Иван Филимоненко, он еще в пятидесятых открыл явление холодного термояда, между палладием и дейтерием, температура в активной зоне – примерно полторы тысячи градусов, реактор у меня многоядерный, оболочка каждого ядра из платины, выстланной палладием. В качестве топлива расходуется артезианская вода с дейтерием, которую готовит небольшая приставка «генератор тяжелой воды», теплоотвод перегретого пара на паровую турбину, а от нее вращение на электрогенераторы. Тепла от реактора с избытком хватает и на дом, а лишнее тепло я отвожу в подземную реку. Этот реактор возродил и немного доработал в плане автоматики управления один студент из Бауманки, а я профинансировал его исследования, с условием, что он сделает два экземпляра. Вот второй я и разместил в подвале.

– Но он же сто́ит, наверное, как чугунный мост! Платина, палладий! Тяжелая вода, наверняка какой-то изотоп? – невольно я припомнил еще студенческую поговорку, – какой смысл громоздить в доме такую дорогую и вероятно опасную вещь?

Зорин ловко растопил камин и вернулся за стол.

– С деньгами у меня проблем нет, папино наследств, а эта вещь работает без перерыва уже десять лет и окупила себя дважды. Да, мне пришлось потратиться изначально, но я не жалею. А опасности от нее не больше чем от обычного газового котла. Процессор следит и за ядрами реактора и за турбогенератором. Заглушить реактор несложно, достаточно перекрыть подачу воды с дейтерием.

Зорин поставил в блюдце пустую чашку.

– Можно еще чаю? И у меня к вам просьба: найдите что-нибудь из ненужной одежды, пожалуйста. У вас тепло уже, но тонкий костюм не прогревается без внешнего утепления и твердеет, мне сложно двигаться. А от этой спецовки никакой пользы, один вид.

Я налил ему еще чаю и удалился в спальню, где в чулане хранились старые вещи. Рост у нас с Зориным почти одинаковый, а вот в плечах он значительно шире. Нужно что-то мягкое… нашлась моя старая толстовка и отцовский тренировочный костюм «Адидас» довольно свободный, поэтому я его не носил. Знать бы еще какой у гостя размер ноги… нет, вряд ли моя обувь ему подойдет. Нашлись мягкие войлочные шлепанцы. Видеть на довольно холодном полу его босые ноги я не мог без содрогания.

– Переодевайтесь, – протянул я Зорину куль одежды, – можете оставить себе все, кроме шлепанцев.

– Нет, благодетель, мы с вами к полуночи пойдем снова туда, где встретились, я занесу в домик рабочих спецовку, а когда состоится мой перенос, заберете все это ваше.

Зорин быстро скинул спецовку, оставшись в сером трико. Он разобрал принесенные вещи и принялся одеваться.

Да, если он псих, то уж больно все продумано. Впрочем, это как раз и нормально для настоящих шизиков, их вымышленная реальность может быть невероятно детализирована, если он не в обострении, нет психоза, когда ему перевозбуждение не дает сосредоточиться и выстроить логическую цепь. А вот в «холодном» периоде – очень даже все логично. Интересно, а этот Филимоненко реально был или он плод его фантазии? Я сходил в прихожую и забрал забытый смартфон. Пока возвращался к столу, набрал в поисковике: «Иван Филимоненко». И сразу получил кучу ссылок на «Холодный термоядерный синтез», развернутую биографию гениального физика, криптологию его несчастий и запретов на разработки реактора.

Зорин не врал. Кроме одного – реактор позже никто не смог построить, повторить опыт Филимоненко, а этот доктор вот построил?

Зорин переодевался, а я на его вопрос: «Ну что, убедились?» невольно поднял глаза. Феррогратовый костюм действительно напомнил мне миф о древнем герое, которого мать омыла в каком-то источнике или в зелье и то покрыло тело младенца защитным слоем. Свободными от ткани оставались лишь кисти рук, ступни и голова, даже «штуцер» его был покрыт серой тканью отдельно.

Зорин перехватил мой взгляд.

– Удивлены?

– Немало, ну со сливом ясно, а если фундаментально приспичит? – решил я его подколоть, – как снимать всякий раз?

Зорин рассмеялся.

– Все просто, стоит присесть и задний шов сам расходится, коллега, чистая физико-математика в материаловедении – перераспределение напряжений, а когда встану – шов опять закроется. Этот материал создается уже в ваше время, как и многие наши современные устройства, только промышленно в серию пойдет к концу тридцатых, когда сначала для армии начнут делать из него экипировку, а затем сырье выпустят в относительно широкую продажу. Впрочем, банка феррограта без реагента для принтера стоит как чугунный мост, – он рассмеялся, закончил надевание толстовки. – У нас вся европейская продукция под санкциями. За «Адидас» на улице можно нехилый штраф от полиции получить, не считая конфискации. Контрабанда! Старых таких вот костюмов уже не найти, а новые – сто процентная контрабанда. Впрочем, и новые уже не трикотажные, а технологичные киберсьюты.

Я уже сомневался, псих ли он на самом деле, или это какой-то хорошо подготовленный розыгрыш. Чей? Кто может так меня разыгрывать? И немного смущала его серая оболочка. В общем, это вполне может быть никакой не феррограт, а обычная синтетика с пропиткой, спортивное трико. Впрочем, плевать. Надо уже решать, или я включаюсь в эту игру или закончим ее, пока этот бред не зашел слишком далеко.

Зорин вдруг поднялся, взял кухонный нож, приподнял толстовку и куртку, и как Коннор Маклауд в фильме «Горец» засадил ножом себе в живот, но клинок соскользнул вбок.

– Попробуйте, только со всей силы, – предложил он. И я решил не отказываться, в крайнем случае, кожу проколю, а это быстро заживет. А если честно, меня охватил азарт. Хотите из меня дурачка сделать? Я взял нож и слегка ткнул им в серую поверхность живота, где-то рядом с пупком, но она, чуть прогнувшись, не пустила. – Бейте сильнее или резаните. Нож острый?

У меня все ножи острые. Я ткнул сильнее, тот же результат, только Зорина качнуло. Тогда, перехватив нож, я с размаху полоснул его по животу, но вместо кровавой раны сантиметров двадцать – осталась гладкая ровная поверхность костюма. Да, это конечно не обычное спортивное трико.

– Ну что, убедились? – он опустил куртку, – я действительно из будущего. Лет через тридцать от вас.

– Вряд ли доживу, – усмехнулся я, – мне будет девяносто пять. Доживают единицы до такого возраста, проверить вас я точно не смогу. А если вы из будущего, то когда мне предел? Вы же знаете.

Зорин кивнул.

– Знаю, но не скажу. Пока не скажу. Это вас дезориентирует, и вы станете неспособны воспринимать другую информацию.

– Тогда хотя бы скажите – как это будет?

– Сердце, – коротко ответил Зорин, – остановится, а рядом не будет никого. Вас найдут дети здесь на даче спустя час. Видимо, почувствовав приближение конца, вы им успеете оставить записку. Вас похоронят вместе с родителями, как вы хотели.

Я понял его. Да, это простая и легкая смерть.

– Еще чаю? Или расскажете, то, что хотели? А может быть, я буду спрашивать, а вы отвечать?

Зорин перевел взгляд на телевизор. Там по прежнему на черном экране скакали оранжевые числа: 19:37:01.

– Полтора часа на прелюдию, это больше, чем я рассчитывал. Давайте сперва вопросы, спрашивайте, что хотите, постараюсь ответить, но не надо о международной обстановке, давайте о нашем – профессиональном. Вам ведь, как врачу это интересно?

Я кивнул. Что ж, давайте о медицине через тридцать лет.

– Что у вас новенького? – осведомился я.

– Так дело не пойдет. Давайте конкретно. Вот я – скоропомощник, могу вам рассказать, что у нас и как работает «скорая». Вы ведь понимаете, что организация первой помощи не стоит на месте?