– Вас тут уважают, – заметила Катерина, разглядывая убранство трактира. Особое внимание девушки привлекли часы со сложным механизмом из крупных шестерней, стоящие у стены наподобие колонны. – Какая диковина, – удивилась она, – кто ж это такой мастер?

– Был у нас рукодельник, да помер, – вздохнул Митя, – собственный ходок его раздавил.

– Жаль, – призналась Катя, – я бы с удовольствием у такого умельца безделицу заказала.

– Там, откуда вы, поди, и не такие есть. – Митя с любопытством посмотрел на спутницу.

– Жизнь в столице, конечно, бойчее, чем здесь, – согласилась Катя, – но и в медлительности уездного городка, такого как ваш, есть свое очарование.

Мите отчего-то стало обидно за родной край, но высказать свою обиду он не посмел, а вместо этого уточнил:

– Марсель Маратович – Зеркальный советник, а вы, простите за нескромность, какой чин носите?

Катя удивленно глянула на него и вдруг расхохоталась, как давеча в департаменте:

– До чего вы забавный, Дмитрий, хотя оно и понятно, недавно среди Зеркальщиков. Впрочем, как и я. Если б дольше служили, уже бы проверили, что я за птица, и поняли, что ни толики магии во мне нет.

– Тогда кто же вы, – полюбопытствовал Митя, – секретарь, компаньонка?

– Все проще, мой друг, – Катя внезапно стала серьезна, – я работаю по договору в Министерстве магии – окоматографистом.

От такого признания Митя совсем растерялся, и появление трактирщика Степана выручило его из сложившейся ситуации. Хозяин заведения, потирая кулаком глаза, подошел к столу, поклонился и обратился к магу:

– Видеть меня желали, господин?

– Да, желал, – закивал Митя, – пару вопросов, и я вас сразу же отпущу. Вы подскажите мне, отчего ночью вам не спалось?

Мужик как-то сник, но, видно, не решился юлить перед Зеркальщиком.

– Рассказать-то могу, только вы меня, поди, убогим сочтете.

– А вы начните, не мешкайте, – предложил Митя, стараясь выглядеть профессионалом своего дела, тем более после конфуза с чином Катерины.

– Упырь ко мне приходил, – признался Степан, подергивая себя за окладистую бороду. – Прямо из самовара таращился да долг требовал.

– И много вы Христофору Никифоровичу задолжали? – как бы невзначай уточнил Митя, а у самого внутри все так и сжалось.

– Не то чтоб много, но долг имеется, – признался Степан, – а я гляжу, вам про то ведомо?

– Наше дело обо всем знать, – важно ответил Митя, – спасибо, я узнал, что хотел, ступайте.

Но трактирщик не спешил уходить, а все мялся у их столика.

– Что еще? – не сдержался Митя.

– Вы мне вот чего, господин маг, скажите, мне теперь тоже готовиться к скорой смерти? Ведь без повода мертвые не манят.

– Долги, Степан, надо вовремя отдавать, тогда и манить станет некому, – поделился отцовской мудростью Митя, и трактирщик вроде как успокоился, еще раз поклонился и хотел уже уйти, но Митя остановил его: – А вы давеча сказали, что не одному вам не спалось, может, подскажете, кого еще бессонница одолела?

– Чего бы нет, – Степан потер шею, – станционного смотрителя спросите или бакалейщика.

– Спасибо, Степан, за подсказку, – кивнул Митя. Тут как раз и завтрак принесли.

За едой говорили мало. Митя все больше смотрел на Катю и думал, как это странно, видеть перед собой человека, который по договору пожертвует глазом, а то и двумя. Все знали, что окоматографисты – это не только те, кто ищет интересные очи, видевшие захватывающие события, но и те, кто нанимается в департамент, чтобы глядеть в оба, отсюда и поговорка пошла. А в нужный момент око у работника отнимали и хранили далее в архиве для повторных просмотров.

Митя всегда думал, что окоматографисты – это люди падшие, забулдыги там, или нищие, коим деньги позарез нужны, а грабить совесть не велит. Однако же Катя представляла из себя человека совсем иного типа. Красивая, умная, интеллигентная. Слушая ее, Митя понимал, что перед ним человек образованный, что само по себе выходило чудно, все же девица, и вот же. Но чтобы женщина по доброй воле стала окоматографистом, это в голове мага никак улечься не могло. И, видимо, так мучила его эта мысль, что отразилась на челе.

– Полно вам, Дмитрий, размышлять впустую, – вдруг сказала Катя. – Вы, если хотите что спросить, так не стесняйтесь, задавайте вопросы, а я отвечу.

Митя аж подавился от таких слов, но все же упускать момент не стал:

– Катерина, вот чего я не пойму, как ваш папенька согласился на такую жизнь для своей дочери? Вы девушка красивая, образованная, но почему окоматографист? Разве вы не понимаете, что ваши глаза вам потом никогда не вернут? – Он с грустью глянул в ее карие, с легкой рыжиной очи.

– Конечно же, я об этом знаю, но, Дмитрий, разве мои глаза созданы лишь для того, чтобы смотреть на цветастую вышивку? Или для того, чтобы читать книгу малышам перед сном или чтобы не сводить взгляда с мужа? Так вы себе представляете девичью жизнь? – Она внимательно глянула на мага, и тот зарделся, потому что именно так и думал. – Так вот, нет, – холодно продолжила Катерина, – я желаю увидеть весь мир, жажду лицезреть тайное и быть первой, кто заглянет за край мира. А глаза, что глаза, пусть забирают, ведь память об увиденном останется со мной навсегда. А мой папенька служит в Ордене, и он более широких взглядов, чем многие.

– Но ваша жизнь после… – промямлил Митя.

– Что, боитесь, останусь в старых девах? – участливо поинтересовалась собеседница. – Так и не беда, по договору пенсия мне выходит значимая, а значит, найму прислугу и стану разводить кошек.

– Кошек? Почему кошек? – переспросил Митя.

– Почему бы и нет, – отмахнулась Катя. – Вы вот что лучше скажите, мы пойдем к бакалейщику или вы меня в департамент спровадите?

– Что вы, как можно, – смутился маг, – идемте вместе, вдруг и в нашей глуши вы увидите нечто такое, о чем будете вспоминать после, на пенсии.

– А вы шутник, – улыбнулась Катя, и, дождавшись, когда Дмитрий отодвинет стул, поднялась из-за стола, и, цокая каблучками, двинулась вперед.

Лавка Феофана, несмотря на полуденный час, оказалась заперта. Митя несколько раз настойчиво постучал, но ему никто не открыл.

– Может, уехал куда? – предположила Катерина.

– Прям уж, – нахмурился Митя, – сейчас самый разгар, знай себе продавай, кому свечи восковые, кому мыло кусковое, а кому пряности на развес.

– Разве мыло пряностями не пропахнет? – удивилась гостья.

– А и пропахнет, так душистее станет, а то голимой щелочью воняет, – поделился маг, сам не раз покупавший у Феофана разную мелочь. – Опять же, куда ему идти? Он и живет над своей лавкой, вон, видите? – Маг кивнул, поглядывая наверх, и тут же заметил, как дернулась штора. – Ну ясно, там он, окаянный, только открывать не желает. Феофан, отворяй сам, а не то по-колдовскому зайду! – припугнул он торговца и прислушался. Вначале все было тихо, но вот послышались шаги, щелкнул замок, и дверь распахнулась. Колокольчик, призывающий оповещать о покупателях, задорно звякнул. Феофан глядел на мага с неприязнью. Все лицо его оплыло, глаза воспалились и покраснели. Стоял он нетвердо и все норовил завалиться набок.

– Фу! Феофан, – возмутился Митя, – в такую рань и пьян! О чем думал-то?

– А не все ли вам, господин маг, равно? – Торговец икнул и тут же утер полные губы ладонью. – Я, может, последний день живу, так хочу – пью, хочу – гуляю, а вы мне теперича не указ! – Феофан с усилием сосредоточился на руке и, кое-как сложив пальцы дулей, сунул их под нос Мите. – Видал? – спросил он и пьяно захихикал.

– Полно паясничать, остолоп, – Митя брезгливо шлепнул его рукой по фиге, – прямо говори, Христофора видал?

Феофан пару раз моргнул, как бы переваривая информацию, и вдруг взвыл:

– Видал, батюшка, видал, миленький! Приходил за мной, распроклятый! Прямо из бутыли на меня поглядывал, да должок просил! А долга-то того – мешок крупы да коробка свечей сальных. Обереги, батенька! Не дай мертвяку меня на тот свет утянуть ни за что! – Торговец вдруг рухнул на колени и обхватил ноги Мити так, что маг едва не упал, спасибо Кате – поддержала.

– Полноте, пропойца! Пусти, кому говорю! – Митя старался вырваться, но Феофан держал крепко и все сопел, рыдал в край пальто, оставляя на том разводы. – Ах ты ж, окаянный! Иди-ка умойся! Да проспись! Уберегу я тебя от Христофора, так и быть, – наконец устало пообещал он мужику.

Феофан глянул на Зеркальщика мутным взглядом, смачно икнул и, отцепившись, сел на зад.

– Уж вы расстарайтесь, господин маг, а я за то вам мыло другое продавать стану, не вонючее, – кротко пообещал он.

Митя аж потерял дар речи, а Катерина, прикрыв рот перчаткой, улыбнулась.

Когда они отошли от бакалеи, Митя все же не сдержался.

– Нет, ведь каков прохвост! – в сердцах выпалил он.

– Он исправится, Дмитрий, он же обещал, – напомнила Катерина. – А вот сдержите ли вы свое обещание? – Она покосилась на мага.

– Да уж придется, – Митя одернул пальто, – а то так и до старости буду дурно пахнуть!

Молодые люди переглянулись и, не сдержавшись, рассмеялись. Пожалуй, это был первый раз, когда Митя развеселился по-настоящему. Первый – с момента гибели Вареньки.

Вдали задребезжал трамвай, оповещая о скорой остановке. Клубы пара из трубы взлетали к низкому пасмурному небу, точно именно так штамповались тучи.

– Если хотим доехать до вокзала, стоит ускориться, – подсказал Митя, и они с Катериной побежали к остановке, легко перепрыгивая рельсы.

– Какой у вас все же чудный город, – поделилась Катя, разглядывая домики из окна трамвая. Из-за грохота, производимого паровой машиной, ей приходилось кричать прямо Мите на ухо. От столь близкого контакта маг робел, но отодвигаться не смел. – Домики как на картинах, – делилась Катя, – а там, там что? – Она ткнула пальцем в высокое кирпичное строение.

– Раньше водонапорная башня была, а теперь коммутаторная, там барышни-телефонистки сидят, – крикнул он в ответ.

– А вы далеко отсюда живете? – вдруг спросила окоматографистка, и Митя замешкался.

– Не очень, – признался он, – в гостинице новой. Ежели вы там остановитесь – вам понравится.

– Буду знать, – кивнула Катя и вновь уткнулась в стекло.

Поездка пролетела столь незаметно, что Митя едва не пропустил остановку, спасибо, кондуктор подсказал.

От вокзала, за которым виднелись черные туши паровозов, они пошли налево к зданию с палисадником и эркером на втором этаже.

Митя, открыв калитку, вначале пропустил даму, а после зашел сам. Дверца неприятно лязгнула, заставив мага поежиться. Подойдя к двери, он коротко постучал, и та немедленно распахнулась.

На пороге жались друг к другу сыновья смотрителя, те самые, которым Митя все никак не мог вынести вердикт.

– Отец где? – спросил он, стараясь выглядеть важным и строгим.

Мальчонки переглянулись, и тот, что постарше, выпалил:

– На кладбище тятька.

– Как это на кладбище, – опешил Митя, – он что же, умер? Удар?

Ребята еще раз переглянулись, точно ведя меж собой безмолвную беседу.

– Вы не бойтесь, мальчики, у нас к вашему папе важное дело, – улыбнулась Катерина, – расскажите нам, что случилось?

– Часы тятя повез, чтоб расплатиться, – нехотя пояснил один из сыновей.

– С кем расплатиться? – Митя нахмурился. – Он что же, сторожу кладбищенскому задолжал?

– Да какой там, – сморщился юнец, – Христофору Никифоровичу он долг должен, а коль его теперь в живых нет, тятька решил ему мертвому отдать, чтоб тот по ночам в отражениях не шлялся. – Мальчик шмыгнул носом. – Вы что ж теперь тятьку тоже накажете, как нас?

– Отец ваш ни при чем, а насчет вас я еще решу. – Митя погрозил пальцем и развернулся уходить.

– Тетенька, – неожиданно позвал младший сын. Катерина повернулась, и ребенок, улыбаясь до ушей, шепнул ей: – А вы красивая!

– Благодарю вас, молодой человек. – Катерина слегка склонила голову и вышла в калитку следом за Митей. – Какие учтивые дети, – ласково произнесла она.