Письма из Пёрл-Харбора. Основано на реальных событиях (страница 10)
Он обернулся, чтобы помочь миниатюрной блондинке выбраться из джипа, и Джинни с интересом подошла ближе. Джек как-то упоминал, что встречается с медсестрой из Госпиталя Королевы. Похоже, у них все складывается всерьез.
– Приятно познакомиться, Пенни!
– И мне, Джинни. Твой брат говорит, ты – пилот? Ничего себе!
– Здорово, конечно, но летать – это тебе не жизни спасать, – быстро вставил Джек, глядя на сестру с таким восхищением, словно перед ним стояла сама королева Кавананакоа, последняя из гавайских монархов.
– Интересно, что она тогда в тебе нашла, – поддела его Джинни.
– Да сам не знаю, – счастливо отозвался брат.
Джинни лишь драматично закатила глаза, а Билли хлопнул Джека по спине:
– Повезло тебе быть рядом с любимой. Моя жена осталась дома, в Сан-Диего, с нашей троицей пацанов, и я скучаю по ней так, что аж зубы сводит!
– По полсотни раз на дню скучаешь? – поддразнила Джинни и искоса глянула на Уилла.
– Это как минимум, – без малейшего стеснения сказал Билл. – А твоя дама сердца, дружище, тоже дома осталась?
– Дома, – с грустью кивнул Уилл. – Но она обещала приехать ко мне на Рождество.
– Держу пари, уже дни считаешь?
Пока мужчины разговорились о семьях, Джинни с досадой покачала головой. Да что ж это за эпидемия любви такая? Всех скосило разом!
– Ну что, может, закажем уже? – сказала она с нажимом. – Есть хочу – умираю.
По всей компании прошел одобрительный гул, и Джинни махнула официантке, которая тут же поспешила к ним с блокнотом в руке. Из белого здания ресторана доносилась музыка, на стоянке люди выходили из машин, кто-то пускался в пляс – вечер явно шел на ура. Солнце клонилось к закату, зажигались уличные фонари и фары автомобилей. Джинни с удовольствием приняла приглашение Билли и вышла с ним на импровизированный танцпол. Он танцевал легко и уверенно, вел ее играючи, и она с радостью поддалась ритму. К ним скоро присоединились Джек с Пенни, потом Эдди и Дагни, и даже Лили – с Уиллом.
– Тебе бы летать научиться, Билли, – сказала Джинни.
– Летать? А зачем?
– Мой инструктор говорил, что из хороших танцоров получаются отличные пилоты. Что-то там про координацию и реакцию – не помню точно.
Билли с притворной галантностью поклонился:
– Ох ты, приятно знать, что ты считаешь меня хорошим танцором. Но я, пожалуй, останусь на корабле, если ты не возражаешь. Меня скоро должны в командование перевести, жду не дождусь. У нас сейчас в должности капитана какой-то несчастный дед, и я мечтаю свалить от него на свой собственный корабль. Вот только проблема – именно он должен меня рекомендовать, так что я не знаю, как себя с ним вести: то ли выложиться на максимум, чтобы у него челюсть выпала, то ли так его достать, чтобы он сам меня куда подальше отправил.
Джинни рассмеялась:
– Ну, если достанешь, так и будешь вечность драить палубу. Или что вы там, морячки, делаете за провинности?
– Все так, все так… Ладно, надо держаться тише воды, ниже травы и надеяться на лучшее. Но скажу тебе прямо: если уж нам предстоит идти на войну, я хочу пойти на нее на своем корабле, – сказал Билли.
Вокруг звучал зажигательный свинг, смех сливался с гулом голосов, но Джинни пробирала дрожь. Хозяева дома, где она снимала комнату, каждый день обсуждали свежие новости, тыкали пальцем в газеты и бубнили про «злобных япошек». Это слово больно резало слух: почти половина жителей острова были японского происхождения. Джинни находила такие разговоры оскорбительными и отчаянно подыскивала себе другое жилье.
Хотя, надо признать, тревога была не на пустом месте. Ситуация в Тихом океане становилась все напряженнее. Президент Рузвельт якобы вел переговоры с японцами: предлагал снять нефтяные санкции в обмен на их уход из Китая, но, судя по всему, дела шли не очень хорошо. А в Атлантике и вовсе творился кошмар. Сообщения о немецких подлодках, атакующих американские грузовые суда, появлялись все чаще. Джинни было противно думать, что те же подлодки могут добраться и до этих сверкающих, безмятежных вод вокруг Гавайев.
Когда-то в детстве она боялась озер у себя дома – казалось, будто под водой затаилась огромная щука, ждущая, чтобы сцапать за ногу. И теперь, думая о невидимых стальных чудовищах, притаившихся в глубинах, от которых зависела жизнь таких ребят, как Билли, у нее мурашки бежали по спине. Нет ничего страшнее врага, который нападает исподтишка.
– Может, Черчилль одолеет Гитлера, – проговорила она, когда музыка стихла и они остановились. – Тогда мы сможем сосредоточить силы на Тихом океане.
– Было бы неплохо, – кивнул Билли. – Но сомневаюсь, что это случится в ближайшее время. Немцы прочно окопались в Европе, теперь лезут и на Восток – к русским.
– Но, Билли, ну не может же быть, чтобы нацисты добрались до Америки?
Билли пожал плечами:
– Мне так не кажется. Но если нацисты победят на Западе, а коммунисты – на Востоке, то рано или поздно они дотянутся и до нас. Ты видела знак?
– Какой знак?
– Ты не видела?
Он взял ее за руку и повел через парковку. На дальней стороне кафе «Кау Кау Корнер» возвышалась большая вывеска: «Перекресток Тихого океана». Джинни застыла, разглядывая указатели с названиями городов и расстоянием до них. До Сан-Франциско – 2090 миль. До Токио – 3450. Даже Мидуэй, ближайшая точка, был в 1150 милях от Оаху. А Лондон – почти десять тысяч миль. Почти за гранью воображения. Так, может, все-таки ничего им не угрожает?
На днях она написала Жаклин Кокран – легендарной летчице. Перечислила все свои навыки и попросила учесть ее кандидатуру, если вдруг появится шанс вступить в перегоночный корпус. Кокран была любезна: поблагодарила за письмо и сообщила, что внесла ее имя в список. Если война все-таки грянет – Джинни готова была служить. Но пока что мир под гавайским небом казался куда заманчивее.
– Кто-то сдрейфил! – крикнул Джек, и Джинни, обернувшись спиной к зловещей вывеске, бросилась обратно к друзьям.
* * *
Спустя некоторое время она возвращалась домой, держась под руку с Лилиноэ. Дом подруги, где Лили жила вместе с отцом, Калани, был как раз по пути, и Джинни радовалась, что рядом кто-то есть – вместо неугомонных сверчков и прочей тропической живности. В голове крутились мелодии, что звучали в кафе тем вечером, и шагать под них в приятной компании было особенно хорошо.
– Может, зайдешь на стаканчик чего-нибудь? – спросила Лили, когда они подошли к воротам. – Или тортика? Папа испек свой фирменный шоколадный. Клянусь, тебе понравится.
– Калани печет?! – изумилась Джинни.
– Еще как. Мама оставила нам тетрадь с рецептами, и папа печет все строго по установленному порядку. Мне кажется, это помогает ему не забыть ее.
Она грустно взглянула на их дом, и Джинни сжала ее руку.
– Обожаю шоколадные торты. Веди!
Лили смущенно улыбнулась, достала из кармана ключ.
– У нас все просто, – предупредила она. – Не знаю, привыкла ли ты к такому…
– По сравнению с тем, где я сейчас живу, это самый настоящий дворец.
И действительно – дом оказался простым, но невероятно уютным. Все в нем сверкало чистотой, а каждая деталь – от веселых штор до ваз с цветами – дышала заботой. Джинни провели на кухню, налили стакан молока и приподняли крышку с бамбуковой оплеткой: под ней оказался торт, от одного только вида которого потекли слюнки. Джинни с благодарностью опустилась на красиво состаренный временем деревянный стул.
– Какой у вас милый дом, Лили.
Та порозовела.
– Спасибо. Мы с папой тут вдвоем, сестры замуж повыходили. А мы все не решимся уехать отсюда.
Джинни вдруг выпрямилась.
– А у вас, случайно, нет свободной комнаты?
– Есть. Одна.
– А не думали ее сдавать?
– Нашу комнатку? Да кому она нужна…
– Мне, например.
Лили удивленно уставилась на нее:
– Тебе?! Да не понравится тебе у нас, Джинни. Это же… ну, конура!
– А можно я сама решу?
– Да ты не представляешь, во что ввязываешься! После той роскоши, к которой ты привыкла…
– Роскошь, Лили, – это когда тебе улыбаются, когда ты входишь в дом. Это место, где тебе уютно. Роскошь – это чувствовать себя дома.
Лили задумчиво ковыряла торт вилкой.
– С папой надо будет поговорить… но думаю, он не откажется. Только вот денег мы с тебя не возьмем – ты же наш друг.
И тут Джинни хитро улыбнулась:
– Хорошо, денег платить не буду. Я с вами рассчитаюсь… летными уроками!
Лили ахнула:
– Да ну тебя!
– Не «ну», а «да». Из тебя получится отличный пилот, ты ведь сама это знаешь!
Лили взвизгнула от восторга.
– Правда?! Ты не шутишь?! Честно-честно?
Джинни рассмеялась, пока Лили, не выпуская ее рук, уже кружила ее по кухне. В этот момент в кухню ввалился сонный Калани – в клетчатой фланелевой пижаме он выглядел еще более милым.
– А это что за дела? – спросил он, прищурившись.
– Папа, Джинни будет жить с нами! – воскликнула Лили, кружа подругу. – А в обмен она подарит мне крылья!
– Крылья? – переспросил Калани недоверчиво.
– Крылья самолета Piper Cub, папа! Она научит меня летать!
– Правда?.. – Калани выглядел так, будто вот-вот расплачется от счастья. Он повернулся к Джинни: – Мисс Мартин, моя дочь мечтает об этом много лет. Она с детства не пропускает ни одной летающей твари, постоянно читает про фей, драконов, всяких воздушных тварей. Ну она без ума от самолетов. Вы и правда ее научите?
Джинни подумала, что впервые слышит от Калани столько слов подряд. Она повернулась к нему с самой лучезарной улыбкой:
– С удовольствием, уважаемый Калани. Мы с Лили будем летать вместе.
Позже, вырвавшись из объятий радостных новых соседей, Джинни направилась в унылый дом, который уже завтра перестанет быть ее. Она поднималась на холм, ведущий к жилищу, и остановилась – посмотреть на ночной остров.
В Пёрл-Харборе мерцали огни больших красивых кораблей. За бухтой, в Вайкики, туристы расходились по домам, отелям и барам. Джинни потянулась – ноги ныли после танцев – и улыбнулась. Кажется, этот остров наконец становился ей настоящим домом.
Глава 8
Среда, 6 марта
– Слушаем вас!
Два механика вынырнули из-под турбореактивного двигателя, бодро отвесили Робин пятюню и снова нырнули обратно – мотор с шумом оживал. Робин улыбнулась: со статорами пришлось повозиться, но они справились. Она вышла из ангара с тихим чувством удовлетворения, пока не увидела, как солнце садится за хвост огромного аэробуса. Она опаздывала! Эшли ее убьет.
Впереди ждала третья подсказка. В последнем письме бабушка рассказывала о своих очаровательных друзьях на Оаху. Робин уже израсходовала весь отпуск, чтобы быть с бабушкой Джинни в ее последние дни, так что дополнительных выходных не светило. Она поспешила в кабинет, переобулась из офисных туфель в кроссовки – они хранились у нее в нижнем ящике стола.
Домой было быстрее добраться бегом, чем ждать автобус. Пусть и в рабочем комбинезоне – какая разница. Она выбежала из аэропорта и помчалась.
Через двадцать минут, запыхавшись, вся в поту, она вернулась домой. Лифт, конечно, не работал, и пришлось карабкаться по лестнице. Подойдя к двери, она замерла. Изнутри доносились голоса. Смех. И… да, это был звонкий смех Эшли – тот самый, как в детстве. А второй голос – мужской. Зак?!
Она распахнула дверь и застыла:
– Зак?
– О, привет, Робин! Ты в порядке?
– Робин, ты выглядишь так, словно кубарем каталась по кустам, – сладко протянула Эшли. Она была одета в бордовое платье в пол и выглядела стильно и привлекательно. Робин невольно почувствовала себя нелепо.
– Я бегом домой мчалась…
– В этом? – Зак указал на ее рабочий комбинезон. – На твоем месте я бы пересмотрел гардероб.
Робин едва не разрыдалась.
– Ну вообще-то я не по приколу в нем бежала. Просто опаздывала – не хотела тебя подводить…
Эшли снова хихикнула:
