Должна признать, это довольно приятно.

Приятное чувство испаряется, когда он хватает меня своими лапами за предплечья и поднимает на ноги.

А затем наклоняется к моему лицу и цедит сквозь стиснутые зубы:

– Ты так же очаровательна, как герпес. А теперь иди ссы.

Ирландец отталкивает меня, запускает пятерню в волосы и бормочет ругательства себе под нос.

Если бы кол у него в заднице был больше, то этот парень был бы деревом.

Я иду в заднюю часть самолета мимо мягких кожаных диванов и кресел. Интерьер элегантен и сдержан, все выполнено в оттенках шампани и золота. Окна прикрыты маленькими занавесками. Мои босые ноги тонут в роскошном мягком ковре. Здесь совсем как в миниатюрном пентхаусе… Вплоть до охраны.

Шесть быкоподобных гангстеров смеряют меня взглядом, когда я приближаюсь.

Они сидят по обе стороны прохода в кожаных капитанских креслах. Между креслами – лакированные деревянные столики. Двое из них играют в карты. Двое пьют виски. Пятый держит газету в мясистых пальцах, а шестой выглядит так, будто хочет немедленно оторвать мне голову.

Он самый крупный из всех; у него темные глаза, на распухшую переносицу наклеена полоска лейкопластыря, а на воротнике строгой белой рубашки красуются следы крови.

Мне почти стыдно за то, что я с ним сделала, тем более на глазах приятелей. Неудивительно, что он так на меня смотрит. Его побила девчонка: теперь его эго – орущий в истерике пятилетка у магазина с мороженым.

Но в какой-то момент моего приключения мне может понадобиться союзник. Небольшое подхалимство сейчас может сослужить хорошую службу в будущем.

Останавливаюсь напротив его кресла и улыбаюсь.

– Прости за нос, Киран.

Пара мужчин фыркает. Остальные обмениваются удивленными взглядами.

Пылающий взгляд Кирана способен расплавить сталь. Но я провела достаточно времени с гангстерами, так что у меня иммунитет к их свирепости.

– Если что, я вообще ничего не помню. Этот кетамин, которым вы меня накачали, нормально дал по мозгам. Обычно я не такая агрессивная. Не поймите меня неправильно, я за насилие в случае необходимости, но я прибегаю к нему только в крайнем случае. Во всяком случае, когда я в себе.

На секунду я замолкаю, пока Киран продолжает на меня пялиться.

– По правде говоря, я бы попыталась сломать тебе нос даже в трезвом уме. Вы меня похищали, в конце концов! Так что вот. Но теперь я обещаю больше ничего не разбивать, если вы меня не вынудите. На самом деле, предлагаю сделку: если вам понадобится поместить меня в багажник автомобиля или грузовой отсек корабля, или в другой самолет, то просто вежливо попросите, и я с радостью подчинюсь. Не обязательно устраивать такую буффонаду.

Киран какое-то время раздумывает над ответом. Или, может, пытается догадаться, что означает слово «буффонада». В любом случае этого парня блестящим собеседником не назовешь. Придется мне и дальше тянуть лямку этого разговора.

– Я к тому, что нам не обязательно проявлять враждебность. У вас работа. Я понимаю. Я не буду ее вам усложнять. Просто пользуйтесь словами, хорошо? И мы сразу же перестанем доставлять друг другу неприятности.

Молчание. Киран один раз моргает. Остается принять это как знак согласия, и я лучезарно улыбаюсь.

– Класс. Спасибо. И спасибо, что не ударил меня в ответ. Твой босс сказал, что он не настолько деликатен.

С другого конца самолета раздается громогласный рев Деклана:

– Иди ссы, мать твою!

Покачивая головой, я комментирую:

– Мне жаль его мать. Лучше бы она проглотила.

Я исчезаю в уборной и закрываю за собой дверь, пока снаружи повисает пораженное молчание шести гангстеров.

2
Деклан

Похищать женщин обычно не так утомительно.

Отчасти я удивлен, что нам вообще удалось запихать ее в самолет. С момента, как мы схватили ее на подземной парковке в Манхэттене, она была невыносимой занозой в заднице.

Большинство людей – большинство здоровых людей, – становясь жертвами похищения, делают одну из трех вещей: либо плачут, либо просят о пощаде, либо полностью замыкаются в себе, парализованные страхом. Крайне редко человек станет бороться за жизнь и пытаться убежать. Таких смельчаков мало.

И тут – эта чокнутая девица.

Разговорчивая, веселая, спокойная – она ведет себя так, будто снимается в фильме о какой-то культовой исторической личности, погибшей в расцвете красоты, спасая группу голодающих сирот в горящем здании, и подобное высокопарное дерьмо.

Ее уверенность непоколебима. Никогда не встречал никого столь самонадеянного.

И с таким скромным перечнем причин для самонадеянности.

Она преподает йогу, твою мать! В крошечном горном городке у озера. Но ведет себя словно королева Англии.

Откуда у инструкторши по йоге двадцати с лишним лет, с грехом пополам окончившей колледж, не имевшей долгосрочных отношений с парнем и выглядящей так, будто закупается на гаражной распродаже у феи Динь-Динь, взялось столько самоуверенности?

Не знаю. И знать не хочу.

Но ее боевые навыки меня заинтриговали. Она, может, и не помнит, как двинула Кирану, но я-то запомнил. За годы совместной работы ни разу не видел, чтобы его кто-то вырубил.

Неприятно признавать, но это меня впечатлило.

Из предварительного расследования о ней известно, что она не служила в вооруженных силах и не имеет никакой официальной подготовки в военном деле или боевых искусствах. И ничто из сотен селфи не указывает на способность делать что-либо, кроме как поедать салаты, скручиваться в рогалик и позировать при хорошем освещении в откровенных спортивных костюмах.

Наверное, его отвлекли ее сиськи.

Или ноги.

Или, может, эта задиристая ухмылка, сверкающая каждый раз, прежде чем она скажет что-то, от чего захочется схватить ее за шею и сжимать, лишь бы поскорее замолчала.

Чем быстрее эта история закончится, тем лучше. Я знаком с ней всего два часа – причем один из них она была без сознания, – но мне уже хочется застрелиться.

Достаю телефон, набираю номер, на который пытаюсь дозвониться, с тех пор, как мы ее схватили, и слушаю гудки.

И снова – автоответчик.

И снова возникает ощущение, что все идет совсем не по плану.

3
Слоан

Пока я в туалете, всплывают воспоминания: я выпрыгнула из машины прямо на ходу.

Неудивительно, что боль в плече меня убивает.

Тщетно пытаюсь восстановить в памяти всю картину, но образы размыты и перепутаны. Остались смутные воспоминания: вот я бегу по слякоти улиц, Деклан меня преследует; потом – встаю в боевую стойку, а вокруг – Деклан и шесть его громил.

После – ничего.

Живот все еще крутит, но гораздо больше меня беспокоит гудящий череп. Я ударилась головой о цементный пол, когда Деклан выволок меня из машины на парковке. Я могла потерять сознание еще до того, как мне сделали укол.

Черепно-мозговая травма, даже небольшая, может привести к серьезным проблемам.

Даже более серьезным, чем быть похищенной ирландской мафией для встречи с их боссом.

Мою руки, выхожу и направляюсь обратно в переднюю часть самолета, где меня уже ждет Деклан. Он наблюдает за моим приближением с таким видом, будто страдает от геморроя.

Присаживаюсь на диван, где проснулась, и уютно подбираю под себя ноги.

– Вопрос: почему я выпрыгнула из машины?

Деклан посматривает на мои сложенные ноги и хмурится.

– Стоило тебе только увидеть наручники, которые Киран собрался на тебя надеть, и ты совершила прыжок веры.

Да, такое могло быть. Это я надеваю наручники на мужчин, а не наоборот.

– Это было до или после того, как я сломала ему нос?

Он поднимает брови. Теперь меня испепеляет пара горящих голубых глаз. Затем произносит низким, напряженным голосом:

– Видимо, из-за сотрясения ты забыла правило номер два.

Я на секунду задумываюсь.

– А какое было правило номер два?

– Молчи, пока тебя не спрашивают.

– А, точно, извини. У меня не очень хорошо с правилами.

– Или с выполнением приказов.

– Я не хотела нарочно тебя разозлить, – делаю паузу. – Если только немножко. Но ты меня похитил!

Он снова кидает взгляд на мои ноги. На его лице написано омерзение. Оскорбившись его взглядом, я спрашиваю:

– В чем проблема?

– Не сиди так.

– Как?

Он пренебрежительно взмахивает рукой, указывая на мою позу.

– Как будто сидишь на земле в детском саду и ждешь, когда воспитательница начнет читать сказку.

– На полу.

– Что, прости?

– Ты имел в виду на полу, не на земле. Земля на улице. Пол в помещении.

Он смеряет меня убийственным взглядом, но я не смущаюсь. Наоборот – улыбаюсь. Он реагирует:

– Каким же идиотом был тот, кто убедил тебя, что ты очаровательна.

– Ой, да ладно тебе. Признай это. Ты уже главный фанат.

У него такое лицо, будто его сейчас вырвет. А потом он вспыхивает и огрызается:

– Что за женщина, которая не боится своих похитителей?

– Та, что много времени провела рядом с представителями твоей профессии и знает их образ действий.

– И каков же он?

– Таков, что они наяривают на иерархию и субординацию еще хлеще, чем военные. Ты уже сказал, что ничего мне не сделаешь. А это значит, что, когда твой босс приказал тебе меня сцапать и отвезти к нему для разговора, он также велел позаботиться, чтобы я не пострадала. А это, в свою очередь, значит, что ты примешь все меры, чтобы я не выразила ему недовольства по поводу твоего обращения со мной во время поездки. Можно мне, пожалуйста, стакан воды? А то у меня во рту пересохло.

Мы буравим друг друга глазами бесконечно долго. Он будто наслаждается тщетными попытками вызвать у меня страх.

Наконец молчание прерывается. Ослабляя узел галстука, он мрачно произносит:

– Этот рот тебя однажды погубит, Динь-Динь.

Он срывает галстук и наскакивает на меня.

У меня успевает вырваться лишь испуганный вскрик, прежде чем он опрокидывает меня на спину и пихает мне колено между ног. Мы ненадолго сцепляемся, пока я пытаюсь спихнуть его с себя, – но это невозможно, этот ублюдок сильный, – и вскоре ему удается закинуть мне обе руки за голову. Потом я вижу блеск металла, а затем – щелчок – наручники на моих запястьях.

Яростно кричу:

– Ты, сукин…

Он вставляет мне в рот галстук, несколько раз оборачивает вокруг подбородка и завязывает сзади.

Теперь на мне кляп.

Тяжело дыша через нос, гневно гляжу на него. Немного утешает то, что он тоже тяжело дышит.

– Так-то лучше, – теперь уже он улыбается, психопат!

Я пытаюсь заорать «Свинья!», но получается сдавленное мычание. Хотя, думаю, посыл был ясен.

Цокая языком с деланым огорчением, он приговаривает:

– Как же так, что за выражения для такой очаровательной юной леди? Вас в пансионе благородных девиц разве не учили, что ругаться – это неподобающе?

Еще один риторический вопрос, и я отрежу тебе яйца.

Этот мудак тошнотворно доволен собой. А я, в свою очередь, так зла, что меня почти трясет.

И он все еще с меня не слез.

Он упирается локтями в диван по обе стороны от меня. От таза до груди, всем телом он лежит на мне. Его торс теплый и тяжелый и пахнет мятой и чем-то пряным, и я надеюсь, что это пистолет у него в кармане, потому что, черт побери…

Наши взгляды встречаются. Его улыбка исчезает. Тень чего-то иного, чем презрение, мелькает в его холодных голубых глазах.

Одним быстрым движением он соскальзывает с меня и встает.

Я вижу, как у него напрягаются плечи, когда он поворачивается ко мне спиной, проводит рукой по темным густым волосам и резко обращается ко мне:

– Мне никто не запрещал тебя трогать, так что лучше не испытывай меня.