Вся прежняя подготовка летит псу под хвост. А когда Шапокляк объявляет, что скоро группу ждет первое пробное выступление в новом составе, начинается настоящий ад.

Мы буквально поселяемся в танцзале. Вкалываем как проклятые. Повторяем, повторяем и еще раз повторяем: общие танцы и сольные выходы, переходы от одной песни к другой и переодевания. В таком ритме иногда я забываю поесть. Совсем перестаю отвечать на звонки мамы и с каждой ночью сплю все хуже.

За четыре дня до концерта усталость дает о себе знать. После окончания репетиции я не могу найти силы доползти до комнаты. Присев на минуту на мягкий мат, чувствую, как отключаюсь прямо в зале. Лишь мужские голоса не дают ускользнуть в прекрасный мир Морфея.

– Продвигается все так же хреново?

Я не верю своим ушам. Рауде не было в центре больше недели, но сейчас за стенкой говорит именно он.

– Не то слово. Причем с каждым днем все веселее.

Второго мужчину тоже узнаю сразу. Это Марат. Он не кричит и не огрызается, как на нас. В тоне отчетливо звучат нотки усталости и знакомая мне безнадежность.

– Как она?

– Вымотана. Это заметно. И все равно старается.

– Они решили ее сожрать?

С ужасом понимаю, что разговор обо мне.

– Уже доедают. И морально, и физически.

– Твою мать! Мое предупреждение не сработало.

– Смеешься? Этим царицам короны весь мозг пережали. Последняя стадия звездной болезни.

– На любую стадию есть свое лекарство. Ты мог мне позвонить.

– Эм… я планировал. Клянусь. Если бы она заплакала или ушла, набрал бы сразу. Но девчонка – настоящий боец. Она справляется. Даже голос ни разу не повысила.

От признания Марата становится тошно. Все эти дни он понимал, как мне плохо, знал причины и не сделал ничего, хотя мог… И должен был!

Словно раздумывает над чем-то своим, Леонас ничего не отвечает. Интуиция подсказывает, что он никуда не ушел. Кусая губы, я жду, что скажет. Но он молчит.

– Я отменил ближайшее выступление, – раздается где-то спустя минуту. – Следующее только через две недели. Успеешь подготовить короткое шоу? На две песни, как визитку.

– Не уверен. – Впервые за весь разговор голос Марата звучит тихо. – Ты сам знаешь характер этих баб. Им никто не нравится. Они даже друг друга еле терпят.

– В таком случае меняй программу! Пусть разучивают с нуля. Вместе.

– Ты серьезно?

В шоке от поворота я прокусываю нижнюю губу до крови. Рауде готов из-за меня полностью изменить шоу? Кажется, Земля сходит с орбиты.

– Ее давно нужно менять, – как ни в чем не бывало продолжает Леонас. – Ты сам просил год назад. Считай, что время пришло.

– Не кисло! Настя и Веро будут рвать и метать.

– Скажи, что это мое требование. Захотят поспорить, я готов пообщаться с каждой. Лично.

– Нет, с тобой они спорить не будут. Инстинкт самосохранения у этих… кхм, работает нормально.

– Тогда не вижу проблем.

– Да. А Ева… – Марат замолкает, не договорив. – Она интересная. Необычная девочка. Она твоя или можно…

– Девчонку не трогать! – прерывает хореографа Рауде. – Даже думать не смей! Через две недели жду новое шоу. Расходы на реквизит согласуй с Аллой. Я ее предупрежу.

– Хорошо. Все будет готово.

От Марата больше не поступает ни одного вопроса, ни одного предложения. Он будто сдувается.

Леонас тоже ничего не говорит. В тишине слышны шаги. Вначале одного мужчины, потом, спустя долгий тяжелый вздох, – другого.

Вскоре стихают все звуки. Чайки за окном и те перестают кричать. Лишь у меня за грудиной бухает и стучит все громче. До глупых счастливых слез на глазах и цветастых бабочек под сердцем.

Глава 30. Дебют

Следующий день оказывается совсем не таким, как предыдущие. Марат не ждет, когда девчонки допекут меня окончательно, и с порога заявляет о новом шоу.

Как ни странно, Анастасия и Вероника спокойно воспринимают эту новость. Они не возмущаются, не спрашивают о причине замены. Уточняют лишь, сколько у нас времени, и бросают любопытные взгляды в мою сторону.

Для всего персонала центра начинается период пахоты. Туда-сюда снуют осветители. Заливаясь литрами кофе, с раннего утра до самой ночи работают звукооператоры. Вкалывают до седьмого пота танцоры кордебалета. Костюмер и Арина в четыре руки снимают с нас мерки и каждый день устраивают подгонку новых костюмов.

Получивший добро на проект, Марат отводит душу по полной. Теперь мы втроем сбиваемся с ритма, оступаемся, получаем одинаковые нагоняи и редкие общие одобрения.

Со стороны это похоже на адский тимбилдинг. Сотни приказов, усталость, пение до хрипоты и постоянные эксперименты. По ощущениям – мясорубка.

Репетируем мы намного больше, чем прежде. Поем и танцуем по четырнадцать часов в сутки. Но, несмотря ни на что, впервые за все время жизни в центре мне хорошо.

Теперь я не чувствую себя слабым звеном, безголосой выскочкой и победительницей конкурса на самую неуклюжую девушку. Кайфую, если удается лучше всех завершить танцевальную связку, и радуюсь восхищенным взглядам, когда пою сольно.

Только сейчас питомник-серпентарий-продюсерский центр Рауде становится для меня настоящим учебным заведением, где можно стать звездой. А значит, и вытащить семью из огромных долгов.

* * *

Дата первого выступления в клубе наступает так же внезапно, как зима для коммунальщиков. Ночью я сплю без кошмаров. Эмоциональное и физическое истощение действуют лучше снотворного. А утром начинается особенный день.

Сразу после завтрака за нами приезжает огромный автобус и вместе с техническими специалистами, танцорами и реквизитом мы выезжаем в Вильнюс. К обеду успеваем дважды прогнать выступление на сцене небольшого ночного клуба и получить свежую порцию указаний от Марата.

– Чем хороши клубы босса, так это одинаковой планировкой, – устроившись на диване, бодро вещает Анастасия, пока в отдельной гримерке мы ждем вечернего выхода. – Можно с закрытыми глазами дойти до сцены, и никогда не промахнешься в поисках туалета.

Уже третий день подряд она заговаривает при мне на темы, не касающиеся шоу. Вряд ли это можно считать потеплением в наших отношениях, но я радуюсь даже такой видимости мира.

– То есть этот клуб принадлежит Рауде? – уточняю, обернувшись к Анастасии.

Та смеется.

– А ты думаешь, он на нас состояние сколотил? – хмыкает она.

– Нет… я не знаю.

– Основной доход Рауде – сеть ночных клубов, – лениво уточняет Вероника. – Вернее, они принадлежат ему и Ирме. Семейный бизнес. Здесь, в Москве, в Питере… Много где.

От упоминания жены Леонаса под ребрами покалывает. На этой неделе Рауде часто приезжал в центр. Я чувствовала, когда он находился рядом, ловила взгляд. А вот с Ирмой все было странно. После приезда в Литву она больше не появилась, будто ее совсем не заботили дела в центре.

– То есть у нас сегодня почти домашняя премьера? – прогоняя ненужные мысли, спрашиваю у девчонок.

– У нас гребаная работа. – Вероника забирает из моих рук бутылку с водой и, не заботясь о крышке, швыряет ее в урну.

* * *

Что эта фраза станет пророческой, я узнаю через несколько минут.

Пожалуй, было ошибкой считать клуб маленьким. Когда из трех входов начинают течь ручейки людей, он превращается в кальдеру от метеорита, с россыпью столиков ВИП-зоны наверху и огромным танцполом перед сценой.

Сложно предположить, сколько гостей в итоге соберется на нашу премьеру. Визуально даже к середине сборов их на порядок больше, чем на выступлениях Егора.

Не привыкшая к такому масштабу, я впадаю в прострацию. Пока музыканты других групп настраивают аппаратуру, а певцы занимают места перед микрофонами, как школьница, мысленно повторяю тексты и представляю свой выход.

Никакие репетиции не спасают от страха первый раз ступить на сцену. Он бронебойный, сильнее моей уверенности в себе и крепче веры во всех нас: в команду технических специалистов, в бэк-вокал, в подтанцовку, в Анастасию и Веронику.

В пустом зале с Егором и его друзьями я была готова к любым экспериментам. Хоть петь, хоть танцевать! Но сейчас, здесь… волнение накатывает волнами перед выступлением каждой новой группы, а когда объявляют «Малину», оно словно стальной проволокой опутывает позвоночник.

– Подготовиться!

От приказа Марата я забываю, как дышать и как передвигать ногами. Перед глазами все плывет, во рту пересыхает, как в пустыне.

– Ну все, красавицы, пошли! – Марат отступает в сторону, освобождая нам дорогу.

И я слушаюсь.

Все еще прямая, пережатая от волнения, на сцену выхожу самой последней. Тяну улыбку. И чуть не глохну от оваций.

Зрители встречают «Малину» стоя, громко и не жалея ладоней. Они будто разогревались во время выступлений других групп. Готовились орать, стучать и хлопать. Тренировались свистеть и танцевать.

От таких аплодисментов меня прибивает, как пыльным мешком. На плечи пудовыми гирями опускается ответственность, и только знание, что мой куплет последний, помогает удержать улыбку и устоять на ногах.

С первыми аккордами весь клуб становится единым организмом. Танцоры устраивают настоящее шоу, еще сильнее зажигая зал. Ударник и бас-гитарист входят в раж, имитируя музыкальное состязание. А талантливые девочки из бэк-вокала ювелирно скрывают все промахи солисток, не перекрывая их голосов.

Анастасия и Вероника почти идеально справляются со своими партиями, на репетициях было хуже. К окончанию куплета Вероники зал танцует и поет, а во время куплета Анастасии публика включает фонарики на мобильных телефонах, превращая клуб в сплошное звездное небо.

Восхищенная таким приемом, я жду свой третий куплет с особым волнением. Спокойнее было бы исполнить его вместе с девушками – влиться в группу хором, а не сольно. Если бы не вмешательство Рауде, так бы оно и было. Но еще на одной из первых репетиций он разделил куплеты на троих и запретил мне брать микрофон раньше времени.

Наш гениальный продюсер хотел, чтобы публика вызрела, чтобы дождалась дебюта новой солистки, как дети новогоднего подарка. По его задумке, мое соло должно было стать самой яркой частью программы.

О том, что случится, если я не справлюсь, никто не думал. И прямо сейчас я активно гоню от себя эти пугающие мысли. Стараясь расслабиться, слушаю последние строчки припева. Танцую. Улыбаюсь. А когда Анастасия передает мне микрофон, оживаю.

С новым ударом сердца взгляд останавливается на высоком широкоплечем мужчине в первом ряду. На его красивых, плотно сжатых губах. На непривычной темной щетине, прячущей ямочку. На карих глазах, которые словно видят насквозь и горят той же тревогой, что сжимает сейчас мои легкие.

Леонас волнуется за меня. Открытие прошивает грудную клетку, как шприц с адреналином, и страхи исчезают. С горла спадает удавка неуверенности, а вместо железной проволоки я ощущаю растекающееся по позвонкам тепло.

Как выясняется, все не вовремя. Расплата за две недели тяжелых тренировок, без издевательств и попыток избавиться от неугодной «новенькой», настигает внезапно.

Два куплета позади. Два припева тоже. Публика с нетерпением смотрит на мои губы, но микрофон глух ко всем попыткам продолжить песню. Не получается включить его ни с первой, ни со второй, ни с третьей попытки. Он не реагирует на тряску и стук. Не работает, как бы я ни жала на долбаную кнопку.

Шок обрушивается на сцену как снежный ком. Поняв, что происходит, музыканты виртуозно сворачивают куплет в еще один проигрыш припева, а группа кордебалета повторяет свой танец.

Странная заминка вроде бы незаметна для зрителей. Как назло, проклятый микрофон по-прежнему не отзывается ни на какие манипуляции, и с легкой руки Анастасии мой дебют летит псу под хвост.