Еще месяц назад я бы извинилась и, обливаясь слезами, убежала за сцену. Прежняя я не стала бы бороться. Та я не знала безжалостную Валентину Павловну и требовательного Марата, не доходила до психического истощения от работы с партнершами по сцене. Та Ева была экологом, геологом, географом, уборщицей. Обычной девчонкой, считавшей, что сможет чего-то добиться.

Месяц ада лишил этой наивности, но взамен дал кое-что другое.

Решение, как быть, приходит быстро. Цепляя микрофон на стойку, я больше не жду никакого спасения, не кошусь на Рауде, а начинаю петь. Вживую. Напрягая связки до предела своих возможностей.

Глава 31. Звезда родилась

Наша команда не готовилась к такому форс-мажору, но, стоит мне запеть, все мгновенно меняют свои планы. Бэк-вокалистки резко замолкают, звукооператор уменьшает басы, а танцоры живой стеной отгораживают меня от Анастасии и Вероники, словно сцена теперь только моя.

Благодаря их стараниям больше не приходится перекрикивать динамики и бояться новых подлостей от Анастасии. Можно просто петь.

Наверное, это безумие. Однако публика замирает. Все зрители, от важных гостей наверху до веселой молодежи на танцполе, с удивлением смотрят на меня. Шапокляк, которая уже готова была вынести на сцену запасной микрофон, разворачивается и уходит в зал.

Я не представляю, что будет после окончания шоу. Не думаю ни о штрафах, ни о других последствиях. И не останавливаюсь.

Бесконечные занятия по вокалу дают о себе знать. Голос звучит чисто. Тремор постепенно сменяется непривычным спокойствием. И как ответ на мои старания – с каждой пропетой строчкой, с каждым повтором все больше зрителей ВИП-зоны встают со своих мест.

Что это значит, – фурор или позор – разобрать не получается. Школьный хор и бесконечные прогоны в центре Рауде не готовили к подобному. Переплавляя отчаяние в песню, я делаю все, что могу. Выкладываюсь полностью. А когда музыка, наконец, стихает, закрываю глаза и слышу…

Не свист. Не крики. Такие громкие аплодисменты, каких не получали предыдущие артисты.

* * *

Следующие две песни «Малина» исполняет как на репетиции. Звукооператор вместе с охапкой роз незаметно передает мне новый микрофон и шепчет: «Круто». Басист с гитаристом, будто секьюрити, встают по обе стороны и не меняют своих позиций до завершения программы.

От солисток больше никаких сюрпризов. Анастасия игнорирует еще сильнее, а Вероника если и косится, то старательно прячет глаза.

После третьей песни, несмотря на просьбы зрителей спеть на бис, мы уходим. Анастасия вылетает в коридор первой. Она не реагирует на крики Шапокляк, не тормозит возле курьера с цветами и не объясняет, что задумала.

Все мы с удивлением наблюдаем, как она почти бежит в сторону черного входа и исчезает за поворотом.

Счастливая, что не придется объясняться хотя бы с ней, я не вмешиваюсь. Пока все обсуждают шоу, незаметно проскальзываю в гримерку, опускаюсь в мягкое кресло и наконец выдыхаю.

Одновременно с этим выдохом входит Вероника. В отличие от своей подруги, она никуда не спешит. Сменив шпильки на пушистые тапочки, Вероника аккуратно стирает макияж, медленно переодевается в удобный костюм и только потом, прихватив сумочку, направляется к двери.

По-хорошему, нужно попрощаться. Сказать: «До завтра» или «Хорошего вечера». До этого мне как-то удавалось оставаться вежливой. Однако на сегодня лимит доброты, кажется, иссяк.

Отвернувшись в другую сторону, я сбрасываю туфли, расстегиваю потайную пуговицу на платье… и чуть не роняю челюсть, услышав звонкий голос Вероники:

– Пока, соловей. Ты сегодня удивила всех.

– Что? – В шоке поворачиваюсь к ней.

– Настя заплатит, так ей и надо. – Впервые за две недели на лице красавицы Веро нет и тени холодности. – Здесь сложно не стать сукой. Но даже последние суки обязаны соблюдать правила. – Она подмигивает. – Больше не тронет.

Не ожидавшая такого откровения, я не знаю, что сказать. В голове карусель вопросов: почему не тронет, какие правила, как заплатит и другие. Только Вероника не ждет, когда созрею. Махнув на прощание, она уходит, и я остаюсь в одиночестве со всеми этими загадками и усталостью.

– Почему никто из вас не хочет ничего объяснить? – севшим голосом, спрашиваю в пустоту. – Где хоть один нормальный человек?

До выступления я верила, что дебют закончится праздником. Фантазировала, как буду принимать поздравления от команды, пить шампанское и давать свои первые автографы.

Сейчас это все еще реально: концерт продолжается. В любую минуту можно вернуться в зрительный зал и отпраздновать вместе с публикой. Там будут только рады появлению солистки «Малины». Но… будто кто-то сглазил, ничего из этого не хочется.

Вместо праздника я мечтаю сбежать отсюда подальше. Забиться в самый глухой угол. Заказать чай и с чашкой в руках медленно приходить в себя.

Возможно, если бы Анастасия и Вероника не показали пример своим побегом, я бы тоже ни на что не решилась. Но новая мечта слишком яркая, чтобы ей сопротивляться.

* * *

Забронированный Шапокляк номер отеля остается этой ночью свободным. Переодевшись в удобную одежду, я сажусь в первое попавшееся такси. Доверившись водителю, прошу отвезти в какую-нибудь скромную гостиницу подальше от центра.

Чистой воды безрассудство. Рауде пока не заплатил ни рубля, а остатка сбережений вряд ли хватит на что-то приличное. К счастью, мне везет.

Водитель такси, видимо, ничего не знает о новой солистке «Малины», поэтому привозит не в пятизвездочный дворец, а в маленький отель на краю города.

Ума не приложу, как завтра с пустым кошельком доберусь до клуба, но я ни о чем не жалею. Словно в родной дом, вхожу в свой номер. С улыбкой осматриваю скромный интерьер: окно с видом на крыши города, узкую кровать, покосившуюся тумбочку и пыльный торшер, освещающий все мягким желтым светом.

Вероятно, этот уютный свет и добивает. Скопившийся за выступление стресс каменной глыбой прижимает к полу, заставляет обнять колени и открывает шлюзы для слез.

В мгновение ока мне становится плохо и морально, и физически. До одури хочется уткнуться в плечо мамы или какой-нибудь из подруг. Рассказать о своей усталости и одиночестве.

Душа требует опустить проклятую задранную планку на нормальный человеческий уровень, спрятаться за чьей-нибудь спиной и дать волю слабой, неуверенной и еще слишком хрупкой Еве.

Захлебываясь рыданиями, пытаюсь понять, что же со мной происходит. Сжимаюсь в позе эмбриона и с запозданием, сквозь плач, различаю стук в дверь.

– Ева! Либо ты сейчас же откроешь эту дверь, либо я вынесу ее к чертовой матери! – доносится из коридора злой мужской голос.

– Леонас?.. – Я не верю своим ушам.

Рауде незачем искать меня сегодня. У него наверняка есть дела поважнее, чем одна трусливая певичка.

– Ева, девочка, давай, – уже без злости произносит он. – Поверни это гребаный ключ. Впусти меня в номер.

Глава 32. Плечо

– Сейчас…

Стараясь не паниковать, я быстро осматриваю себя в зеркале, собираю с пола использованные бумажные салфетки и суматошно поправляю одежду.

Получается не очень. Мне стыдно за не слишком чистый, маленький номер и неловко из-за заплаканного, распухшего лица. Будь хоть один шанс сбежать – рванула бы прочь не оглядываясь. Но Рауде, кажется, настроен серьезно.

Под грозное «Давай быстрее!» я шустро заталкиваю мусор в урну, умываюсь холодной водой и, как на эшафот, иду к двери.

Успеваю вовремя. Судя по сжатым губам, Леонас мысленно уже расправился с этой преградой и принялся шлепать одну несчастную беглянку по заднице.

– Я не ждала гостей, – выдавливаю осипшим голосом, обхватывая себя за плечи.

Рауде шумно выдыхает:

– Заметно.

Нет никакого желания впускать его в номер. Впрочем, спрашивать, очевидно, никто и не собирается. Леонас, как статую, отодвигает меня в сторону, по-хозяйски входит в скромную комнатушку и сам закрывает за собой дверь.

Беглый осмотр моих небогатых хором делает его карие глаза еще темнее, а желваки на скулах выразительнее.

– У тебя аллергия на люксы? – хмыкает он.

Не зная, как лучше ответить, я киваю.

– До слез. Я понял.

Леонас осторожно, как фарфоровую, берет меня за плечи и внимательно рассматривает лицо.

– Вы приехали, чтобы сообщить об увольнении? – На душе слишком паршиво, чтобы растягивать агонию или интересоваться, как он нашел адрес.

– Так сильно хочется вернуться домой к маме?

– А есть выбор?

Видно, как раздуваются крылья его носа и во взгляде мелькает злость.

– Выбор есть всегда.

– Я не портила микрофон. Клянусь. И шоу менять не планировала. – Стойкость дает трещину. Вместо того чтобы обвинять Анастасию и возмущаться, что на сцене не было запасного микрофона, привычно скатываюсь в оправдания: – Я извинюсь перед Маратом. Обязательно. Только не сегодня. Сегодня не смогу. Если кто-то из зрителей тоже остался недоволен, я извинюсь и перед ним. Правда, я не знала, что так может случиться. Это форс…

– Хватит. – Леонас прижимает к моим губам указательный палец. – Я уже понял, что ты готова извиниться перед каждой собакой, которая криво на тебя посмотрит.

– Я… – От неожиданности запинаюсь.

– Откуда ты взялась такая… неправильная? – горько усмехается он.

– Из Тюмени. – Бабочки в животе срываются со своих мест.

– Теперь буду проводить кастинги только там.

Подушечка указательного пальца чертит по коже линию от губ до уголка левого глаза. Стирает непрошеную соленую каплю.

– Вы уже готовы искать мне замену? – Внутри все дрожит, а я улыбаюсь, как дурочка, и радуюсь.

– На всякий случай напомню: контракт у тебя на пять лет. – Ладони Рауде соскальзывают по моим предплечьям вниз. – Пока что у меня нет ни одной причины расторгать его досрочно.

– А как же мой сегодняшний провал?

– Твой так называемый «провал» будет стоить очень дорого… Насте! Она не только сломала микрофон, но избавилась и от запасного. Однако с тобой тоже предстоит поработать.

– То есть… – Я прикусываю губу.

– Я планировал обсудить это завтра, на свежую голову. Но ты, похоже, решила устроить здесь еще один приток реки.

Словно борется с каким-то искушением, Леонас засовывает руки в карманы брюк.

– Вы хотите сказать, что я прошла испытательный срок и теперь вы будете моим продюсером?

Шапокляк предупреждала, что ему нужно несколько месяцев, чтобы принять окончательное решение. Наш контракт пока что связал обязательствами только меня. Даже в самых смелых мечтах я не могла представить, что Рауде так быстро определится.

– Что-то подсказывает, я об этом пожалею. И не один раз.

Леонас хлопает по матрасу и, когда я сажусь, начинает рассказывать.

Глава 33. Уроки для двоих

Открывая дверь Рауде, я и не представляла, какой длинной окажется эта ночь. До его приезда я ревела в два ручья, мечтала о защите, а теперь от перспектив кружится голова и замирает сердце.

Не прикасаясь, не повышая голоса, Леонас сидит рядом и, осторожно подбирая слова, говорит о главном.

О других солистках, которых нужно ставить на место. И как это лучше делать.

О новом альбоме, который группа должна была выпустить еще в прошлом году, но будет записывать в следующем месяце.

О пиаре.

Я никогда не была настолько наивной, чтобы верить желтой прессе или признаниям звезд с телеэкрана. Однако, что фасад может быть настолько искусственным, не могла и вообразить.

– Для начала, Ева, тебе нужен серьезный райдер. У каждой из солисток группы он свой. А еще есть общий, для команды.

– Мне ничего особенного не нужно. Номер в отеле, транспорт… все, – искренне недоумеваю я.

– Не бойся требовать больше. Принимающая сторона найдет, как компенсировать свои расходы. В крайнем случае будут торговаться. Но вот внимание ты привлечешь однозначно. Журналисты не упускают такие мелочи. Им нравится смаковать закулисные запросы звезд.

– И что же мне запрашивать?