Мама, держи меня за капюшон! (страница 10)
Пытаясь сообразить, где могла спрятаться Аня, Олег зашагал к выходу из двора, но тут его окликнули:
– Стой!
Толик, а за ним еще несколько человек шли следом.
– У меня времени нет.
– Знаем. Скоро совсем темно будет. Тут стройка рядом и тот дом заброшенный. Может, она там? Давайте, парни, вы на стройку, а мы с Олегом на заброшку. Поищем девчонку.
Олег ничего отвечать не стал. И так все понятно. Если пошли за ним, значит, совсем уж отсталым не считают. А с остальным после разобраться можно.
Толик молча бежал рядом, и Олегу оставалось только радоваться, что он теперь не один. Лезть в заброшенный дом в одиночку, да еще и в сумерках, было все-таки страшно.
– Ты чего на нее сорвался? – Толик остановился у ветхого забора, окружающего заброшенный дом, и посмотрел на Олега.
– Не знаю. Надоела. Приставучая такая. Ходит за мной все время.
– И что? Все мелкие такие. Мои тоже не слезали бы с меня, дай им волю. Разве это плохо? Когда у тебя кто-то есть? Ну брат или сестра?
– Хорошо, наверное. Просто…
– Да понял я. Напрягает. Так и сказал бы ей. Только не так, как ты это сделал, а спокойно.
– Думаешь, я не говорил?! – Олег сорвался. – Она слушать ничего не хочет! Олежка, Олежка…
– А к Аське она тоже так пристает?
– Ага. Или к ней. Или ко мне. Хорошо, когда в садике. А если выходные, то лезет все время.
– Слушай, а если бы ее не было?
– В смысле?
– Ну совсем? Вот представь, что мы ее не найдем? Или найдем, но сделаем вид, что не нашли?
Олег удивленно уставился на друга, а потом сжал кулаки и шагнул вперед:
– Повтори, что ты сейчас сказал?!
Драка была неизбежна. Толик усмехнулся, поднимая руки вверх.
– Тихо! Я просто дал понять, что на самом деле у тебя в голове. Если ты за нее боишься, значит, она тебе не чужая. Понял?
Олег кивнул. Прав, наверное, Толик. Страшно ему сейчас было так, что внутри что-то скулило тоненько и скреблось, отнимая силы и не давая думать.
– Успокоился? Тогда идем! Фонарика-то у нас нет. А скоро совсем ничего не видно будет.
Заброшка встретила их смрадом и тишиной.
– Анька! – Толик закричал так неожиданно, что Олег шарахнулся в сторону и чуть не провалился в дыру на лестнице.
Ступеньки давно прогнили, и старое дерево держало едва-едва. Толик осторожно шагал вдоль стены, тщательно ощупывая ногой каждую ступеньку, прежде чем встать на нее, и прислушиваясь, не откликнется ли Аня.
Приглушенный крик донесся до них, когда они почти добрались до верха первого пролета. Олег дернулся и, уже не разбирая и не сторожась, кинулся вниз по лестнице. Одна из ступенек подломилась под ним, но он успел отдернуть ногу и скоро уже бежал по коридору куда-то вглубь дома, стараясь не потерять это тихое:
– Помогите!
Толик нагнал его уже у двери в какую-то каморку. Это была не дверь в квартиру, а скорее в кладовую, недалеко от лестницы. Дверь была закрыта, но именно оттуда доносился Анин голос.
– Ань, Анюта, ты здесь? Это я, Олег!
Обиженный рев стал ему ответом.
Олег толкнул дверь раз, другой, а потом навалился на нее так, словно она была виновата в том, что произошло.
– Давай! Чего стоишь? – Олег оглянулся на Толика и увидел, что тот куда-то делся. – Толян! Ты где?
– Да тут я! Отойди-ка! – Толик просунул какую-то железяку, найденную в коридоре, между замком двери и косяком, а потом потянул на себя изо всех сил. – Помогай!
Трухлявое дерево все-таки поддалось, и мальчишкам удалось вывернуть замок. Зареванная, чумазая Аня кинулась к Олегу и, вцепившись в его футболку, взвыла так, что Толик заткнул уши.
– Довели девку! Олег! Уйми ее!
Но команды Олегу были уже не нужны. Он обнял дрожащее тельце, прижал к себе, и что-то сильное, мощное, чему он пока не знал названия, развернулось внутри, отбирая дыхание. Он только и мог сейчас, что бормотать что-то ласковое, вытирая грязными руками слезы со щек девчонки, которая давно уже стала ему сестрой, пусть даже он этого и не заметил.
– А она захлопнулась… А я кричала, кричала… А ты не шел… Где ты был? Почему так долго? – Аня все говорила и говорила, но Олег ее уже не слушал.
Он обнял сестру, стиснув ее плечо тонкими пальцами, а потом скомандовал:
– Домой пошли! Мама волнуется! Ты зачем сюда полезла, а?
– Я хотела из дома уйти… Чтобы не мешать…
– Совсем уже? Кому ты там мешала?
– Тебе…
Коротенькое слово хлестнуло наотмашь, и Олег поежился. Все правильно! Получите, Олег Александрович! Так вам и надо! А потому что нечего маленьких обижать! Да еще таких, для которых вы та сила, что должна уберечь от всех страхов и напастей! Стыдно? Еще как!
Олег остановился, присел на корточки и взял Аню за руки. Липкие ладошки были грязными, но он все-таки прижал их к своим щекам, не думая о том, как это будет выглядеть и что скажет потом парням во дворе Толик.
– Ань… Прости меня! Я болван! Хочешь – можешь ударить меня или маме пожаловаться.
– Тебя тогда накажут…
– И правильно сделают!
– Нет! – Аня вдруг подалась вперед, обхватив Олега за шею, и заглянула ему в глаза. – Ты только больше не кричи на меня, ладно? Бабушка на меня никогда не кричала. Она говорила, что, когда кричат – слышно плохо. Ор и ор, а слов не разобрать. Ты не кричи… А я не буду к тебе приставать.
– Нет уж! Приставай, пожалуйста. Я тебе брат или кто? Вон у Толика спроси. Он говорит, что так положено, чтобы сестры младшие братьям нервы мотали. Так, Толян?
– Ага! – Толик, который проявил неслыханную деликатность, и стоял теперь, отвернувшись, все-таки глянул на друга. – Куда без этого?
Пройдет несколько лет, и высокий крепкий парень, в котором с трудом можно будет узнать Олега, попрощается с семьей на перроне вокзала. Тонкие пальцы Ани коснутся крапового берета, особой гордости брата, и она прикусит губу, чтобы не разреветься.
– Анька! Выше нос! Я ненадолго!
– Ага! Ты все время так говоришь! А потом пропадаешь, и ни слуху ни духу!
– На твою свадьбу приеду!
– Не обещай…
– Аську замуж выдал, а теперь – твоя очередь.
– Я сначала диплом получу, а потом уже замуж.
– Да-да! Свежо предание, а верится с трудом!
– Олежка!
– Я за него!
Сильные руки подхватили Аню, и она уткнулась носом в шею брата:
– Я ждать буду!
– Я знаю! Только не реви! Когда ты плачешь, у нас там дождик идет. Проверено. Мокро…
– Не буду! Я потом пореву, когда ты вернешься, ладно?
– Тогда можно будет. Реви! – Олег поставит сестру на землю и щелкнет по носу.
– Не грусти! Я скоро…
Поезд давно уже уйдет, а на перроне будут стоять, обнявшись, две тонкие фигурки. И тот, кто уехал, будет точно знать – его ждут. А значит, надо вернуться. Ведь других вариантов не предусмотрено.
Булочка
– Мама, а как ты думаешь, мне там понравится? – Полина то и дело сбивалась с шага, шаркая ногами, и тянула Лизу за руку, словно пытаясь остановить ее.
– Не знаю, родная. Новые друзья, новые впечатления. Разве это плохо?
– Хорошо, наверное… Бабушка говорила, что труса праздновать – это глупо.
– Думаю, она права была. Чего ты боишься?
– Не знаю…
– А если не знаешь, то зачем придумывать себе страх так стараешься? Погоди немножко, и сама все увидишь. Мне эту школу очень хвалили. Там даже бассейн есть. Представляешь? – Лиза вздохнула и прибавила шаг. – Но если мы с тобой будем так плестись, то точно опоздаем! В первый же день. А оно нам надо?
Легкая улыбка тронула уголки ее губ, и Полина вообще остановилась и замерла, как делала всякий раз, когда мама улыбалась. Это случалось так редко, что похоже было на настоящий праздник.
– Мамочка…
– Идем! – Лиза глянула на дочь и потянула ее за руку. – Сегодня будет хороший день!
– Обещаешь? – Полина подстроилась под торопливую поступь матери и закусила губу. – Я бы этого хотела…
Новая школа, которую сдали лишь накануне учебного года, была огромной. Красивые корпуса, выкрашенные в яркие цвета, площадки для игр и большой стадион. Все это было так не похоже на ту маленькую деревенскую школу, в которой Полина училась раньше, что они с Лизой постояли минутку, любуясь этим великолепием, а потом заторопились.
В первый класс за год до этого Полина пошла в той деревне, где они жили с мамой и бабушкой.
Свежевыкрашенные парты, гулкие деревянные полы и запах краски и цветов, которых было столько, что учителя даже не пытались поставить их в вазы. Они набирали воду в ведра и опускали туда охапки ярких георгинов и астр, которые родители ранним утром тщательно выбирали в своих палисадниках, чтобы отправить детей в школу «как положено».
Маленькие смешные первоклашки, которых было почти не видно за пышными букетами… Четыре девочки и семь мальчиков. Вот и весь класс. Огромные белые банты, новенькие брюки с отглаженной стрелочкой и робкое: «Мамочка, а ты меня подождешь?!»
Все это Полина помнила так, как будто это было вчера. Она все еще отчаянно тосковала по друзьям и любимой учительнице. И никакие посулы, что она теперь будет учиться в одной из лучших школ города, куда они переехали с мамой летом, не заставили бы ее забыть свой первый год в школе. Даже сейчас в ее новеньком рюкзаке лежала открытка, которую нарисовали для нее одноклассники, провожая. И больше всего на свете ей хотелось бы оказаться сейчас там, в своей маленькой школе, где так тепло и уютно. Где друзья и где не страшно…
Вообще-то Полина была храброй девчонкой. Не боялась пауков, переплывала речку туда-сюда дважды в самом широком месте и даже ездила верхом на Звездочке – очень капризной кобыле соседа дяди Миши. Почему-то Полину кобыла, не любившая чужих, подпускала к себе без проблем и вела себя настолько смирно, пока храбрая соседская мелочь ерзала у нее на спине, что даже хозяин посмеивался:
– Ох, женщины! Инстинкты никуда не денешь! Дите же! Вот она и терпит.
Он позволял Полине, вцепившейся в гриву и тихонько поскуливающей от восторга, проехаться на Звездочке по улице, держа повод в своих руках.
– Я сама хочу!
– Рано, Полюшка! Подрастешь немножко, тогда и позволю.
Полина подросла, но разрешения так и не получила.
Они с мамой уехали из деревни сразу, как только не стало бабушки.
Именно из-за матери Лиза вернулась в свое время туда, где выросла. В родной дом. В деревню, откуда уехала когда-то в город, чтобы поступить в университет.
– Не возвращайся сюда, доченька! – напутствовала ее мать. – Живи своей жизнью! Я ничего хорошего здесь не видала. Приехала когда-то вслед за твоим отцом. Влюбилась… Красивый был, умный, обещал мне горы золотые, а я, дуреха, уши-то и развесила… А оказалось…
– Мам, разве у тебя плохая жизнь была?
– А что хорошего в ней было, кроме тебя? Я же света белого не видела. Дом, ферма, хозяйство, ребенок на руках… А отец твой быстро забыл и про слова, которые он мне говорил, и про то, что обещал. Я просила его вспомнить… Да куда там! Все не так ему было, все не эдак. А потом и вовсе ушел. Бросил нас. Хорошо еще, что дом оставил тебе. Так и сказал. Не мне оставляет, хотя я ему женой была без малого пятнадцать лет, а тебе. Дочке.
– Мамочка, это твой дом!
– Да какая разница, чей он?! Ты же меня не выгонишь. Не так я тебя воспитывала.
– Ты никогда не говорила плохо о папе…